«ТАКИЕ РЕЧИ БЬЮТ НАВЕРНЯКА» [1]

 

C 5 марта Палата общин начала интенсивно « prepare the Particulars »: допрашивались свидетели, выяснялись роли referees в ходе рассмотрения патентов и т. д. Кранфилд, недовольный позицией некоторых коммонеров, считавших, что перед Палатой стоят и другие, не менее важные вопросы, требовал: «мы должны отложить в сторону все прочие дела» [2], пока дело о монопольных патентах не будет передано лордам. А « bell - wether » Кок, сетуя на своих нерадивых коллег, (напоминавших ему, что, согласно нормам common law , неутомимым защитником которых сэр Эдвард себя неизменно выставлял, обвиняемые имеют право на адвоката или, по крайней мере, на выступление в свое оправдание), сокрушался по поводу того, что никогда еще не уделялось столь мало внимания столь великому делу.

И все-таки, несмотря на сдержанное рвение некоторых членов нижней палаты, работа кипела. Сэр Томас Кру ( Th . Crew ) вместе с двумя помощниками занимался монополией на постоялые дворы, Х. Финч ( H . Finch ), тоже с двумя помощниками, – патентом на золотые и серебряные нити. Кок был поглощен поиском прецедентов для юридического обоснования парламентского судопроизводства. А сэр Эдвин Сандис инструктировал коммонеров, чтобы те внимательно изучили все отягчающие обстоятельства.

Разумеется, принципиальность и решительность Кока, Кранфилда и прочих имела четко очерченные пределы, о чем свидетельствует, в частности такой эпизод. Когда 5 марта в Палате Общин докладывались показания Илвертона по поводу истории патента на золотые и серебряные нити (см. выше), коммонеры подняли шум. Их возмутило поведение referees . Сэр Дадли Диггес ( D . Digges ) предложил принять законопроект против монополий и декларацию, в соответствии с которой все держатели патентов и эксперты должны быть прокляты. Другой член нижней палаты назвал всех, кто имеет отношение к монопольным патентам «кровопийцами и предателями ( vipers )». «Королевский атторней вынужден опасаться сэра Эдварда Вилльерса и сэра Джайлса Момпессона! Какой стыд!», – возмущался коммонер [3]. Дело принимало серьезный оборот. И тогда Кранфилд поспешил заявить, что сэр Эдвард (Вилльерс) не получал никакой поддержки со стороны Бэкингема [4]. Но тут начали высказываться (и не самым благоприятным для Э. Вилльерса и Момпессона образом) те члены Палаты общин, которые до того молчали. Тогда, в критический момент дебатов, Э. Саквилл заявил, что Палата не должна склоняться ни перед кем, сколь бы влиятельным он ни был и какой бы высокий пост ни занимал [5]. Тут же было принято решение вызвать для объяснений всех referees .

Следовало убедить лордов принять жесткое антимонопольное постановление, для чего требовалось составить аргументированное обращение в верхнюю палату. Обязанности были распределены следующим образом: Д. Диггес напишет вводную часть, Т. Кру, Х. Финч и Уильям Хэквилл ( W . Hakewill ) займутся анализом самых спорных патентов (с указанием имен referees ), Э. Сандис сделает обобщение, а Кок займется подбором прецедентов и составлением заключения.

Причем и поборники common law , и противники монополий, и защитники свободной торговли утверждали не просто одно и тоже, но именно то, о чем уже давно говорил Бэкон. Видимо, поэтому последний не ощущал, что лично ему эта шумная кампания может принести какие-либо серьезные неприятности, несмотря на призывы некоторых коммонеров разобраться с referees , одобривших в свое время выдачу наиболее «вредных» патентов [6]. И в известной мере, как показали дальнейшие события, он был прав. Но только в известной мере.

Накануне совместного заседания палат, 7 марта 1621 г., Бэкон уверяет Бэкингема, что «завтрашняя конференция пройдет спокойно в том, что касается referees ». Даже Кранфилд смягчил свою позицию и полагал, что «не следует трогать консультантов ( referees ) ... и смотреть не назад, а в будущее». Вот только на счет Кока у Бэкона были сомнения, но если бы Его Величество поговорил с ним (с Коком), то «сл о ва короля было бы достаточно» [7].

Утром 8 марта общины устроили своего рода «генеральную репетицию». Тон задавали Диггес и Кок. Но неожиданно в 10 часов спикер нижней палаты Ричардсон объявил перерыв и направился к выходу под удивленно-негодующий ропот присутствующих. Репетиция была сорвана. Кроме того, когда членам Нижней палаты нужно было предъявить результаты своего «великого дела» лордам, пыл Кока и его сподвижников несколько поостыл, поскольку выяснилось, что доказательная база у них несколько слабовата. Момпессон успел сделать только устные заявления весьма общего свойства, Илвертон, находившийся в Тауэре, где его допросили два коммонера, ограничился туманными намеками на каких-то «высоких особ» и т. д.

По свидетельству Д. Чемберлена, выступавшие обвинители из нижней палаты не осмелились «докопаться до сути дела ( touch matters to the quick ) в том что касается referees . (Имена последних так и не были названы. – И. Д .). Сэр Эдвард Кок, который выступал после них, понимая это, не удержался от порицания [своих коллег] и просил лордов, чтобы их милости не делали на этой конференции окончательных выводов ... » [8]. А между тем приближались пасхальные каникулы, после (или во время которых) могло случиться всякое, например, мог измениться настрой Палаты лордов. Времени терять было нельзя и Кок предложил встретиться всем Парламентом еще раз в ближайшее время.

На следующий день, 9 марта, члены нижней палаты обменялись впечатлениями от состоявшейся (а точнее, провалившейся) конференции [9]. Ругали Ричардсона, referees называли государственными преступниками, а Кока – «Геркулесом и столпом [нижней] палаты» [10]. «Никогда еще я не видел парламент в таком расстройстве», – сокрушался Альфорд [11]. Все оправдания со стороны Х. Финча, Кру и Хэквилла, которые так и не назвали имен referees , сводились к тому, что они были недостаточно информированы. Как заметил Р . Заллер , « No one was willing to risk his skin on that » [12]. Кок, как мог, всех успокаивал, мол, не все прошло так плохо, особенно хорош был сэр Д. Диггес. И вообще, не надо попусту тратить время на взаимные обвинения и о том, что не было сказано вчера, следует сказать на следующей встрече с лордами [13].

Во время дебатов сэр Роберт Фелипс, – страстный борец за парламентские свободы и еще более страстно желавший получить какую-либо государственную или придворную должность, а потому в своих нападках на Бэкона тщательно выгораживавший Бэкингема [14], – обвинил парламентариев в том, что те боятся признать виновными лорда-канцлера и лорда-казначея из уважения к их высоким постам. Кок его поддержал: «для обвинения Момпессона было сделано достаточно, давайте копать глубже» [15]. Сам Кок, в отличии от своих коллег, обладал достоверной информацией о том, кто и по каким патентам давал экспертные заключения, поскольку он, помогая Бэкону выработать рекомендации королю по отмене монополий, изучил истории множества патентов, но связанный клятвой о неразглашении конфиденциальной и секретной информации, не мог поделиться с коммонерами этими сведениями без разрешения короля. Кроме того, сэр Эдвард исходил из того, что признание обвиняемого само по себе является веским и в ряде случаев вполне достаточным доказательством. «Мы никогда не излечим раны государства, если не дойдем до самого основания ( the Bottom ). И если мы не можем дойти до истоков ( to the Originals ), то давайте примем признание сэра Илвертона, который является соучастником преступления», – убеждал он членов нижней палаты [16].

Все выступавшие подчеркивали необходимость выяснить роль referees в создании монополий (особенно лорда-канцлера и лорда-казначея). Было также решено отправить Кока в Палату лордов с просьбой устроить конференцию на следующий день, в субботу 10 марта. Кок поутру отправился к лордам и те согласились встретиться с коммонерами в два часа пополудни. На этот раз докладчики – Кру и Финч – были готовы, опираясь на показания Момпессона и Илвертона, назвать имена referees и представить всю собранную ими информацию относительно монопольных патентов [17].

Однако неожиданно перед началом второй конференции в Палату лордов прибыл король и выступил с длинной речью. Его Величество был очень встревожен происходившим в Парламенте, ибо под удар ставился и его имидж, и имидж фаворита. «Все патенты, – объявил Яков, – даю я и ваши рассуждения здесь … не могут не отразиться на мне» [18]. И далее король напомнил парламентариям, что решение о законности и приемлемости патента является прерогативой суда, а не нижней палаты Парламента [19] и, кроме того, перед тем как поднимать шум в обеих Палатах не грех бы посоветоваться с королем или фаворитом. Кэтрин Боуэн приводит – без каких-либо ссылок на первоисточник – следующие слова короля: «Обычно, перед началом работы Парламента мои подданные всякий раз, когда им нужно получить какое-либо одобрение, являлись ко мне или к Бэкингему. Ныне же, они идут прямиком в Парламент, как будто мы оба более не существуем» [20]. И далее Его Величество, напомнив присутствующим, кто здесь главный [21], рассказал притчу о корове, которая попросила зимой отрезать ей хвост, потому что он стал ей в тягость, а летом, когда ее стали изводить мухи, корова попросила, чтобы хвост ей вернули. «Я и Бэкингем, – пояснил король, – подобны коровьему хвосту. Когда сессия завершится, вы с радостью пригласите нас защищать вас от злоупотреблений» [22].

Однако закончил король свою столь решительно начатую речь в более мягком тоне. Он похвалил Бэкингема как администратора и согласился с предложением Кока аннулировать монополии (хотя ранее отверг тот же самый совет, данный ему Бэконом). Король признал, что монополии не принесли государству ничего, кроме жалоб и беспокойств, но его вины в том нет, поскольку он был введен в заблуждение своими консультантами.

Позднее, в конце апреля 1621 г., когда процедура импичмента лорда-канцлера была в самом разгаре, и угроза парламентского суда нависла также над лордом-казначеем Генри Монтагю, одним из referees по многим монопольным патентам, на которого, замечу, жалоб поступало больше, чем на Бэкона, Яков весьма недвусмысленно заявил коммонерам, что они «не должны осуждать людей за ошибки во мнениях, если только не было [факта] коррупции» [23]. И вообще – коммонерам не следует забывать о таких вещах, как « the King ' s honor and the subject ' s good », а также о там, что «человеку свойственно ошибаться», а потому члены нижней палаты «не должны разбираться ( aim at ) с патентами, но лишь со злоупотреблениями по ним» [24]. Эти слова, напоминаю, были сказаны Его Величеством в конце апреля, но до того, 10 марта, король не счел возможным вступиться ни за Бэкона, ни за Монтагю. Он лишь позволил лорду-канцлеру и лорду-казначею выступить с оправданиями и предупредил: «если они не смогут это сделать должным образом, они не заслуживают того, чтобы и далее занимать свои посты» [25].

Коммонеры требовали наказания виновных в выдаче ненавистных монополий. Яков, естественно, не мог взять вину на себя, даже частично, его имидж за границей и без того сильно пострадал после истории с Пфальцем (поэтому речь короля в Палате лордов как раз и была посвящена тому, что он ни в чем не виноват, это referees дали плохие советы и мошенники типа Момпессона его обманули). Не мог он и признать вину фаворита и его родни. Причем, не только по причине своей сексуальной, а в известной мере, и душевной привязанности к Бэкингему. Падение маркиза означало бы опасное нарушение внутриполитического равновесия. Яков тогда оказался бы лицом к лицу с «ястребами», т. е. с воинственными представителями антииспанской партии [26]. По холодному расчету оставалось одно – дать на «растерзание» кого-то из «верных слуг». Бэкон, раздражавший многих и своими достоинствами, и своими недостатками, воспринимавшийся как креатура (или, во всяком случае как близкий друг) Бэкингема, был идеальной фигурой для парламентского заклания. Таким образом, выступление Якова в нижней палате стало пятой и важнейшей вехой на пути к импичменту лорда-канцлера . Если в начале работы парламента Бэкон казался недосягаемым для критики и тем более для парламентского расследования, то теперь, когда коммонеры всерьез принялись за referees , положение сэра Фрэнсиса, которого и Яков, и Бэкингем уже были готовы принести в жертву, стало куда более уязвимым.

Закончив свое наставление, король уже покинул было собрание лордов, но тут ему сообщили, что Кок намерен договориться с верхней палатой о следующей конференции по поводу монополий. Яков в гневе, осыпая коммонеров проклятиями, спешно вернулся к лордам. Мало того, что сама эта тема не вызывала у Его Величества положительных эмоций. Король ждал от Палаты другого – скорейшего принятия закона о субсидиях. Коммонеры же опасались, что как только Яков получит деньги, он разгонит Парламент, а потому не торопились оформлять уже проголосованное ранее решение в закон.

Король потребовал, чтобы парламентарии отложили все прочие дела до тех пор, пока законопроект о субсидиях не пройдет обе палаты и пусть лорды немедленно поставят в известность Палату общин об этом его распоряжении, на что те возразили – они уже дали согласие на конференцию и как-то нехорошо брать свои слова обратно (не по-лордски!), вот если Его Величество соизволит обратиться к коммонерам непосредственно, тогда другое дело, слово короля – закон. Яков тут же послал в нижнюю палату атторнея Томаса Ковентри. Члены Палаты общин, увидев сэра Томаса с королевским предписанием, немало изумились, потому как обычно послания Его Величества им доставлял не атторней, но кто-то из коммонеров-членов Тайного Совета. Пока У. Хэквилл и Г. Монтагю обсуждали прецеденты, Ковентри ждал за дверью. Кок, неплохо информированный о том, что происходило в тот день в Палате лордов, настоял, чтобы послание от короля было принято. Ознакомившись с распоряжением Якова, коммонеры заверили Его Величество, что успеют и билль принять, и конференцию провести [27].

Между тем, Тоби Мэтьюз информировал Бэкона из Брюсселя, что, по дошедшим на Континент слухам, обе палаты решили сместить лорда-канцлера. Но Бэкон, хотя и несколько встревоженный происходящим, не считал себя виновным. «Я благодарю Бога, – писал он сэру Тоби, – что мои действия законны и достойны, и, я надеюсь, Господь благословит меня» [28]. Удивительно, что Бэкон с его опытом общения с жульнической администрацией Якова не осознал свою уязвимость. Он, прекрасно знавший историю и в целом неплохо разбиравшийся в людях, почему-то полагал, что первое лицо государства должен ценить в своих советниках такие качества как ум, честность, верность престолу, забота о государственных интересах и т. п., тогда как в действительности во все времена дела обстояли совершенно иначе – власть заботилась исключительно о своих интересах: о своем благополучии, своем имидже, своих доходах, своей безопасности, своих прихотях и утехах, и ради этого готова изничтожить кого угодно, от Фрэнсиса Бэкона до экипажа атомной субмарины. Кстати, Яков I , как покажут дальнейшие события, в этом отношении являл собой далеко не худший пример. Что же касается коррупции, то при надлежащих масштабах она становится средством государственного управления, как это имело место в Англии начала XVII столетия.

Между тем описанные выше парламентские дебаты конца февраля – начала марта не на шутку встревожили Бэкингема, он опасался, что «стрела возмездия», направленная в его брата, может поразить его самого. Еще 3 марта он заявил в Палате лордов, что не в его правилах бросать друга в беде, но если тот совершил преступление и обманул короля, то он, Бэкингем, будет первым, кто выступит против негодяя. Да, признался маркиз, это он представил Момпессона королю, но ведь каждый может обмануться, а кроме того, патенты Момпессона были скреплены Большой государственной печаться лишь после того, как они были рассмотрены «лучшим и ученейшим» лицом. Слова Бэкингема были переданы Коком и Фрэнсисом Фейном ( F . Fane ) коммонерам . Видимо, последние (как и лорды) поняли, куда клонит фаворит – всю ответственность следует возложить прежде всего на экспертов ( referees ), среди которых наиболее «ученейшим» является Фрэнсис Бэкон, а вот его, маркиза Бэкингема, в эту историю впутывать не следует. Одновременно маркиз просил Якова немедленно распустить Парламент, но тот не согласился, понимая, что в этом случае финансовое положение короны непоправимо ухудшится. Тогда 13 марта 1621 г. Бэкингем явился без приглашения на конференцию в Палату лордов [30], где, признавшись в своей любви к Парламенту [31], заявил, что он не будет защищать своих братьев, но «оставляет их на осуждение Парламента» [32] (который, видимо, и должен был озаботиться тем, как вернуть наиболее скомпрометировавшего себя брата маркиза в Англию). Бэкингем не только с легкостью отказался от своих родственников, но и, по словам Д. Чемберлена, «оклеветал тех, на кого опирался король» [33].

Бэкон тогда еще не знал, что Бэкингем выбрал себе другого советника – Джона Уильямса ( J . Williams ), будущего преемника сэра Фрэнсиса на посту лорда-канцлера. Уильямс за 15 месяцев усилиями Бэкингема и его матери прошел путь от скромного капеллана лорда-хранителя Эгертона и, с 1617 г., королевского капеллана, до декана Вестминстера (1620), епископа Линкольна (1621), члена Тайного Совета и лорда-хранителя Большой королевской печати (1621). Современник назвал его «придворной кометой». «Эластичная совесть» (М. Пресвич) вестминстерского декана позволяла ему успокаивать душевные муки короля и его окружения, если таковые у них были. Когда Бэкингем почувствовал, что, как выразился венецианский посол, «сильные ветры дули против его корабля», Уильямс быстро нашел слова утешения: «Плывите по течению и вы не утонете» и посоветовал принести «эту пустую парочку» (Момпессона и Мишеля) в жертву общественному гневу, ибо «нет товаров без которых нельзя было бы обойтись» [34], а потому следует «бросить все монополии и патенты этих хватких прожектеров в Мертвое море» и объявить, что его, Бэкингема, едва он появился при дворе, тут же одурачили и обманули, такого юного и неопытного [35]. Одним из таких «товаров», которые как балласт во время шторма следовало выбросить за борт, оказался сэр Фрэнсис Бэкон. Заодно Уильямс посоветовал Бэкингему срочно отправить своего сводного братца Эдварда Вилльерса с дипломатической миссией куда-нибудь в Германию или в какую-либо северную страну, что и было сделано [36].

Была во всей этой истории еще одна немаловажная деталь. Если член Тайного Совета обвинялся в нарушении закона, то его следовало предать соответствующему суду. Если же он совершал проступок, наносящий ущерб королю (скажем, давая неправильный или вводящий монарха в заблуждение совет), то разбираться с таким сановником должен был сам король. Вряд ли Кока или Кранфилда устроило, если бы судьбу Бэкона пришлось решать Якову, поскольку у них не было стопроцентной уверенности, что Его Величество примет против лорда-канцлера жесткие меры [37].

 

Но вернемся к событиям начала марта 1621 г. После выступления короля в верхней палате, Бэкону и Г. Монтагю позволили сказать несколько слов. Бэкон дал краткое и убедительное объяснение своим действиям. Он сказал, что готов подчиниться решению пэров и не боится суда. «В связи с тем, что говорилось милордом Коком, – добавил Бэкон, обращаясь к королю, – я хочу высказать надежду, что на суде потомства мои поступки и моя честность предстанут в более достойном виде, чем его и моя честность перевесит его [честность]» [38].

В тот же день, 10 марта, состоялась конференция. Бэкон представил материалы, подтверждающие законность монополий, по поводу которых в Парламенте разгорелись страсти. Что же касается злоупотреблений, то следует признать – они имели место, но заранее их «нельзя было предвидеть, консультанты поэтому не могли принимать их во внимание; вещи могут быть законными, но их употребление – незаконным» [39]. И тут Кок нанес ответный удар. Он заметил, что по освященной древним обычаем процедуре Бэкон не имел права выступать на этом собрании в свою защиту без разрешения, поэтому лорду-канцлеру (и Г. Монтагю, который также пытался оправдаться) пришлось приносить парламентариям свои извинения [40]. Получалось, что обвинители Бэкона могли говорить все, что им заблагорассудится, тогда как он, не нарушая парламентских правил, мог им отвечать только в « more seasonable time », как выразился Кок.

Таким образом, вместо рассмотрения вопроса о монополиях по существу, все свелось к нападкам одного члена Тайного совета на другого. Яков не мог не понимать, что Бэкон прав. Его Величеству претило также, что Кок и лорды ищут и находят прецеденты не в годах правления «хороших королей», а во временах, когда трон занимали тираны и узурпаторы, сравнение с которыми Якову казалось просто оскорбительным, поскольку, к примеру, «Генрих VI был глупый [и] слабый король. И если вы (Яков обращался к Коку. – И. Д .) ищете прецеденты, ищите их во времени моего правления, во временах королевы Елизаветы, Генриха VIII , Генриха VII , это все хорошие прецеденты» [41]. Но Яков понимал и другое – в сложившейся ситуации он должен спасти себя и Бэкингема любой ценой . Парламентарии тоже понимали – фаворита трогать нельзя. Тогда наилучшим кандидатом на роль жертвы оказывался лорд-канцлер. В разгар этих событий Бэкон бросил королю пророческие слова: «Те, кто нападают сейчас на вашего канцлера ..., нанесут удар и вашей короне» [42].

Лорды, не имевшие привычки идти против консолидированного мнения коммонеров, предложили последним встретиться еще раз и обсудить все имеющиеся материалы относительно монополий и referees . Был даже назначены специальные комитеты высшей палаты для рассмотрения указанных вопросов. Встреча состоялась в четверг 15 марта 1621 г.

Мы никогда точно не узнаем, что именно произошло в тот день, но судя по тем немногим сведениям, которые дошли до нашего времени, на конференции вопрос об ответственности referees не ставился, но ни Бэкон, ни Г. Монтагю не вошли в состав комитетов, созданных для рассмотрения отдельных монополий, поскольку ранее против них были публично выдвинуты обвинения. Парламентарии оказались в трудном положении – с одной стороны они были настроены против лорда-канцлера (Кок и Кранфилд приложили к тому все силы), тогда как с другой – привлекать к ответственности одного Бэкона, как будто он был единственным referee , было практически невозможно (замечательная идея селективного правосудия еще не приняла развитых форм). Следовательно, надо было выдвинуть такое обвинение, по которому он мог бы проходить один и дело рассматривал бы не король, а лорды. И такое обвинение было найдено.

 

Труднее всего Бэкону давалось руководство и реформирование возглавляемого им департамента – Chancery . Ахиллесовой пятой этого органа был его штат. Бэкон мог изменять правила, но он не мог изменить людей, которые должны были этим правилам следовать. И главное – он не мог искоренить коррупцию, которая процветала во всех структурах госаппарата и, в частности, среди его подчиненных. Многие из них купили свои должности в пожизненное пользование и теперь рассчитывали покрыть затраты за счет поборов, взяток и подношений. При этом многие получали места от людей, которых Бэкон не мог контролировать [43]. (Аналогичная ситуация сложилась и в других судах).

Среди людей, которых Бэкон так и не смог сместить, был помощник судебного распорядителя Джон Черчилль, предок Уинстона Черчилля. Это был отпетый негодяй, один из тех, кого Бэкон называл «левой рукой правосудия ( the left hands of courts )» [44]. В 1613 г., когда лорд-канцлер Эллисмер болел, Черчилль купил пост помощника судебного распорядителя у Лоуренса Вашингтона (предка Джорджа Вашингтона), распорядителя канцлерского суда, который сам не отличался служебным рвением, перекладывая дела на помощника. Поэтому тот стал играть в Chancery важную (в известном смысле, ключевую) роль, поскольку должен был присутствовать на судебных слушаниях и вести регистрационную книгу. Малейшая неточность в записи могла иметь серьезные последствия как для истца, так и для ответчика, а следовательно сама точность (равно как и неточность) записей могла стать, и стала, для Черчилля неиссякаемым источником дохода, не говоря уж о том, что он не брезговал просто подделкой документов в интересах того или иного лица, беря за это немалые деньги. Однажды, правда, Бэкон поймал проходимца за руку, но выгнать его с позором не смог, не хватило полномочий. Сэр Фрэнсис лишь запретил Черчиллю являться в Chancery и пригрозил возбуждением уголовного дела в суде королевской скамьи, после чего тот затаил злобу на Бэкона [45].

28 февраля Комитетом нижней палаты по расследованию злоупотреблений в судах ( Grand Committee for Inquiring into Abuses in the Courts of Justice ) были выявлены многочисленные злоупотребления в ведомстве лорда-канцлера, в том числе и со стороны Д. Черчилля [46]. Клерки ( registrars ), чтобы получить дополнительный доход, намеренно искажали, а иногда и просто «составляли» фиктивные судебные предписания. В результате давний спор двух судов (Канцлера и Суда по опеке) по поводу юрисдикции в деле о спорном бенефиции вылился в ожесточенное столкновение между Х. Финчем и Л. Кранфилдом. Последний тут же набросал проект судебной реформы и представил его нижней палате [47].

Бэкон, не подозревая, чем это ему грозит, с готовностью открыл суд Канцлера для проверки вышеупомянутым Комитетом [48], в котором лидирующая роль принадлежала Кранфилду. Сэр Фрэнсис надеялся, что парламентский комитет поможет ему реформировать этот суд. «Любой человек, – заявил он, – может свободно говорить обо всем что касается его суда» и он «будет благодарен любому, кто предложит пути реформирования» этого органа [49]. Однако Бэкон жестоко ошибся.

Уже в самом начале работы Парламента Л. Кранфилд, став членом Комитета по расследованию злоупотреблений в судах, развил там бурную инспекторскую деятельность. Однако члены Комитета выявили многочисленные нарушения прежде всего в Суде по опеке, где сэр Лайонел с 1619 г. был стряпчим ( Master of the Court of Wards ). Чтобы отвлечь коммонеров от собственных манипуляций, Кранфилд быстро переключил их внимание на суд Канцлера, а заодно и на самого лорда-канцлера. «Этот суд, – распалялся Кранфилд обращаясь к членам Комитета 2 марта 1621 г., – настоящее чумное пятно. Почему вы боитесь его тронуть?» [50] Кранфилд призывал Палату общин заниматься не юрисдикцией суда по опеке, а выяснить, насколько законно то, что делает лорд-канцлер [51]. Весьма негативно, как я уже отмечал выше, к канцлерскому суду (суду справедливости) относился и Кок, который 13 февраля инициировал в Парламенте билль по ограничению юрисдикции этого суда [52].

И хотя при сложившейся системе покупки должностей и прочих несовершенствах законодательства Бэкону вряд ли можно было предъявить серьезные обвинения, члены Комитета, подстрекаемые Кранфилдом, сделали все возможное, чтобы всю вину свалить на лорда-канцлера. Кроме того, Бэкона упрекали в составлении весьма непопулярных предписаний, известных как « bills of conformity » [53], согласно которым в отдельных случаях оплата долгов могла быть приостановлена или их сумма уменьшена. Бэкон, будучи активным заемщиком, надеялся таким образом несколько смягчить жесткость английских законов о долгах. Кранфилда, активного ростовщика, как и многих деятелей лондонского Сити, эти билли совершенно не устраивали [54]. Многие же юристы, сторонники common law , полагали, что вынося подобные постановления суд Канцлера выходит за рамки своей юрисдикции [55].

 

Подытожим сказанное выше. 13 марта 1621 г. Бэкингем обвинил своего «ученого друга» в серьезных ошибках, связанных с выдачей монопольных патентов, официально пообещав обеим палатам поддержку короля и свою собственную в расследовании всех обстоятельств, связанных с этим делом. Более того, Бэкингем фактически одобрил подобранные Коком судебные прецеденты, опираясь на которые можно было благополучно устроить импичмент лорда-канцлера. Несколько ранее Яков солидаризировался с Кранфилдом в осуждении bills of conformity . Наконец, к этому времени Комитет по расследованию злоупотреблений в судах вскрыл многочисленные и серьезные нарушения законов в департаменте лорда-канцлера и уже в течение минимум двух недель Кок и Кранфилд рассматривали жалобы на действия Chancery (активно работая с самими жалобщиками) и допрашивали Д. Черчилля, который, как сообщал Д. Чемберлен, «заявил, что не собирается тонуть в одиночку, но потянет за собой других» [56]. И он действительно, составил список свидетелей, которых, по словам Д. Чемберлена, «вынудили сказать все, что им было известно» [57]. Не следует также забывать о том, что во все времена находятся люди, недовольные действиями какой-либо персоны при власти, которые безошибочно чувствуют момент, когда можно безнаказанно начать действия против этой персоны.

Итак, все было готово для начала серьезной атаки на Бэкона. Кок в эти дни был активен, как никогда. Причина его эйфории стала ясна, когда 14 марта 1621 г. коммонерам было объявлено, что два истца готовы публично обвинить Бэкона в получении взятки за решение дела в их пользу [58].

 

<<< назад       продолжение >>>

---

 

[1]Шекспир У . Трагическая история о Гамлете, принце датском. Действие II , сцена 1. Перевод Б. Пастернака.

[2] Commons debates 1621. In 7 vols. with Suppl. / Ed. by Wallace Notestein, Frances Helen Relf, Hartley Simpson. Vol. 2: The anonymous journal. New Haven : Yale University Press; London : Oxford University Press, 1935 (Series: Yale historical publications and edited texts, 14, 2). P. 172; см . также : Mathews N . Francis Bacon: The History of a Character Assassination. New Haven and London : Yale University Press. 1996. P. 130.

[3]Кто - то вспомнил даже фразу из Анналов Тацита : « Proprium id Tiberis fuit scelera nuper reperta priscis verbis obtegere » (4. 19. 9) («Так уж было заведено у Тиберия – прикрывать древними формулами только что измышленные беззакония» (Корнелий Тацит. Сочинения в двух томах. Том первый. Анналы. Малые сочинения / Издание подготовили А. С. Бобович, Я. М. Боровский, М. Е. Сергеенко. Л .: Наука , Ленинградское отделение , 1969. С . 123)).

[4] Commons debates 1621. In 7 vols. with Suppl. / Ed. by Wallace Notestein, Frances Helen Relf, Hartley Simpson. Vol. 2: The anonymous journal. New Haven : Yale University Press; London : Oxford University Press, 1935 (Series: Yale historical publications and edited texts, 14, 2). P. 168. Zaller R . The Parliament of 1621: a study in constitutional conflict. Berkeley and London : University of California Press, 1971. P. 64.

[5] Commons debates 1621. In 7 vols. with Suppl. / Ed. by Wallace Notestein, Frances Helen Relf, Hartley Simpson. Vol. 5: Observations at the Parliament by John Smyth of Nibley. New Haven : Yale University Press; London : Oxford University Press, 1935 (Series: Yale historical publications, 14, 5). P . 272.

[6] В итоге Комитет по жалобам решил просить Палату лордов расследовать действия referees .

[7] The letters and the life of Francis Bacon. Vol. 14 (VII). P. 192.

[8] The Letters of John Chamberlain. In 2 vols. Ist ed. / Ed. by Norman Egbert McClure. Philadelphia : American Philosophical Society , 1939. Vol . 2. P . 351.

[9] К сожалению протокола состоявшейся 8 марта конференции не сохранилось (имеются лишь записи выступлений коммонеров – Диггеса, Кру, Х. Финча, Хэквилла, Сандиса и Кока ( Commons debates 1621. In 7 vols. with Suppl. / Ed. by Wallace Notestein, Frances Helen Relf, Hartley Simpson. Vol. 2: The anonymous journal. New Haven : Yale University Press; London : Oxford University Press, 1935 (Series: Yale historical publications and edited texts, 14, 2). Pp . 179 – 198). Но некоторую информацию о характере состоявшейся полемики можно получить из протоколов заседания Палаты Общин 9 марта, когда коммонеры делились впечатлениями от встречи с лордами.

[10] « Coke is the Hercules and pillar of the House » (Commons debates 1621. In 7 vols. with Suppl. / Ed. by Wallace Notestein, Frances Helen Relf, Hartley Simpson. Vol. 5: Observations at the Parliament by John Smyth of Nibley. New Haven : Yale University Press; London : Oxford University Press, 1935 (Series: Yale historical publications, 14, 5). P. 284).

[11] Journals of the House of Commons. Vol. 1: 1547 – 1629 [n.p.; n. d.]. P. 547.

[12]Zaller R . The Parliament of 1621: a study in constitutional conflict. Berkeley and London : University of California Press, 1971. P. 67.

[13] Journals of the House of Commons. Vol. 1: 1547 – 1629 [n.p.; n. d.]. P. 547; Commons debates 1621. In 7 vols. with Suppl. / Ed. by Wallace Notestein, Frances Helen Relf, Hartley Simpson. Vol. 2: The anonymous journal. New Haven : Yale University Press; London : Oxford University Press, 1935 (Series: Yale historical publications and edited texts, 14, 2). P . 201.

[14] Во время правления Карла I Р. Фелипс был одним из авторов идеи печально знаменитого налога, получившего название «корабельные деньги», а также «мыльной монополии», которая стала, по выражению Кларендона, «последним монументом его славы» (речь шла о производстве мыла, вызывавшего волдыри на руках прачек, но продававшегося дороже обычного мыла).

[15] The letters and the life of Francis Bacon. Vol. 14 (VII). P. 196.

[16] Journals of the House of Commons. Vol . 1: 1547 – 1629 [ n . p .; n . d .]. P . 547.

[17] Возможно, и Кок поделился с ними кое-какими сведениями.

[18]« Bycause I am the giver of all patents, yt can not but reflect on mee ». Существуют несколько записей выступления Якова в Парламенте 10 марта 1621 г., текстологически отличающиеся друг от друга. В настоящей работе цитаты взяты из издания , подготовленного Ф . Рельф : Notes of the debates in the House of Lords officially taken by Robert Bowyer and Henry Elsing, clerks of the Parliaments, A. D. 1621, 1625, 1628 / Edited from the original manuscripts in the Inner Temple library, the Bodleian library, and House of Lords by Frances Helen Relf. London : Offices of the Royal Historical Society, 1929 [ Camden 3 rd series; vol. 42]. Pp. 12 – 16; P. 12. Другую запись речи Якова см .: The Hastings Journal of the Parliament of 1621 / Edited by Lady De Villiers // Camden Miscellany. Vol. XX. London : Offices of the Royal Historical Society, 1953 [ Camden 3 rd series; vol. 83]. Pp. 26 – 31. См . также : Zaller R . The Parliament of 1621: a study in constitutional conflict. Berkeley and London : University of California Press, 1971. Pp. 67 – 70.

[19] « Нижняя палата – это обвинители . <…>. Обвинители – хорошие информаторы ( informers ), но плохие судьи. <…>. Вы [ коммонеры ] являетесь протокольной палатой ( House of Record , т . е . Палатой , регистрирующей факты . – И . Д .), но сколь далеко простираются ваши привилегии наказывать – это еще вопрос » (Notes of the debates in the House of Lords officially taken by Robert Bowyer and Henry Elsing, clerks of the Parliaments, A. D. 1621, 1625, 1628 / Edited from the original manuscripts in the Inner Temple library, the Bodleian library, and House of Lords by Frances Helen Relf. London : Offices of the Royal Historical Society, 1929 [ Camden 3 rd series; vol. 42]. Pp. 12 – 16; Pp. 14 – 15).

[20]Bowen C. D . Francis Bacon: the Temper of the Man. New York : Fordham University Press, 1993. P. 183. Общий смысл высказываний Якова действительно такой , но в просмотренных мною протокольных записях речи короля (Notes of the debates in the House of Lords; The Hastings Journal of the Parliament of 1621, а также в Journals of the House of Lords) именно этих слов нет .

[21] «В былые времена король сидел в Парламенте не по представительству, но как персона, как я ныне и поступаю <…>. И в делах правления я неподотчетен никому , кроме Господа Бога и моего народа » (The Hastings Journal of the Parliament of 1621 / Edited by Lady De Villiers // Camden Miscellany. Vol. XX. London : Offices of the Royal Historical Society, 1953 [ Camden 3 rd series; vol. 83]. P. 28).

[22] The Hastings Journal of the Parliament of 1621 / Edited by Lady De Villiers // Camden Miscellany. Vol. XX. London : Offices of the Royal Historical Society, 1953 [ Camden 3 rd series; vol. 83]. Pp. 26 – 31; P. 29.

[23] Commons debates 1621. In 7 vols. with Suppl. / Ed. by Wallace Notestein, Frances Helen Relf, Hartley Simpson. Vol. 4: Pym's Diary. New Haven : Yale University Press; London : Oxford University Press, 1935 (Series: Yale historical publications and edited texts, 14, 4). P. 253.

[24] Commons debates 1621. In 7 vols. with Suppl. / Ed. by Wallace Notestein, Frances Helen Relf, Hartley Simpson. Vol. 2: The anonymous journal. New Haven : Yale University Press; London : Oxford University Press, 1935 (Series: Yale historical publications and edited texts, 14, 2). P. 318.

[25] « As for the thinges objected against the Chancelor and the Treasurer, I leave them to answere for themselves and to stand and fall as they aquitt them selves, for it they cannot justifie themselves they are not worthe to hould and enjoy those places they have under me » (The Hastings Journal of the Parliament of 1621 / Edited by Lady De Villiers // Camden Miscellany. Vol. XX. London : Offices of the Royal Historical Society, 1953 [ Camden 3 rd series; vol. 83]. Pp . 26 – 31; P . 27). Замечу, что и лорд-канцлер, и лорд-казначей были подотчетны только королю, поэтому не вполне ясно, перед кем они должны были оправдываться.

[26] Но слегка унизить Бэкингема перед лордами Яков считал вполне возможным и даже полезным, а потому призвал милордов смотреть на фаворита не как на маркиза, адмирала Англии, конюшего, джентльмена королевской спальни, рыцаря Ордена Подвязки и члена Тайного Совета, но просто как на «бедного Джорджа Вилльерса» каким тот некогда был представлен Его Величеству. И если этот «бедный Джордж» не сможет проявить себя в качестве «белой вороны, его будут звать черной вороной» ( The Hastings Journal of the Parliament of 1621 / Edited by Lady De Villiers // Camden Miscellany . Vol. XX. London : Offices of the Royal Historical Society, 1953 [ Camden 3 rd series; vol. 83]. Pp . 26 – 31; P . 29). И ведь подействовало! Маркиз тут же пал на колени перед пэрами и королем и стал бормотать, что отдает себя на милость Якова, что «согласен претерпеть порицание Вашего Величества и называться черной вороной» ( ibid .). Да, не прост был король Яков I Английский и VI Шотландский, очень не прост.

[27] « Subsidy Bill » был принят в понедельник 12 марта 1621 г.

[28] The letters and the life of Francis Bacon. Vol. 14 (VII). P. 201. 25 февраля 1621 г . доктор Мид ( Mead ) писал другу : « говорят , подготовлено множество биллей , направленных против милорда Канцлера » ( цит . по : Zaller R . The Parliament of 1621: a study in constitutional conflict. Berkeley and London : University of California Press, 1971. P. 62).

[29] Commons debates 1621. In 7 vols. with Suppl. / Ed. by Wallace Notestein, Frances Helen Relf, Hartley Simpson. Vol. 2: The anonymous journal. New Haven : Yale University Press; London : Oxford University Press, 1935 (Series: Yale historical publications and edited texts, 14, 2). P. 161; Commons debates 1621. In 7 vols. with Suppl. / Ed. by Wallace Notestein, Frances Helen Relf, Hartley Simpson. Vol. 6: The Parliamentary Notes of Sir Thomas Holland. New Haven : Yale University Press; London : Oxford University Press, 1935 (Series: Yale historical publications and edited texts, 14, 6). Pp. 303 – 304; Journals of the House of Commons. Vol. 1: 1547 – 1629 [n. p.; n. d.]. P . 537.

[30] В письме от 7 марта 1621 г. Бэкон писал Бэкингему: «признаюсь, я склоняюсь к тому, чтобы вы сделали это (т. е. выступили в Палате общин. – И. Д .), главным образом, потому, что вам это хорошо удается, а если сказать по правде, то также и для нашего спокойствия ( for our better countenance )» ( The letters and the life of Francis Bacon . Vol . 14 ( VII ). P . 192). Бэкон считал полезным, если в сложившейся ситуации Бэкингем ради спокойствия страны выкажет «больше братских чувств» к коммонерам, нежели к своему « natural brother » ( ibid .). Тем более, что Эдвард Вилльерс счел за лучшее покинуть на время Англию. Бэкон же заботился о том, чтобы Парламент продолжал держаться «честного и разумного курса» ( ibid .).

[31] «Теперь я понял мудрость Парламента и готов подчиняться ему как школьник», – заверил лордов и прибывших на конференцию коммонеров маркиз ( Journals of the House of Commons . Vol . 1: 1547 – 1629 [ n . p .; n . d .]. P . 552, пересказ Кока; в журнале Палаты лордов о визите Бэкингема вообще ни слова).

[32] Journals of the House of Commons. Vol. 1: 1547 – 1629 [n. p.; n. d.]. P. 552.

[33] The Letters of John Chamberlain. In 2 vols. Ist ed. / Ed. by Norman Egbert McClure. Philadelphia : American Philosophical Society , 1939. Vol . 2. P . 351.

[34] Впоследствии он давал аналогичные советы по крайней мере дважды: Якову в 1624 г. во время импичмента Л. Кранфилда («необходимость», сказал он, простит королю «непостоянство и жестокость») и Карлу I в 1641 г. при импичменте Страффорда.

[35]Hacket J . Scrinia reserata: a memorial offer'd to the great deservings of John Williams, D. D. , who some time held the places of Ld Keeper of the Great Seal of England, Ld Bishop of Lincoln , and Ld Archbishop of York : containing a series of the most remarkable occurences and transactions of his life, in relation both to church and state. [ London ]: In the Savoy : Printed by Edward Jones for Samuel Lowndes. P . 49 – 50.

[36] Впрочем, С. Е. Федоров придерживается другого мнения о епископе Уильямсе. Отмечая стремительный карьерный взлет последнего, С. Е. Федоров замечает: «Гордый нрав и непреклонность способствовали столь же быстрому падению [Уильямса], закончившемуся ссылкой в родную [линколнширскую] епархию в ноябре 1625 года (правда, с 1641 по 1650 г. Уильямс был архиепископом Йоркским. – И. Д .) . Его неоднократно лишали права сидеть в парламенте» ( Федоров С. Е . Раннестюартовская аристократия: 1603 – 1629. СПб.: Алетейя, 2005. С. 279).

[37] Кстати, сам Бэкон, в упоминавшемся выше письме Бэкингему от 7 марта 1621 г., высказался за целесообразность иного порядка, когда любые дела высших чиновников государства рассматривались бы «судами и сословными собраниями» ( The letters and the life of Francis Bacon . Vol. 14 (VII). P. 192).

[38] The Hastings Journal of the Parliament of 1621 / Edited by Lady De Villiers // Camden Miscellany. Vol. XX. London : Offices of the Royal Historical Society, 1953 [ Camden 3 rd series; vol. 83]. P. 30.

[39]Цит . по : Zaller R . The Parliament of 1621: a study in constitutional conflict. Berkeley and London : University of California Press, 1971. P. 72.

[40]Zaller R . The Parliament of 1621: a study in constitutional conflict. Berkeley and London : University of California Press, 1971. Pp. 72 – 73.

[41] Notes of the debates in the House of Lords officially taken by Robert Bowyer and Henry Elsing, clerks of the Parliaments, A. D. 1621, 1625, 1628 / Edited from the original manuscripts in the Inner Temple library, the Bodleian library, and House of Lords by Frances Helen Relf. London : Offices of the Royal Historical Society, 1929 [ Camden 3 rd series; vol. 42]. Pp. 12 – 16; P. 14. ( См . также : Mathews N . Francis Bacon: The History of a Character Assassination. New Haven and London : Yale University Press. 1996. P. 136).

[42] The letters and the life of Francis Bacon. Vol . 14 ( VII ). P . 199.

[43] Назначение на высшие чиновничьи должности в департаменте Канцлера было прерогативой короны, помощник судебного распорядителя назначался самим судебным распорядителем ( Registrar ), клерки – начальником судебного архива ( Master of the Rolls ); см.: Dixon W . H . The Story of Lord Bacon ' s Life . London : John Murray , 1862. P . 338 ff .

[44] Это люди, пояснял Бэкон, «имеющие в запасе всевозможные ловкие и темные плутни и ухищрения, которые мешают прямому ходу правосудия и ведут его кривыми и запутанными путями» ( Бэкон Ф . Опыты, или наставления нравственные и политические // Ф. Бэкон . Сочинения: в двух томах. Изд-е второе, исправленное и дополненное / Составление, общая редакция и вступительная статья А. Л. Субботина. М.: Мысль, 1977 – 1978 (Серия: Философское наследие). Т. 2. LVI . О правосудии / Перевод с англ. З . Е . Александровой . С . 475).

[45] The letters and the life of Francis Bacon. Vol. 14 (VII). Pp. 205, 253.

[46] Proceedings and debates of the House of Commons, in 1620 and 1621 collected by a member of that house: and now published from his original manuscript, in the library of Queen's College, Oxford: with an appendix : in which some passages are illustrated from other manuscripts: in two volumes. Oxford: At the Clarendon Press, 1766. Vol. 1. Pp. 109 – 111.

[47] Commons debates 1621. In 7 vols. with Suppl. / Ed. by Wallace Notestein, Frances Helen Relf, Hartley Simpson. Vol. 6: The Parliamentary Notes of Sir Thomas Holland. New Haven: Yale University Press; London: Oxford University Press, 1935 (Series: Yale historical publications and edited texts, 14, 6). Pp . 272 – 273; 292 – 295.

[48] По закону Парламент не мог проверять работу канцлерского суда без специального разрешения лорда-канцлера.

[49]Цит по : Mathews N . Francis Bacon: The History of a Character Assassination. New Haven and London: Yale University Press. 1996. Pp. 136 – 137.

[50] Journals of the House of Commons. Vol. 1: 1547 – 1629 [n. p.; n. d.]. P. 535.

[51]Mathews N . Francis Bacon: The History of a Character Assassination. New Haven and London: Yale University Press. 1996. P. 130.

[52] Commons debates 1621. In 7 vols. with Suppl. / Ed. by Wallace Notestein, Frances Helen Relf, Hartley Simpson. Vol. 2: The anonymous journal. New Haven: Yale University Press; London: Oxford University Press, 1935 (Series: Yale historical publications and edited texts, 14, 2). P . 65.

[53] Так называли иски душеприказчика или администратора наследства об определении порядка расчётов с кредиторами.

[54]White S. D . Sir Edward Coke and «the grievances of the Commonwealth»: 1621 – 1628. Chapel Hill: University of North Carolina Press, 1979. P. 61. 14 марта 1621 г . Кранфилд сообщил Парламенту , что , в частности , на основе bill of conformity сэр Генри Финч ( H. Finch ) избежал уплаты долгов . Тут же друг Кранфилда из Сити сэр Бернард Хикс ( B . Hicks ) стал жаловаться, что он сам как кредитор потерял от этих биллей 200 фунтов. Кранфилд прочувствованно выразил сожаление и обратился к присутствующим с риторическим вопросом: «если теперь кто-то захочет взять деньги в долг, то кто же их даст ?» (Commons debates 1621. In 7 vols. with Suppl. / Ed. by Wallace Notestein, Frances Helen Relf, Hartley Simpson. Vol. 2: The anonymous journal. New Haven: Yale University Press; London: Oxford University Press, 1935 (Series: Yale historical publications and edited texts, 14, 2). Pp . 221 – 224).

[55] Уже после импичмента Бэкона, Кок пытался провести два новых билля, по которым судам common law предоставлялось право вето на любое решение суда справедливости, но король отклонил «такую ретроградную меру» ( Commons debates 1621. In 7 vols. with Suppl. / Ed. by Wallace Notestein, Frances Helen Relf, Hartley Simpson. Vol. 2: The anonymous journal. New Haven: Yale University Press; London: Oxford University Press, 1935 (Series: Yale historical publications and edited texts, 14, 2). Pp. 302 – 306).

[56] The Letters of John Chamberlain. In 2 vols. Ist ed. / Ed. by Norman Egbert McClure. Philadelphia: American Philosophical Society, 1939. Vol. 2. P. 355.

[57] The Letters of John Chamberlain. In 2 vols. Ist ed. / Ed. by Norman Egbert McClure. Philadelphia : American Philosophical Society , 1939. Vol . 2. P . 355.

[58] 21 февраля, в то время, когда началась атака на монополии и Кранфилд пока еще в общих выражениях твердил о вине referees , Д. Черчиллю было предъявлено обвинение в подлогах и мошенничестве и Кок получил распоряжение пригласить в Комитет Палаты общин любого, кто может сообщить что-либо о суде Канцлера.

2 марта, когда Кранфилд перешел от обвинений в адрес Chancery к обвинениям против канцлера, Комитет нижней палаты пришел в выводу, что Черчилль злоупотреблял своим должностным положением и вымогал деньги у клиентов. Было решено немедленно подготовить билль о его наказании за мошенничество. Однако, Черчилль не только не был наказан, но позднее, уже при новом лорде–канцлере, был восстановлен на своем посту, продолжая заниматься мошенничеством и вымогательством с еще большей наглостью. Только Парламент 1624 г. привлек его к суду. Вполне возможно, что в марте 1621 г. Кок и/или Кранфилд пообещали «забыть» о пригрешениях помощника судебного распорядителя, если тот поможет следствию. Что же касается «свидетелей», то, как писал в жалобе королю некий Джон Лэмб ( John Lambe ), которого тоже вызывали в парламентский комитет для дачи показаний против Бэкона, «жалобы поощряются и используются в закулисных играх высокопоставленными лицами» (цит. по: Foster E . R . The Procedure of the House of Commons against Patents and Monopolies , 1621 – 1624 // Conflict in Stuart England . Essays in honour of Wallace Notestein. Edited by William Appleton Aiken and Basil Duke Henning. [With a portrait and «Bibliography of Wallace Notestein».] New York : New York University Press; London: Jonathan Cape, 1960. Pp . 57 – 85; P . 66). Пройдет три года, и на следующем Парламенте процедуру импичмента «запустят» по отрепетированному ранее сценарию уже против Кранфилда, который напишет королю: «Людей уговаривают и упрашивают (не буду говорить, что им обещают вознаграждение) обвинять меня» ( Prestwich M . Cranfield , Politics and Profits under the Early Stuarts : The Career of Lionel Cranfield , Earl of Middlesex . Oxford : Clarendon Press , 1966. P . 446).