* * *

Какая-то жизнь другая,

Другая, еще вчера…

Лишь юности помогая,

Природа теперь стара.

 

И что это значит, право,

Не знаю. Но боль опять,

Да прожитых лет орава

Галдит, не давая спать.

 

И значит, с любовью встречи

Не будет. Их больше нет

Оваций в народном вече,

В ристалище злых побед.

 

А что, они были? – Были,

Как дальней Итаки брег,

К которому не доплыли

И не доплывем вовек.

 

 

 

* * *

Снился друг, что умер лет семь назад,

А потом другой (только год,

Как его не стало). Ни в рай, ни в ад

Я не верю, но к нам из-под

 

Пелены приходят такие сны,

И такие мечты гнетут,

Что порою кажется: не вольны

Мы одни оставаться тут.

 

И когда плотнее, чем круг живых

Станет призрачный этот круг –

Верный признак: в сумерках снеговых

Нам пора собираться, друг.

 

Будет свет редеть и крепчать мороз,

И метель, задыхаясь, выть.

Но тому, кто в мир уходящий врос

Всею памятью, – в нем и быть.

 

 

 

* * *

Замолкает душа, цепенеют уста.

Это, видимо, неспроста.

Это сдвинулся времени монолит –

И неведомое сулит.

 

И никак завесу не приподнять,

За которой сверканье гроз.

До конца не свыкнуться, не принять,

Что надолго все и всерьез.

 

Мир почти полвека прощебетал,

Словно пташка в тени дерев.

Про огонь истории и металл,

Позабыли мы, одурев,

 

Про глухие норы, про мор и глад,

Про нездешнюю жизни суть.

Умывая руки, стоит Пилат,

И открыт на Голгофу путь.

 

 

 

* * *

Манит начало обещанием

Того, чего не будет, нет…

Теперь мы связаны прощением

С надеждами ушедших лет.

 

Но только с ними, безнадежными,

И можно было выжить тут,

Сверяясь с признаками ложными,

Что любят, веруют, спасут.

 

Нет, не спасут… Чудес послушливых

У нас отныне недород.

И в обстоятельствах удушливых

Ты экономишь кислород.

 

И учишься без сожаления

Припоминать былые дни. –

Для будущих преодоления

Сгодятся, может быть, они.

 

 

 

* * *

Временами мне кажется: вижу, как здания эти,

Вдоль которых иду на работу (конторы, жилье),

Будут остовами возвышаться, разрушенные на две трети,

И закончится так неуемное время мое.

 

Потому лишь и можно дышать, наслаждаться минутой,

Что подрезаны крылья у нашей фантазии. – Пусть!

Охвати меня воздухом этим и светом опутай,

Чтобы не оставляла весенняя терпкая грусть.

 

Хорошо!.. Хорошо нам жилось и пока что живется.

А что будет, то будет. Торопятся вдаль облака.

Только жаль: до конца настоящее нам не дается,

Настоящее – то что сейчас, то что с нами пока.

 

 

 

* * *

Как любить? Уважать? – Ну, допустим, жалеть…

Но любить-то как их, научи!

Мне тоски этой внутренней не одолеть,

Не найти к пониманью ключи.

 

Может быть, это так я себя не могу

Не простить до конца, ни принять?

Нужно щеку другую подставить врагу. –

Это что! Как презренье унять?

 

Без любви ты всего лишь звенящая медь

И натужно гремящий кимвал.

Расскажи, как забрезживший свет разглядеть

В том, кто подличал и предавал?

 

Лишь с какой-то неведомой мне вышины

Тебе видно, что все мы равны.

Но любви и сочувствия нет у вины

К тем, кто столь же ослеплены.

 

 

 

* * *

Что делать с будущим, которое тревожно

На нас надвинулось, как облако в ночи?

Противостать ему, бодрясь? – Да разве можно!

Гром приближающийся слушай – и молчи.

 

Какие грозы только тут ни полыхали…

Что ж, всеблагими призваны на пир,

Мы зова их, увы, не услыхали? –

Все также глух и безнадежен мир,

 

Все также глух, все также тонет в смутной

Тревоге, в неуемной суете.

Сверяясь только с выгодой минутной,

Мы балансируем на страшной высоте.

 

И потому никто бессмертья чашу

Не станет пить. Таких не стоит брать.

И только боги, правя тризну нашу,

На Землю будут с жалостью взирать.

 

 

 

* * *

Допустим, знать, что мир уже погиб,

Что в Землю врежется гигантская комета,

Проснется сверхвулкан и новый птичий грипп,

Распространившийся, всех-всех сживет со света…

 

– Что делал бы в преддверии конца?

– Стихи писал.

– Но кто прочтет их? дико!

– Еще бы по утру, сойдя с крыльца,

Смотрел, как звезды яркие гвоздика

 

По клумбе разбросала. Неба свод

Светлеет. – Драгоценные минуты,

Которые закончатся вот-вот.

И все спадут прижизненные путы.

 

Не сокрушайся, лучше оцени

Дары последние нескованным испугом:

Ты весь и жизнь твоя – впервые вы одни,

Без соглядатаев, и заняты друг другом.

 

 

 

* * *

Душа как будто знает что-то

Свое, неведомое нам.

Слабеет с возрастом забота

О том, что будет здесь – не там .

 

И больше не волную споры,

Кого наш выберет народ,

Политики и кредиторы,

Цена на нефть и недород.

 

Не то чтоб равнодушье – просто

Вдруг понял: что-то есть важней

Заготовления компоста

Из сгнивших, выброшенных дней.

 

И запашок заплесневелый

Идет от будущего. Что ж,

Душа готова. Ангел белый,

Куда усталых позовешь?

 

 

 

* * *

Можно писать – и не писать,

Жить – или же не жить.

Видишь ли, нечего нам спасать,

Некуда дальше плыть.

 

В лодочке утлой скользя Земли

По океану тьмы,

Только одно осознать смогли:

Как беззащитны мы.

 

Жизни возникшей слепой курьез,

Разума слабый всплеск.

Там нескончаемых звездных слез

Мертворожденный блеск,

 

Там спрессовались огни эпох

Всех от начала дней.

Вечности вечный искус, подвох –

Мы утонули в ней.