К ТВОЕЙ ТЕНИ

 

Рисует солнце тенью на дороге

Скамьи, деревья, тела силуэт.

И черные на сером, даже ноги

Знакомы без подсказок и примет.

Да – это совершенный отпечаток,

Ещё верней – оттенок тонкий твой.

И тень, как вор, не знающий перчаток,

И в ремесло ушедший с головой,

Опять крадет твои движенья, жесты,

Чуть изгибаясь и слегка дрожа.

Пусть никогда не видела чудес ты,

И я не видел, посмотри: душа,

Что несвободна от указки тела,

Ответственна за каждый вздох его,

Наверно также выглядит, несмело

Под ношей искривляясь, никого

Не поразишь подобным рассужденьем,

Но как и тень сама, привычно нам,

Что вера уступает убежденьям

Со сплетнею досужей пополам.

Порою неуступчивы, а ныне

И вовсе промолчим, но что скрывать,

Коль даже солнце о своей гордыне

Забыло, чтобы землю целовать.

Пусть тонет все в молчанье милом, чистом,

Проходит час, неповторим и прост.

За сгорбившимся велосипедистом

Щенок бежит, подняв счастливый хвост.

 

 

 

ИЗ АВГУСТИНА

 

Как это было? Смертию смерть поправ,

Из гроба восставший, к испуганному врагу

Тихонько склонился, и прошептал: "Ты прав".

О, Господи, Боже, ведь я же так не могу.

И небо, как прежде, томится над головой,

И дни друг за другом идут сквозь меня подряд.

И можно просить, и молиться, ведь я же твой

Твои и они, кто неведают , что творят.

А может и верно, что нет ни добра, ни зла,

А есть только вечер, что сумраком скрыл листву,

И боль унимает пилюля или игла,

И я лицемерно радуюсь, что живу.

Но час настает, чтобы спрашивать Самого

Всевышнего Бога, за трусость себя виня:

- А вдруг за порогом, действительно, никого?

Ответит: - Там нет никого супротив Меня.

 

 

 

* * *

 

Ты говоришь мне, что нет никакой судьбы,

Что все эти жалобы: если бы да кабы -

Одно пустословье.

Когда б мы не встретились... Полно. Не может быть.

И мне остается надеяться, ждать, любить...

Присядь в изголовье,

Кровати, в которой ещё не остыли сны,

О дальних краях, и о звоне тугой струны,

Как волны, далеком.

И вновь подражая приливу, бугрится ткань,

И мне отчего-то не спится в немую рань,

Бушующим соком

На ветках томятся неведомые плоды,

Горячий песок человечьи забыл следы

Луна золотая

Качается над водою, как поплавок,

Я знаю, сюда заглянул ненароком Бог,

Эдем отворяя.

На кухне, как время, из крана течет вода,

И кажется вечной на календаре среда,

Но время и дата

Уже ненадежны. То место, хотя оно

На глобусной плеши кружком не обведено, -

И пусто, и свято.

А ты говоришь мне, что предначертанья нет,

И я прохожу, выключаю в прихожей свет,

И думаю: странно…

Все это сейчас, или было уже давно?

У тех берегов мой корабль идет на дно

Среди океана.

 

 

 

ПАЦИЕНТ

 

Сидит недвижно на своей ноге

Похожий на иссохшее полено,

И острое безвольное колено,

Привязанное к креслу, кочерге

Наверно позавидовать могло бы,

А он сидит, немой и низколобый,

Сам издали похож на букву Гэ.

Его бумажно-белая рука

Руки, что рядом, всё не отпускает,

А солнце в луже матово сверкает

И пыльная листва, шумит горька.

Пусть рот кривой уныло приоткрыт,

И рыбья грусть наполнила глазницы,

Блестя, но верю я: он просто спит,

Я знаю сон, что человеку снится.

Ведь там цветёт над Летой тишина,

И каждому прощается вина.

 

 

 

***

 

Теперь никто не утаит, не скроет

Своих шагов, ошибок или проб.

Я – астроном, влюбленный в астероид

Смотрю, не отрываясь, в телескоп.

В котле вселенной вновь светила тают,

Кипит, звезду рождая в муке, тьма.

Я верю, что за мною наблюдают

Подобно мне. Я не сошел с ума.

Летящей к нам с небес холодной глыбе

Я имя незабытое вручил.

Покуда солнце вздернуто на дыбе

Над горизонтом, не осталось сил,

Чтоб устоять пред вестью серафима,

Что гибель принесет со всех сторон,

А может, пролетит пришелец мимо,

На время отложив Армагеддон?

Под влажным небом без крючка и петель

Вновь кружево плетет прозрачный дым.

Я – верный мироздания свидетель,

И я хочу исчезнуть вместе с ним.

Снаружи хлам, обрывки и осколки,

И выжженная ужасом трава,

А я опять снимаю книгу с полки

И вглядываюсь в лживые слова.

 

 

 

РИМУ

 

Где всуе отыскать мне слог, тебя достойный

Твой мрамор дышащий, твой камень беспокойный.

Простор церквей твоих и улиц теснота.

Всегда непраздных рук мы на груди не сложим.

Благодарю, за то, что был твоим прохожим,

Благодарю, за тень от древнего креста.

Здесь мускулами вновь играют колоннады

И статуй строятся бесшумные парады

И в нефах ночь стоит, сверкая влажной мглой.

Но ты один собой на век повелеваешь,

И новой синевой фасады одеваешь.

День вышит по небу невидимой иглой.

Что дальше, погоди, не стоит по порядку,

Заметки путника записывать в тетрадку

Недели не пройдёт, и кто читает их?

Верней зубила звон, упрямые затылки,

И каменная пыль, и медные опилки, -

Как музыка труда в холодных мастерских

Вот, посмотри: лежит, угрюмый, бородатый,

Затылок подперев рукою узловатой,

Спиною отыскав знакомый монолит.

Что видит он во сне, твой верный сын по праву,

Какую в тишине тебе замыслил славу?

Зачем беззвучно он губами шевелит?

 

 

 

НЕВИДИМКА

 

Пока деревья пятятся назад

одна сидишь, откинувшись на спинку

вагонной лавки, всюду люди спят.

ты на окне рисуешь невидимку.

 

под пальцами расступится тоска

коричневой, непобедимой пыли

рисуешь ты, от каждого мазка

сочится свет, - стекло давно не мыли.

 

Вагон трясет, и пальчик повело,

и линия изломанно взметнулась,

и снова показалась сквозь стекло

полей пустыня, редких крыш сутулость.

 

Ты прокляла дорогу и вагон

Соседей сонных и лачуги эти,

а невидимка светится, и он

иное что-то видит в зыбком свете.

 

 

 

* * *

 

Страсть и усилие - вот закон,

Что хорошо бы скрестить с терпеньем.

Чтобы проснуться к утру растеньем,

Зернышко лезет из кожи вон.

 

После лозою стремится вниз

Или топорщит колючий колос,

Будто услышав знакомый голос,

Шепчущий тихо ему: "Тянись".

 

В снах беспокойных и наяву

Муки и радости сплав горячий,

Строгий призыв, неотступный, зрячий,

Слышу, вдыхаю его, живу.

 

Знаю, не выдержит все равно

Это терзание плоть живая,

Но уступаю ему, внимая,

Господи, только твое зерно,

 

Тяжесть земли на себе неся,

Будет стремиться к Тебе - наружу.

Кто за тебя потеряет душу,

Тот сбережет ее, - вот и вся

 

Вера моя, - и молю: прости,

Помню слова, но не знаю дела.

Чувствуешь, как нелегко из тела

К небу на выдохе прорасти?

 

Я не прошу о грядущем дне,

Только поведай в немом причастьи

То, что ребенку открыл о счастье

В душной палате наедине.

 

 

 

ПОГОДА

 

Погода портится. Гневить не стоит Бога.

Он знает срок всему: и радость, и тревога

Растают медленно, прольются с облаков

Дождем нечаянным, и светится искусен

Обманом радужным узор дрожащих бусин

На старой ржавчине; от этих пустяков

Всё забывается, и кажется такою

Невиданная чушь прекрасною строкою,

Что ты вздыхаешь вдруг, - и ужас отступил.

И видишь дальний путь, как впредь, лежащий прямо,

И сердце пустотой не возмущает яма,

Куда и заглянуть не остаётся сил.

 

 

 

* * *

 

Умение терпеть и силу воли

Едва ли отношу к своим чертам

Характера; я понял это в школе,

А может раньше… Нет, скорее там.

Я, сидя над каким-то многочленом,

Задачей, уравнением, кривой,

Отчаянно лупил о стол коленом,

Тряся большой, нелепой головой.

Ведь мы слабы и потому жестоки.

Взросленью нас, увы, не изменить,

Но лучше бесполезные уроки,

Чем дней истертых неживая нить.

Вот так в своем углу, играя в прятки

С недавней болью; трусостью греша,

Я думал: вдох, что унесется в пятки

От ужаса, поди, и есть – душа.

А может, вовсе и не в этом дело.

Когда один в невинной тишине

Ты чувствуешь свое чужое тело,

Как трещину в бессовестной стене…

Тогда уж лучше уравненья! Это

Куда как легче: не решил – и спать.

Но кто-то вновь стоит напротив света,

Молчит и улыбается, опять.