(О книге Василия Ковалёва «Другими словами»^[1])

Каждой новой книге поэта не избежать сопоставления с предыдущими. Для рецензентов и вдумчивых читателей всё опубликованное ранее – необходимая опора для выстраивания суждений об очередном отчете автора перед ними. И уж второй по счету сборник сравнивают с первым, дебютным особенно пристрастно. Так было и тогда, когда в серии «Новый Орфей» литературного альманаха «Urbi» вышла вторая книга Василия Ковалева «Другими словами».

Часто бывает, что, поспешив с изданием собственных опусов, молодой автор впоследствии стыдится опубликованной им чепухи. Что и говорить, многим классикам отечественной словесности приходилось в нежном возрасте гоняться за тиражом свого первого сборника с единственной целью: уничтожить его, и как можно скорее – чтобы не прочли, не сочли графоманом, но прежде всего для того, чтобы не умножать хаос в литературе. Многим нынешним лирикам не мешало бы иметь столь же высокую требовательность к собственным сочинениям. Однако не будем отклоняться в сторону – я лишь хотел сказать, что к Василию Ковалеву это совершенно не относится.

Дебютировав книгой стихов «Форма жизни» (Санкт-Петербург, 2002 г.), он вызвал немало враждебных выпадов из самых разных литературных лагерей, в том числе и от собратьев по литобъединению. Однако обвинений в бездарности, графомании или низком уровне версификационной выучки не было. Было другое. Прежде всего – раздражение по поводу «стертой лексики», отсутствия в текстах «напряжения» и «ярких моментов», неприятие «авторской позиции», выраженной в «безжизненности», «астеничности» лирического героя, его подчеркнутой отстраненности от жизни. Обобщая, многие теоретики торжественно выносили первой книге, как, впрочем, и всей лирике Ковалева смертный приговор. Многие не верили, что, «продолжая в том же духе», поэт сможет сделать следующий шаг. Но этот шаг сделан, и объявить его топтанием на месте никак не получится.

Движение вперед заметно, прежде всего, с технической точки зрения – угловатость некоторых стихотворений «Формы жизни» почти полностью пропадает во второй книге. Тексты становятся более плотными, словоупотребление – более точным. Не пытаясь спорить с совершенно бесспорным тезисом о единстве формы и содержания в изящной словесности, замечу, что лексическая рыхловатость дебютного сборника полностью рифмуется с размытостью черт его лирического субъекта. Тема первой книжки Василия Ковалева, собственно, в этом и состоит: человек, с головой погруженный в экзистенциальное тесто, тяготится бесструктурностью, бесформенностью окружающего. Этому он противопоставляет собственную парадоксальную «форму жизни» - отстраненно-героическую. Лирический субъект имеет мужество участвовать в броуновском движении элементарных человекочастиц при полном осознании бессмысленности этого процесса. Так он дистанцируется от реальности. И в то же время учится видеть в ней проблески какого-то очень далекого потустороннего сияния. Для Василия Ковалева эта возможность возникает при полном самоустранении себя – если не из мира, то из собственного стихотворения:

…А герой стихов твоих – не ты,
даже не рассчитывай на это.
Только волны ледяного света,
только гений чистой красоты.

В выборе присутствия-отсутствия есть что-то от романтической позиции. К слову, романтическая нота во второй книге Ковалева не исчезает, а напротив, усиливается. Не случайно в нескольких стихотворениях он обращается к эпохе, в которой жили «Веневитинов, Лермонтов, прочие…». Не случайно и то, что ряд текстов содержит строчки, в которых Ковалев не боится выглядеть одним из этих «прочих»: «Оставь, мне, Господи, сомненье…», «Воспоминанья бес лукавый», «Как, Господи, много во мне чепухи…».

В симпатии к эпохе балов и дуэлей поэт близок своему старшему современнику – покойному Борису Рыжему, автору ряда пародийных «гусарских» стихов. Но сближает двух поэтов не столько литературная ретроспективность, сколько увлеченность хождением по краю жизни и заглядыванием в бездну небытия.

Если мир «Формы жизни» напоминает мир сартровской «Тошноты», то  герой второй книги видит действительность уже в ином – обретающем структуру и смысл виде. Мир кристаллизуется благодаря предельному приближению взгляда поэта к черте, за которой этот самый мир заканчивается. Тема смерти в стихах второго сборника звучит более часто и отчетливо. Сама смерть обретает реальные черты, воплощаясь в ликах окружающей автора действительности.

Смерть приходит в хрустящем халате
с авторучкой в нагрудном кармане,
смерть бесшумно идет по палате
и глядит на заварку в стакане…

Осознание собственной смертности – потеря первобытной невинности. Вочеловечивание иначе не происходит. Остается только печально констатировать:

…хорошо, что березам и травам
ничего не известно об этом…

Даже не зная обстоятельств жизни автора книги, понимаешь, что возможность писать так оплачена им самой твердой валютой – собственным опытом. Длительное пребывание поэта в перманентной пограничной ситуации «благодаря» болезни, взгляд на мир, людей и на себя самого из окна лечебного заведения  нашли отражение в лучших текстах новой книги Василия Ковалева. Но лепрозорий – лишь наиболее отчетливая модель существования автономной думающей личности, для которой весь мир – больница с ее абсурдом и копошением на грани жизни и смерти.

Однако не стоит думать, что второй сборник Василия Ковалева исполнен онтологического пессимизма. «Другими словами» - книга отнюдь не мрачная. В ней жизнь лирического героя обрела причудливую форму счастья-отчаянья, став наглядной иллюстрацией набившего оскомину и все же верного тезиса о единстве противоположностей. Просто и в жизни, и в поэзии иначе не бывает. Нет «чистых сущностей». И не случайно в стихотворениях, где «описано» эмоциональное состояние поэта, в одной строчке зачастую умещается несколько разных, зачастую взаимоисключающих эпитетов: «весело, противно и тепло», «как грустно, светло и свежо», «очумелых, нежных, несвободных» и т.п.

Действительность не дает никаких гарантий, и всё же она – лучшая награда. И здесь не стоит почем зря поминать «человека абсурда» Камю. Персонаж книги – не Сизиф с его бессловесным камнем. Скорее это – Эдип, беседующий со сфинксом.

Александр ВЕРГЕЛИС

---

[1] Василий Ковалёв «Другими словами». Книга стихов – Urbi: литературный альманах. Выпуск пятьдесят шестой: серия Новый Орфей (21). Санкт-Петербург 2006 г.