ЛИТЕРАТУРНО-ХУДОЖЕСТВЕННЫЙ ПРОЕКТ На главную



 

 

Форма – весьма многозначная категория, по-разному понимаемая в разных дисциплинах (сопоставление разных трактовок см. Чебанов, 1984). При этом разные трактовки четко не разделены, а плавно перетекают одна в другую, перемигиваясь друг с другом из разных точек семантического пространства. Еще более размывается организация этого пространства из-за того, что разные трактовки категории имеют разные отражения в различных областях обыденного опыта.

Отрефлексированная работа с формой присутствует как изучение геометрической фигуры в геометрии, геодезии, астрографии, кристаллографии; как изучение структуры в гидро- и аэродинамике, кристаллографии; как изучение структуры субстрата в физике и химии – учение о строении вещества; как изучение единства структуры и субстрата в биологии, геоморфологии, геологии, океанологии, кристаллогенезисе; как изучение единства структуры, субстрата и смысла в филологии, лингвистике, психологии; как создание формы как структуры в физико-химической технологии; как создание формы как единства структуры, субстрата и смысла в искусстве, архитектуре, биотехнологии, медицине, фармакологии, педагогике, кулинарии, проектировании костюма. Специальная работа с формой несвойтсвенна физическому подходу, который принципиально нацелен на субстрат (рассматривая структуру как производную, а фактически занимается локальными структурами субстрата), и историческому подходу (но не философии истории! – ср. опыт морфологии истории – Крусанов, 1996, Любарский, 2000), в котором форма полагается данной.

Форма является совокупностью различений, внутренне присущих вещам, которые отождествляются на основании их семантической эквивалентности – смысл (как пучок отношений с миром в целом), различая формы (форма чашки – форма стакана), различает вещи. Вещи, обогащенные отношениями, предстают как лица, а их форма как “застывший смысл” – то, на основе чего сопоставление существенно.

Форма при синхроническом постижении предстает как единство субстрата, структуры и воплощенного в ней смысла. Поэтому, например, одинаковые субстрат и структура, но разные смысл и форма будут у энантиоморфов – D- и L-цветков, кристаллов, молекул, правых и левых органов билатеральных организмов. Именно поэтому зеркало и зеркальная симметрия относятся к важнейшим, почти архетипическим, сюжетам культуры (см., напр., специальный выпуск посвященный зеркалу и рефлексии – Σημειωτιχη, 1988).

Существует по крайней мере две контрастных традиции понимания формы. Первая связана с Аристотелем и для нее ключевой является оппозиции формы и материи, субстрата (которые, к тому же являются двумя из четырех причин), во второй – "гегелевской", подготовленной Кантом, – форма противопоставляется содержанию.

Наиболее детально представление о форме разрабатывается в рамках морфологического подхода, традиции которого связаны с Пифагором, Платоном, Аристотелем, Порфирием, Иоанном Дамаскиным, Григорием Нисским, иконоборческими спорами, Гете, отражены в представлениях о мезаджах арабского мира и т.д. Каждая из этих вех касается прежде всего латентных составляющих культуры и различима в весьма различных ее проявлениях.

Форма реализуется через определенный набор фигур как единство различенного, выражаемое законом, связывающим инварианты, допускающие количественное или знаковое выражение. Закон – фигура связи фигур. Фигура видима в противоположность безвидности формы. Поэтому форма является предметом умозрения или изучается через набор фигур, в которых она реализуется. При том, что каждая форма уникальна, она может реализоваться через множество фигур. Одна и та же фигура может соответствовать разным формам, т.е. форма и фигура находятся в много-многозначных соответствиях (ср. у Гете (1957): "Все формы похожи и ни одна не одинакова с другой. И весь хор их указывает на тайный замысел." – "Метаморфоз растений", 1798 г.; при этом форма ближе к Formaformans Гете, фигура – к Formaformata).

С формой и фигурой связаны разные исследовательские установки. Так, представления об эпигенезе ориентирован на форму, о преформизме – на фигуру (см. Чебанов, 2005б). Пользуясь такими различениями можно определить числа как фигуры, различающиеся смыслом, т.е. формы. Могут существовать разные числа, соотнесенные с одним количеством (квадрат и тетраэдр). Геометрические фигуры это тоже разновидность чисел. Числами как формами занимается пифагорейская математика. Число в знаковом аспекте – количество, фигура, в символическом – форма (т.е., например, золотое сечение или ряд Фибоначчи – формы).

В обыденном языке форма и фигура часто смешиваются: фигуру именуют формой (администротор-формалист и т.п., пренебрежительное), форму называют фигурой (фигурные катание, пряники – важна эстетика). Но есть и правильные употребления: геометрическая фигура тела, фигура танца, кулон в форме сердца, круглая форма Земли. Если “выражаются фигурально”, метафорами – передают форму не взирая на различие фигур.

Формы можно описать через набор фигур их реализаций в единстве с распределением частот этих фигур (см. Чебанов, 2005б). Однако нет критерия полноты набора форм фигур, распределение не является устойчивым, а для получения содержательных результатов нужно различать десятки фигур актуализации формы и изучать их на выборках до 106 индивидов (Кренке, 1933-35; ср. значение массового материала, напр., осколков керамики, для формирования общих концепций в археологии – Клейн, 1991).

В единстве форма и фигуру дают облик, габитус. Облик представляется через схему соединения фигур. Облик, воплощаясь в субстрате, веществе, порождает тело, т.е. тело – не только пространственная, но и овеществленная фигура, обладающая обликом.

Пользуясь в этом контексте устоявшимся в европейской культуре различением структурной, субстратной, энергетической, целевой, программной и функциональной картин описания (Чебанов, 1986; 2007), морфология представима как единство структурной и субстратной картин.

Для Аристотеля свое иное формы – стерезис (лишенность). Аристотель (Аристотель, 1975, 1982) различал несколько аспектов стерезиса: 1) то, добавлением к чему является форма, т.е. субстрат; 2) обеднение формы, отрицание ее и других фигур реализации при актуализации, условие актуализации, существования индивидов; 3) деформация формы при воплощении, в частности, при совместном воплощении нескольких форм в одном индивиде (так, реальный кристалл – результат взаимодействия формы вещества и формы идеальной огранки);4) порок вещи при разрушении – “фантомные боли души” (ностальгия, сплин), декаданс, психопатология; ср. апейрон, хаос.

Форма может опознаваться по фигуре, в которой она реализована. Фигура может сильно деформироваться (вплоть до смены формы геометрической фигуры), оставаясь узнаваемой (Руссо, Чебанов, 1985, 1988). Художник, как и морфолог, внося в облик одной формы фигуру другой геометрической формы, частично лишает облик портретируемого стерезиса. Сам же живописный образ – форма фигуры, а графическое начертание, распределение пятен краски – фигура формы. Рисунок морфолога полнее, чем фотография, воспроизводящая фигуру воплощения, передает форму, лишая изображение части стерезиса. Так один стерезис может частично компенсировать другой.

Совершенная форма, сопротивляясь стерезису, может актуализироваться в большом числе различных фигур, она устойчива к деформации фигур. Художник отыскивает облики таких форм и даже грубые нарушения таких форм не лишают их совершенства (Венера Милосская). Морфологом разная способность форм сопротивляться стерезисувоспринимается как разная степень полиморфизмаее воплощений (кристаллы галита почти всегда куб, для гипса известно около 180 фигур).

Энтелехиальное (т.е. потенциально, а не актуально – как энергия – действующее) единство формы и стерезиса, соотнесенное с интенцией ситуации, предстает как энлогия. Форма присуща постигаемой вещи, предстающей постигающему как энлогия. Постигаемое и постигающий взаимно активны, изменяют друг друга, выступают как существа. В энлогии снимаются упомянутые картины описания (субстратная, структурная и т.д.).

Пользуясь понятие энлогии, фигуру можно определить как редукционистски представленную энлогию формы, а энлог как процесс взаимодействия, в котором порождается энлогия, отличная от фигуры. Канон же выступает как специально зафиксированная энлогия, отличная от структуры и задающая фокальную точку. Тогда форма – единство различенного, определяемое каноном, связывающим семантические инварианты и сохраняющим данный смысл. Культура представляет собой единство канонов, в противоположность цивилизации, определяемой набором фигур инвариантов (об инвариантах см. Профессиональное в Чебанов 2005а).

Суммируя введенные различения можно дать следующее развернутое толкование формы. Форма это семантическое единство (целостность) различенного в вещи; смысл, который предполагает реализацию в нескольких фигурах структур на определенных субстратах; то, что представляется видимым через фигуру, актуализация чего сопряжена с проявлением стерезиса как своего иного.

При такой интерпретации форма (наряду с числом, ритмом, энергией, цветом, запахом, вкусом, смыслом) выступает как первопроявление (эманация) первосущего(Лосев, 1988). Форма постигается экспертами умозрительно или субсенсорно через энлогию как единство формы и стерезиса в различных частных морфологиях, которые являются способами описания вещи постигающим лицом.

Морфолог работает как эксперт, способный вести энлог, что предполагает особый образ жизни, так что овладение морфологией это воспитание эксперта определенного рода.

Эксперты работают различно, изучая форму через число, ритм, цвет и т.д.. Форма постигается через умозрение (ум – орган для видения формы – философский путь), видение облика – путь художника, изучение фигур в науке. Морфология как учение о форме вообще (общая морфология) или о форме определенного типа (геоморфология, морфология в лингвистике, биологии, морфология культуры – Морфология…, 1994) реализует морфологический подход преимущественно нормативными (методическими) средствами.

Морфология культуры (Kulturmorphologie) – термин, веденный немецким этнологом Л.Фробениусом (Frobenius, 1921) для характеристики научного направления, занимающегося изучением внешней картины культурных явлений и устанавливающего исторические взаимосвязи междукультурами. Однако, морфология культуры Л.Фробениуса не может в полной мере рассматриваться в качестве таковой (недаром, он в ней выделяет анатомию и физиологию), что требует развития иных версий морфологии культуры.

Нацеленный на постижение формы морфологический подход (который следует отличать от морфологического анализа Цвики как изучения фигуры) один из двух (наряду с классиологией) вариантов типологического подхода(с центральным отношением тип-вариант), который противостоит инвариантному подходу современной науки физического типа (Розова, 1983, 1986, Фуко, 1977) . Поскольку в современной культуре выживает обладающее конструктивностью, морфологический подход должен ею обладать. Только в этом случае он воспринимается как полезный. Поэтому необходимо развивать эффективные морфологические технологии.

Предназначение морфологического подхода – через созидание форм и их постижение как созидание преодолевать стерезис, носящий для современной культуры характер болезни. Формы при этом выступают как “ловушки” смысла, создание формы ведет к затеканию в нее смысла. Морфологический подход противопоставлен структурному, занимающимся фигурами структур строения, описываемой инвариантами.

Изучением формы занимается морфология – совокупность категорий и приемов описания строения вещей в единстве с результатами их применения. Морфологии в морфологическом подходе в строении изучает форму, морфология в структурализме занимается структурой, в физике – субстратом. Научная работа в области морфологии как реализация морфологического подхода – путь восхождения от фигуры к форме.

Умосозерцая постигают новую форму, созерцая глазами фигуру, узнают известную форму. В науке отыскиваются признаки фигур, позволяющие идентифицировать известную форму. Математическим языком морфологии является теория собирательных множеств – мереология Ст.Лесьневского (Лесьневский, 1999).

Научная морфология изучает структуры тел как актуализаций формы в определенном субстрате. Облик этих тел наделен геометрической фигурой, описываемой через геометрические формы. В веществе реализуется множество форм, т.е. существует мир занимающих место тел, которые различены смыслами. Допущение взаимозаменяемости тел по занимаемым местам (лишение места смысла) порождает представление о пространстве, т.е. пространство – это совокупность мест, пронизанных стерезисом. Фазовое пространство более насыщено смыслом, чем геометрическое и при обогащении смыслом сливается с местом.

При реализации формы возникают особые фигуры – индивиды. Индивиды, обладающие телом, имеют локализацию, место и границы. Граница – фрагмент фигуры, который является реализацией части, выступающей как различающее в реализованной форме.

Взаимосвязи фрагментов проявлений одной формы задают разные типы порядков. Мера взаимодействия двух и более порядков нескольких совместно воплощенных форм – информация, выступающая как внешний количественный аспект энлогии. Информация бесконечна, но не безгранична у формы и отсутствует, но безгранична у стерезиса. Конечная информация – мера близости взаимодействующих порядков, показатель похожести форм.

Мир реализаций форм – энлогий, тел, фигур – многообразен. Поэтому возможно дать морфологическую трактовку времени. Время или энлогическая процессуальность – упорядоченное многообразие реализаций, отнесенное к одному индивиду. Отмеченный индивид является часами (см. Чебанов, 2005в).

Архетип является тем общим, что присуще совокупности индивидов, актуализирующих одну форму, он является аспектом формы. Кроме того, у этой же совокупности индивидов может быть выражен стиль – устойчивое сочетание элементов обликов, которые воспринимаются как целое (Мартыненко, 1988).

Стиль сохраняется при изменении фигур всех слагающих его элементов и поэтому один стиль бывает присущ воплощениям нескольких форм, что позволяет трактовать стиль как проявление иной формы в воплощение архетипической. Тогда архетип оказывается привилегированным стилем, актуализацией доминирующей формы.

В форме различимы части – фрагменты, которые находится в отношении автомодельной симметрии с целым. Поэтому индивид и часть – фрагменты реальности, обладающие формой, а фигура – часть формы. Одинаково устроенные части индивидов, которые можно одинаково назвать, гомологичны. Архетип гомологичных частей – мерон. Именно гомологии (по мысли Гете – Гете, 1957) являются предметом морфологии (как антипода анатомии – ср. с Л.Фробениусом).

Основным обобщением морфологии является представление С.В.Мейена о рефрене (подробнее и библиографию см. Чебанов, 2005б – ряде сходства фигур реализаций данного мерона, между некоторыми из которых существуют переходы – прямые и обратные). Такой ряд является одним и тем же для разных аспектов изменчивости (временной, таксономической, индивидуальной и пр.). Примерами рефренов являются таблица химических элементов Менделеева, федоровские группы симметрии кристаллов, треугольник гласных Щербы, филогенетическое дерево живых организмов с ветвями гаметогенезов. Структура рефрена бывает нелинейной (есть разветвления, циклы), что определяет нелинейность, многомерность времени, а из автомодельности рефрена (возможности развернуть член рефрена в более детализированный рефрен) следует автомодельность времени.

Особь – временная часть, срез истории индивида, а ритм (см. Чебанов, 2005в) характеризует динамику смысла в индивиде, смену особей в нем. Представление истории, посредством разложения нелинейного времени на линейные отрезки, превращает ее в генезис, которому свойственна панхрония, что превращает историю в морфологию (Грушин, 1961).

Распределение частот фигур реализации формы – важная морфологическая характеристика (Философские…, 2002). Если генеральная совокупность фигур (напр., археологических артефактов – Щапова, 2002) является реализацией одной формы (целостна), то такое распределение приближается к распределению Ципфа – Мандельброта – Лотки – Парето – Виллиса. Это распределение характеризуются отсутствием характеристической совокупности, т.е. для его характеристики такого нужен объем выборки того же порядка, что и генеральная совокупность, и автомодельностью. Удовлетворение эмпирического распределения данному рассматривается как показатель целостности системы, реализующей данную форму. Вместе с тем, ныне прослеживается связь этих распределений с фундаментальными принципами инвариантного подхода (принципом экстремальности диссимметрии, конкуренции за ресурс и т.д.), что позволяет предполагать наличие общих глубинных оснований типологического и инвариантного подходов.

Понимание формы как оппозиции содержанию позволяет обсуждать более узкий класс проблем – вероятно из-за того, что в этом случае отсутствует нечто, подобное фигуре, что было бы удобно для эмпирического анализа. Поэтому основная проблематика разворачивается в контексте диалектики формы и содержания (Мельничук, 1986). Тем не менее, часть проблем первого подхода так же обсуждается в той мере, в какой категорию содержания можно соотнести со смыслом, а в некоторых ситуациях – с материей, при определенной близости содержания и аристотелевской формы.

В такой трактовке форма существования требуется для выражения содержания как некоторого единства рассматриваемой единицы сути. Форма при этом часто понимается как структура, т.е. трактуется как фигура (отсюда – распространенность структурализма в науке ХХ века – Структурализм …, 1975 ).

Такая трактовка формы и содержания имеет корни в гегелевской концепции становления (Морфология…, 1994). В этом контексте содержание наделяется активностью, в то время как форме свойственна определенная инертность. Поэтому между формой и содержанием существует определенная напряженность, которая может переходить в противоречие. Если это противоречие достигает значительной величины, оно разрешается через разрушение формы, в результате чего осуществляется очередной шаг развития. При этом может возникнуть состояние адекватности формы содержанию.

При этом категории формы и содержания образуют (по Гегелю) длинные цепочки (содержание 1 выражается в форме 1, которая, в свою очередь, является содержанием 2, которое имеет форму 2 и т.д.). Маркс, используя такую схему для анализа категории стоимости, полагает, что довольно скоро подобные формы становятся бессодержательными, не указывая однако критериев этого.

Подобная трактовка формы оказывает заметное влияние на эстетику при обсуждении категории художественной формы, компонентами которой оказываются и компоненты содержания (см., напр., Раппапорт, Сомов, 1990, Соколов, 1968). При этом совершенное художественное произведение обладает высокой степенью гармонии формы и содержания. Эта концепция получает особенно широкое распространение при трактовке художественного произведения как особого послания, содержанием которого является отображение некоторого эмоционального, чувственного познания мира.

Следует отметить проблему т.н. превращенных форм (Мамардашвили, 2002). Речь идет о ситуациях, когда некоторая родовая категория (например, государство, животное, молекула), которая сформировалось на одном массиве эмпирического опыта, начинает прилагаться к другому более разнообразному материалу. При этом обнаруживаемая неадекватность становится не толчком к пересмотру категории, а изыскиваются возможности сохранив категории переинтерпретировать эмпирический материал, например, путем его увеличения за счет казуистики. Таким образом, оказывается что данная категория как форма начинает рассматриваться в том же модусе реальности, что и эмпирический материал, что заведомо некорректно. В аристотелевской традиции понимания формы эта проблема отрефлексирована и является основой выделения реализма, номинализма и концептуализма.

 

 

Литература

 

1. Аристотель. Сочинения. Т.1.М., 1975; Т.3. М., 1982.

2. Гете И. В. Избранные сочинения по естествознанию. М., 1957.

3. Грушин Б.А. Очерки логики исторического исследования. М., 1961.

4. Клейн Л.С. Археологическая типология. Л, 1991.

5. Кренке Н.П. Феногенетическая изменчивость. Т.1. М., 1933-35.

6. Крусанов А.В. Русский авангард. Т.1. СПб, 1996.

7. Лесьневский Ст. Об основаниях математики // Философия и логика львовско-варшавской школы. М., 1999.

8. Лосев А.Ф. История античной эстетики. Последние века. Кн.1-2. М., 1988.

9. Любарский Г.Ю. Морфология истории. М., 2000.

10. Мамардашвили М.К. Превращенные формы // http://www.philosophy.ru/library/mmk/forms.html 2002.

11. Мартыненко Г.Я. Основы стилеметрии. Л., 1988.

12. Мельничук А.С. Диалектика языковой формы и содержания в произведениях художественной литературы //Литература, язык, культура. М., 1986.

13. Морфология культуры. Структура и динамика. М., 1994.

14. Раппапорт А.Г., Сомов Г.Ю. Форма в архитектуре. Проблемы теории и методологии. М., 1990.

15. Розова С.С. Методологический анализ классификационной проблемы // Теория и методология биологических классификаций. М., 1983.

16. Розова С.С. Классификационная проблема в современной науке. Новосибирск, 1986.

17. Руссо.В., Чебанов С.В. Основные понятия кристалломорфологии в системе кристаллографических и морфологических дисциплин // Физика кристаллизации. Выпуск 8. Калинин 1985.

18. Руссо Г.В., Чебанов С.В. Форма, стерезис и энлогия кристаллов // Теория минералогии. Л., 1988.

19. Соколов А.Н. Теория стиля. М., 1968

20. Структурализм: “за” и “против”. М., 1975.

21. Философские основания технетики / Ценологические исследования. Вып. 19. М., 2002.

22. Фуко М. Слова и вещи. М., 1977.

23. Чебанов С.В. Представления о форме в естествознании и основания общей морфологии // Orgaanilise vormi teoria. X teoreetilise bioloogia kevadkool. Tartu. 1984.

24. Чебанов С.В. Комплексность в биостратиграфии // Системный подход в геологии (Теоретические и прикладные аспекты). Часть 1. М., 1986.

*Чебанов С.В. Позиция 6.2. Динамика центра и периферии как проявление формы культуры: бытовое и профессиональное как предмет культурологии. // Теоретическая культурология. М. –Екатеринбург, Академический проект, Деловая книга, РИК. 2005а. С. 293-304.

*Чебанов С.В. Разнообразие // Теоретическая культурология. М. –Екатеринбург, Академический проект, Деловая книга, РИК. 2005б. С. 527-531.

*Чебанов С.В. Р итм // Теоретическая культурология. М. –Екатеринбург, Академический проект, Деловая книга, РИК. 2005в. С. 531-537.

25. Чебанов С.В. Типы междисциплинарности // Международная научно-практическая конференция «Рериховское наследие». Т. III . Восток – Запад на берегах Невы. Ч.2. СПб, Рериховский центр СПбГУ, 2007. С. 251-295.

26. Щапова Ю.Л. Развитие, эволюция, Н-распределения и ряд Фибоначчи (Н-распределения как адекватная модель развития древних производств) // Философские основания технетики / Ценологические исследования. Вып. 19. М., 2002.

27. Σημειωτιχη. Труды по знаковым системам. Т. 22, 1988.

28. Frobenius L. Paideuma. Munch., 1921.

 

* Этих работ нет в списке литературы в книге; они даны как ссылки в тексте на разделы книги без указания автора (который указан в соответствующем разделе книги).

 

 


1. Впервые о публиковано: Чебанов С.В. Форма // Теоретическая культурология. М. –Екатеринбург, Академический проект, Деловая книга, РИК. 2005. C . 553-557.

 

 

НА ГЛАВНУЮ ЗОЛОТЫЕ ИМЕНА БРОНЗОВОГО ВЕКА МЫСЛИ СЛОВА, СЛОВА, СЛОВА РЕДАКЦИЯ ГАЛЕРЕЯ БИБЛИОТЕКА АВТОРЫ
   

Партнеры:
  Журнал "Звезда" | Образовательный проект - "Нефиктивное образование" | Издательский центр "Пушкинского фонда"
 
Support HKey