* * *

Крым узнавая, каким его в детстве

Видел – отроги крутых берегов –

Думал о всеевропейском наследстве

Здесь домовавших, ушедших богов.

 

Видишь ли, чудо, что все это было.

Маки – сквозь трещины мраморных плит.

Но и доныне зола не остыла

Ваших костров погребальных, Пелид.

 

Мужество только, что делать с любовью

Знает. Давно все ушли корабли.

Что же тоски этой, впитанной кровью,

Глупые, мы позабыть не смогли?

 

И на погасшее солнце Эллады

Глядя, не видим привычных светил,

И полустертому имени рады,

Словно нас умерший брат посетил.

 

 

* * *

Как будто все живые – живы,

А это – просто время сна.

Из рощ, где стелются оливы,

Бежит нарвать цветов Весна.

 

Опять то желтых, то багряных

Земля раскинула ковры.

И воздухом апрельским пьяных

Птиц музыкальные пиры!

 

Жива природа, целы блоки

Твои, Микенская стена.

И чей-то голос одинокий

Перечисляет имена

 

Героев, что когда-то плыли

За тем, чего на свете нет,

И умирали, и любили,

И звезды им смотрели вслед.

 

Прощай, нам не сулили встречу

Те – в непроглядной вышине.

И тень, которую замечу,

Пройдет, не зная обо мне.

 

Но чувствую, касаясь стертых

Плит, пряным воздухом дыша:

На крыльях ветра распростертых

Летит родная мне душа.

 

 

* * *

В Дельфах, которые небом накрыты,

Словно пронизанным светом стеклом,

Только развалины, мертвые плиты,

Только – обломок, обломок, пролом.

 

Вот она – дикая прелесть безлюдья,

Вот, куда Богу вернуться пора,

Вот, где остаться бы надо, не будь я

Тем же сегодня, который вчера…

 

Да … А над всем в тишине кипарисы,

Темные братья упавших колонн,

Тени от скал нависающих сизы,

День погружен в нескончаемый сон.

 

Если молиться, то только такому

Богу: над мрамором рухнувших плит

Вечно тоскует с тобой по другому

И ничего, ничего не сулит.

 

 

* * *

Затем, что их богам нет дела

До наших страхов и соплей,

Что глыбою окаменела

Судьба, – не надо, не жалей

 

Оставивших надгробья эти

Прекрасных юношей и дев.

Они ушли во мглу столетий,

Свои черты запечатлев.

 

А боги жребий вынимают

В недостижимой высоте,

И жалких слез не понимают,

И радости у них не те.

 

И если хочешь быть причастным

К тем, кто ступил на этот путь,

Стань беспощадным, стань прекрасным

И думать о себе забудь!

 

 

* * *

Ай-ай-ай-ай-ай-ай

Еврипид, «Медея»

 

Здесь безумная детоубийца выла,

Ипполит от женского взора ник,

Здесь история, словно скала, застыла

И по мраморным плитам блуждает блик.

 

Мхом трагические поросли ступени,

Чуть поодаль шум городского дня.

Я взываю к вам, милые сердцу тени,

Не надеясь, что слышите вы меня.

 

Мир оглох. И боги на игры наши

Насмотрелись. Театр Диониса пуст.

Только мак, пробиваясь из щели, краше,

Тише шепот строки твердящих уст.

 

Лишь с самим собою, самим собою

В тишине звеняще, наедине

Я еще встречаюсь подчас с судьбою,

Только кто же, кто же поверит мне?!

 

 

* * *

В любом музее Антиноя

Найдешь знакомые черты.

Под пологом слепящем зноя

В зеленом Ниле канул ты.

 

И унесен потоком водным

Из временнóго, наконец

Стал чистым, каменным, свободным,

Каким запечатлел резец.

 

Не надо, цезарь, слишком больно

В пустые волны слезы лить.

От нас ушедших добровольно

Не задержать, не разлюбить.

 

Зато теперь, ища ответа

На этом мраморном челе,

Ты с ним пребудешь вечно где-то,

Там, где-то … но не на Земле.

 

 

* * *

Зачем, Пигмалион, ты просишь изваянье

Прекрасное и так очнуться ото сна?

Не кожи белизна – а мрамора сиянье,

Не молодости миг – а вечная весна.

 

Ты хочешь, чтоб твое создание дышало,

И, разум обретя, с признательностью хоть

Смотрело на тебя. Дерзай! Но помни – жало

Нацелено уже в стареющую плоть.

 

И знай, когда вложив всю душу, неумело

Ты оживишь ее, то лучше отпусти:

Во тьме само собой блуждающее тело…

И что же делать с ним? – Неужели пасти!?

 

 

* * *

Камень скорби – агиластос петра.

Здесь от тщетных поисков своих

Дочери изнемогла Деметра.

Сядем – места хватит для двоих.

 

Мирно спят руины Элевсины,

Колоски перед провалом в ад,

Серых скал натруженные спины

Мирно спят.

 

Что ты ищешь в этом странном мире?

Посмотри: печальной Коры нет.

Только море зыблется все шире,

Только там – в полуденном эфире

Ярче свет.

 

Мы вообще-то тоже только тени,

Мы почти уснули наяву.

Мраморные белые ступени

Блещут сквозь проросшую траву.

 

Тихо как! Смотри, за Саламином

Моря, моря голубая даль…

Разве кто-то затворил пути нам?

Разве мне тебя не жаль?

 

И уже, забрав нас, не отпустит

Та разлука-дрема – через край?

Агиластос петра – камень грусти…

Ну, пора, пора, – вставай!

 

 

* * *

Бронзовое совершенно тело,

Мощной длани взмах неудержим.

Нет ему до нас, по счастью, дела –

Потому, что мы не убежим.

Чудо, доведенной до предела

Страсти и свободы быть чужим.

 

Се есть Бог – не человек, с которым

Мог бы о заветном, о своем

Ты судачить. Под смертельным взором

Гуманизма мы не узнаем.

Ах, лжецы с их ренессансным вздором,

С человеколюбием – в наем!

 

Неприютно в этом мире грозном:

Труден путь, непостижим закон.

Лишь дымок на воздухе морозном

Возле губ. И как велел нам Он:

Все оставь, иди за бликом звездным

В мрак, объявший с четырех сторон.

 

 

* * *

Вычерпанный чашей Эпидавра

Голос мой теряется вдали…

Ветки олеандра, листья лавра.

Наконец-то! Вижу: мы пришли.

 

Ста рядов скалистые уступы,

Где-то бродит эхо по верхам.

Горы, сосны – все в составе труппы;

Разве боги не внимают нам?

 

Разве хора песня отзвучала,

Разве струны лиры порвались,

Разве снова девушкою стала

Филомела и не рвется в высь?

 

Разве у искусства и природы

Больше нет и поводов для встреч?

Чем таким вы заняты, народы,

Что души не можете сберечь?

 

Мраморным теперь аттракционом

Служит престарелой Музы храм,

Наполняясь к ночи ветра стоном,

Голосами отзвучавших драм.

 

 

* * *

Уходили из Керамикоса

(Самолет наш через три часа),

Доносился вслед из-под откоса

Шелест пиний… или – голоса?

 

Голоса, оставшихся такими,

Как на белых плитах видит глаз,

Спасены богами всеблагими,

Их богами, что ушли от нас.

 

Кажется, в воротах Дипилона

Все еще стоит гоплит с копьем.

Кануло ли в лету время оно,

Если мы его осознаем?

 

И реальней всех бетонных клетей,

Толп людских в общественных местах

Профили сияющие эти,

Архилоха строчка на устах.

 

Уходили и прощались нежно,

Нежно, неизбежно – навсегда.

Вот бы так легко, почти небрежно,

И отсюда нам уйти, когда…

 

 

* * *

Вечны лишь мрамора плиты, да красные маки,

Мы же с тобой – мимолетные дети невзгоды.

Где-то далеко-далеко блуждая во мраке,

Встречи я ждал мне обещанной все эти годы.

 

Но, когда к месту добрался, условленному изначально,

Только руины увидел, и ясно мне стало:

Мы разминулись на тысячелетья. Печально

Ветви олив набегающим ветром качало.

 

Только следы и дано нам застать в этом мире:

Надпись на стеле, немую фигуру в музее,

Где Аполлон все играет на каменной лире

И Ариадна грустит об уплывшем Тезее.

 

Наши тела – в пустоте, имена – позабыты,

Чтобы совпасть в этой бездне, быть каменным надо.

Только кровавые маки, да белые плиты,

И так щемяще звучащее слово – Эллада.

 

---

[1] Цикл впервые был опубликован в "Звезде" № 12 за 2009 г.