* * *

Василию Русакову

 

До той поры, как звук свирели

Впервые ветер подхватил,

О чем лесные птицы пели

И хоры стройные светил,

 

О чем в ночи шептали кроны

Дерев, бубнили волны вод,

К кому взывали с затаенной

Тоской, чей прочили приход?

 

Вот это и была свобода -

Без слушателя и судьи,

Когда сама с собой Природа

Вела беседы в забытьи.

 

И смысл, еще не знавший слова,

Как лист, по воздуху скользил,

И не затронута основа

Была животворящих сил.

_______

 

Гордись поэт, теперь ты волен

Опять, поскольку никому

Не нужен гул парнасских штолен,

Стихов, спускающихся в тьму

 

Заветных тайн. Не пробудится

Ни в ком ни дух, ни интерес,

Ни слух понятливый. Ты птица,

Волна, широкошумный лес!

 

 

* * *

Бутерброд с холодною котлетой

И с вчерашнею заваркой чай…

Не жалей, не жалуйся, не сетуй,

Буднично и строго отмечай

 

Новые нежданные потери.

Погляди, какой разгромный счет!

Дело не в любви-надежде-вере,

Дело в том, что ржавый кран течет.

 

Дождь… опять. В гусиных цыпках кожа

Заоконной , непроглядной тьмы.

Только тех, кто нам всего дороже,

Только тех и разрушаем мы.

 

Оттого на сердце тяжесть эта.

Не простить уже, не отпустить.

Тусклый прищур кухонного света,

Жизни размотавшаяся нить.

 

 

* * *

Чем закончится это, понятно уже…

Положи под язык валидола драже,

Погляди, как за окнами хмуро

Небо в мутных разводах сиреневых туч,

Воздух влагой пропитан, как влага текуч,

Шелестя, подгнивает натура.

 

Вот и мы, как деревья, вросли и стоим.

Но труда себе не дал лесник-аноним

Проредить. Поднимаются кроны,

Друг у друга воруя скудеющий свет,

И чем ближе мы, тем неизбежней на нет

Я свожу тебя, друг, осребренный

 

Лунной ночью, холодной ее сединой.

Ты побудь, пошуми еще рядом со мной,

В мои черные корни врастая,

Ведь зимою на ветках не листья, а снег,

И за солнце не спорит с побегом побег,

И пугает равнина пустая.

 

 

* * *

Среди осколков Парфенона,

В том зале, где как водоем,

Свет колыхался полусонно,

Тогда бродили мы вдвоем.

 

На мраморах вздымались кони,

С кентаврами лапифы в бой

Вступали, но ладонь к ладони

Шли между ними мы с тобой.

 

И складки пеплосов волнами,

Струясь, стекали в пустоту.

О том, что дальше будет с нами

Не думалось в минуту ту,

 

Как будто мы уже – как эти,

Чья нескончаема чреда,

Вечноживые , в камне, в свете

Оставшиеся навсегда.

 

 

* * *

Умирая, как будто идешь на закат,

Свет в глаза ослепительно-ал. –

Это мы возвращались с прогулки назад,

И себя я на мысли поймал.

 

Лиловатые сумерки шли по пятам,

Тополя отступали во тьму.

Это здесь фантазировать можно – не там,

Это здесь я тебя обниму.

 

У калитки чуть-чуть постояли. Вдали

Над лугами, где вьется река,

Как пожаром охваченные корабли,

Проплывали на юг облака.

 

Это здесь, в темноте возвращаясь домой,

По особому дышишь легко.

Светят окна, невнятно бормочет немой

Сад, стоит на плите молоко.

 

 

* * *

Листва у дома лип густая

И посетителей – толпа.

Так и ведет, не зарастая,

К нему народная тропа.

 

Как дышится тут, в самом деле!

Сверкая, манит гладь реки,

В аллее вековые ели,

В саду беседки, цветники.

 

Вот, где питомцу наслаждений

В тиши оттачивать свой слог:

Деревня, где скучал наш гений,

Была прелестный уголок.

 

Ну что еще поэту нужно?

И если бы не болтовня

Нас просвещавшего натужно

Экскурсовода, лучше дня

 

И не придумать. Но словами

Кормили нас до тошноты.

«Вот так, глядишь, - потом и с вами», -

Ехидно мне шепнула ты.

 

Окстись ! Польстится, разве, кто-то

На муз теперешних приют!

На нашей даче – лишь болота,

Тропу к ней просто не найдут.