Блестящий провал “Матрицы-2” (“Перезагрузка”). Нео (то есть, Киану Ривз) постарел. Тринити, увы, все больше напоминает ведущую “Слабого звена” Киселеву. Морфей окончательно стал то ли борцом против машинного апартеида, то ли жрецом вуду. И, главное, случилось то, чего все боялись: спецэффекты окончательно вытеснили живое действие.

Они, впрочем, надо отдать должное, замечательны. Зритель впервые воочию видит борьбу эпического героя с целой армией врагов. Борьбу, которая не распадается на отдельные последовательные схватки, а средствами компьютерных технологий доведена до степени визуальной убедительности: несколько десятков двойников агента Смита разлетаются от смерчеподобного Нео, как пластикатовые кегли.

Необыкновенно динамична также сцена погони, когда камера буквально “скользит” под колесами движущихся трейлеров. Но вот, собственно, и все, что запомнилось, вот и все, что можно сказать о предложенном братьями Вайчевски продолжении их знаменитой кинофантазии…

Ах да, еще, конечно, определенная стилистика видеоряда: бутылочно-зеленые и коричневатые тона, мелькание бегущих строк, хореографическое решение драк, число которых в “Перезагрузке” подозрительно возросло, словно все теперь и держится только на этой балетно-кунфушной эстетике.

Более всего раздражает нарочитая запутанность действия. Постоянно возникают, так сказать, болтающиеся сюжетные завязки, которые никуда не ведут, устрашающе растет число вовлеченных в игру персонажей, роль которых чисто служебная: это и Ниобе, и командор Лок, и молодой фанат, преследующий своим обожанием Нео, и Персефона, выдающая команде Морфея Мастера Ключей, и сам Мастер, томящийся в тюрьме некого Меровингера. Все эти персонажи нужны авторам фильма не только как “фабульные подпорки”, позволяющие хоть как-то двигать вперед действие, они выполняют еще и чисто эстетическую функцию. Братья Вайчевски продолжают свою ироническую коллекцию этнических типов. Принцип тот же: если в первой части “Матрицы” Пифией оказалась пожилая негритянка, пекущая на кухне печение, то теперь роль Кеймейкера играет очкарик-японец со связкой ключей на проволоке, а злодей Маеровингер предстает перед нами фатоватым франкофилом, ведущим банальные разговоры, соблазняющем женщин и потягивающем Шато Бри.

Калейдоскоп персонажей соответствует калейдоскопическому принципу “подачи материала”. Разобраться, что происходит с Нео и его друзьями достаточно затруднительно. Впрочем, и сам главный герой все время обременен именно этим вопросом: “Зачем я здесь? Что происходит?” Сгущенная атмосфера запутанности, видимо, создается авторами фильма не случайно; она соответствует их философской установке, а кроме того призвана уравновесить откровенную “боевиковость” сцен, изображающих погони и единоборства.

Но синтеза не получается. Стремление создать новый эпос, базирующийся не на суровой простоте героического сюжета, а на интеллектуальных построениях “машинного разума” и человеческой рефлексии терпит провал. Проблема в нестыкуемости жанров.

Эпический сюжет, на самом деле, допускает не так уж много вариантов. Все они известны со времен Античности и раннего Средневековья. Удача первой части “Матрицы” как раз и заключалась в том, что в ней братья Вайчевски сумели вложить новое содержание в очень древнюю архетипическую историю о том, как юноша, проходя обряд инициации, становится мужчиной. Герою, еще не знающему, кто он, предстоят серьезные испытания. Победить – значит приобрести новое качество, состояться. Вот об этом, в сущности, и рассказывалось в первом фильме. А “матричный” антураж был всего лишь еще одной, современной версией подобного испытания.

Я вовсе не хочу сказать, что эпос лишен философской глубины. Нет! Но не на ней, не на интеллектуальных потугах автора фиксируется наше внимание. Нас занимает герой и то, что с ним происходит.

Смысл всех “загадочностей” “Матрицы-2”, думается, весьма прост. Героям фильма, а точнее нам с вами желают внушить мысль, что реальности вообще не существует, что даже племя так называемых “освободившихся” тоже подконтрольно (кстати, равно, как и сами машины), включено в некую глобальную программу, которую можно назвать как угодно. Например, мирозданием.

В принципе, такая постановка вопроса может стать поводом для оживленной дискуссии. Но, увы, - никак не для развертывания авантюрного сюжета, адресованного массовой аудитории.

Задача, которая ставилась авторами фильма, понятна и, между прочим, для нашего времени необыкновенно значима: создать кассовый фильм, который, несмотря на свою “блокбастерность”, стал бы художественным явлением. Очень хочется, чтобы умное и тонкое было одновременно захватывающим и интересным, а коммерческий успех шел рука об руку с эстетическим. Для этого, однако, требуется, чтобы массовый зритель-читатель был человеком культурным. О последнем же в наше время остается только мечтать.

 

Павел Неклюдов