Случай из жизни. Предлагаю недавно зав. отделом одного вполне уважаемого журнала, вполне интересный, на мой взгляд, разговор с двумя известными филологинями о том, что происходит с русским языком в последнее время и слышу в ответ: "Это все очень пресно, надо бы их про мат спросить, про то, как он входит в литературный язык и им усваивается и чем это может обернуться?" А то! Преснятины нынче, как огня, боятся не только в шоу-бизнесе, вот уже и матовые (простите за невольный каламбур), то есть неглянцевые журналы, задрав штаны, бегут за комсомолом, дабы примкнуть к пелетону, то бишь, вожделенному мэйнстриму.

Не успела я послушно поинтересоваться означенным вопросом у своих собеседниц, как из питерских кустов - все же нет режиссера лучше Неба! - выкатывается рояль в виде персонального поэтического вечера суперматерщинника Александра Куляхтина (оказывается, каждый вторник в библиотеке им. Льва Толстого - 6-я линия В.О., д.17 - проводятся авторские чтения стихов), чтобы продемонстрировать именно то, что якобы так жгуче интересует литературную общественность: как, какими словами и в каких дозах? Оказалось, рецептура весьма условна и пластична: любыми и в любых. Было бы что-то кроме пресловутой табуированной, абстинентной или как ее еще там, лексики. Т.е. не другие слова, а тот самый сухой остаток смысла. А слов других может и не быть, или почти не быть, как в прелестном куляхтинском восьмистишии "Ай да Пушкин, сукин сын!", невероятно смешном и сюжетно безупречном, когда после перечисления некоторых наших поэтических гениев в невоспроизводимом, увы, здесь емком тексте, автор с досадой признается, мол о себе такого сказать не могу (в том смысле, что не гений).

На самом деле, стихи Александра для меня никакое не открытие и не новость. Слышала его не раз, а теперь вот и текстами располагаю - автор любезно предоставил. Книжки пока нет, издатели только обещают. А поэтическое явление есть и поговорить о нем стоит. Недаром разгоревшаяся после чтения дискуссия отличалась искренней страстностью - задело. Кто-то во время чтения от души хохотал, кто-то яростно аплодировал, кто-то возмущался, кто-то недоумевал, кто-то требовал биса. Давненько не видали мы такого накала и такой, извините за выражение, интерактивности.
        Тем более, и читает Куляхтин отменно. Говоря его же словами, "Нет, это надо видеть, это там надо быть". Нынче, когда поэт из фигуры если не трагической, то, по крайней мере, драматической превратился в фигуру комическую, и свои стихи на редких выступлениях стеснительно сообщает (по Артуру Конан Дойлу) своему галстуку, Куляхтин ревет, как бык, машет руками, артистически меняет темп и звуковые регистры, сам хохочет своим же удачным ходам - на полную катушку ис-пол-ня-ет, захлестывая зал такой ураганной энергетикой, что, кажется, еще чуть-чуть и само пространство отзовется поэтическим эхом. Артистизм и харизматичность почище, чем у знаменитых наших сатириков!

Вот тут и возникает лежащий на поверхности соблазн. Во-первых, причислить его к какой-либо компании: иронистов (поминались многочисленные москвичи и в первую очередь "Куртуазные маньеристы"), игровиков (приверженцев игровой манеры, кои в нашем городе представлены бесчисленными "лейкинскими искрами" - меткий термин, введенный в обиход В.Топоровым), абсурдистов (Хармс и иже с ним), "черных юмористов" (О.Григорьев), короче, отклассифицировать по полной программе, т.е. тут же и обеднить, поскольку куляхтинская поэтика не столь однозначна. Она строится по матрешечному принципу вложенных смыслов, когда автор якобы смеется над своим героем (большинство стихотворений в представленном корпусе написаны от первого лица) и тут же смеется над тем, как смеется, и еще раз смеется над смехом, смеющимся над героем - короче, дом, который построил Джек... Во-вторых, посчитать куляхтинские опусы веселеньким приколом (а как же! мат на каждом шагу!). А ведь это драматические стихи, это тот самый случай, когда в корчах заговорила безъязыкая улица, поминутно матерясь и сплевывая себе под ноги, пытаясь не только рассказать свою неказистую, а то и устрашающую историю, но и возопить в последней надежде: "Давайте будем людьми!" Просто людьми. Давайте будем уважать друг друга (абсолютно фрейдистское компенсаторное желание, ключ к национальному менталитету в одиозной российской пьяной фразе "Ты меня уважаешь?" - в самом деле, уважение к чему или кому бы то ни было - наш самый главный национальный дефицит). А сколько горечи и стоически скрываемой экзистенциальной претензии в стихотворении "Путем духовным", где за нелепым сюжетом с постоянным обворовыванием героя вдруг встает: "Любви утрата - вот итог/Духовного пути"... Сильно. Вот он - сухой остаток в творчестве Александра Куляхтина. И - предварительный диагноз нашему обществу: "...Я много читаю, я кушаю, сплю./Простите, но я никого не люблю./Простили? Наверное, да."

Горько. Страшно. Что же касается использования табуированной лексики Куляхтиным, то какой же это мат? Это другое. Это необходимый лексический материал, пускаемый в дело именно тогда, когда требуется. Не для эпатажа, не для того, чтобы быть "актуальным" (вспоминаю длиннейшее и скучнейшее прозаическое питерское чтение москвича Игоря Яркевича, когда автор, поражаясь сам своей продвинутости, долго и по-интеллигентски неумело тасовал три общеизвестных слова), чтобы, не дай Бог, не заподозрили в старомодности - то бишь, в умении чувствовать, любить и сострадать. Куляхтин, слава Богу, в конъюнктурности пока не замечен. А вот другое любопытно: напечатали бы его стихи в том самом журнале, куда я предлагала свой разговор с филологами? Без купюр.

Елена Елагина