Озеро Балхаш. Казахстан.

 

Руки в муке измазаны,

В солнце и чешуе.

Лето парит, не сказанное,

В выжженной тишине.

 

Каплет, как мякоть дынная,

Солнце и плечи жжет.

И, бесконечно длинная,

Жизнь не торопит счет.

 

Ты не спугни, пожалуйста,

Этот слепящий кадр –

Лето, второе августа,

Жаркое, как пожар,

 

Небо, водой объятое,

Волны, ребячий визг,

Эта вода крылатая

С чайками вместо брызг.

 

Крылышка стрекозиного

Призрачный божий глаз,

Дай нам для счастья зимнего

То, чего нету в нас. -

 

Не уготовь из жалости

Вечного лета, нет, -

Выучи благодарности

И отпусти на свет.

 

 

 

* * *

Я несла в животе голос горькой звезды.

Сторожась от людей, чтоб не слышалось им,

На каком языке она крестит следы,

Проводя меня между болот и осин.

 

Я спала слишком долго – ни сна, ни тепла,

К небу – чистым лицом, вдох мой — рябь на воде.

И в неё заглядевшись, звезда потекла

По небесному жёлобу, злой борозде.

 

Помнишь? — думали землю на высь поменять,

Да на небе так зыбко: качнёшься, и – вон!

Вот упала звезда, и попала в меня,

И прожгла, и ушла в ледяной чернозём –

 

И остался мне голос, горчинка в ночи,

Чайный привкус, осколок, под ложечкой стих.

Я спрошу: что мне делать? А голос молчит.

Потому что ответов здесь нет никаких

 

 

 

* * *

…Меня всегда поражало, что мой муж всю жизнь называет свою маму, Марию Антоновну, – «матушка»

 

Матушка, Маша, озерный твой голос

В воздухе сизом звенит серебром,

Учит он – что бы во мне не боролось, -

Всем отвечай добром.

 

Так и живешь, по-людски и по-доброму,

Свечечка божья, сверлящая мрак.

Длинные волосы в узел подобраны.

И у меня – так.

 

Сядем, бывало, на кухне, уставленной

Теплым, родным угощеньем твоим.

Машет ли детство далекими ставнями,-

Матушка, посидим?

 

Сколь было жизни в судьбе переменчивой, -

Ты была вечною, как земля.

Матушка, Машенька, русская женщина,

Родненькая моя!

 

…Время – домой, муж и сын собираются,

Саша и Миша с твоей буквой «ша».

Матушка машет рукой, и вздымается

Вслед за рукой – душа…

 

 

 

* * *

Яблоко, подобранное в усадьбе Рахманинова,

С розовой кожей, оставшейся от зари,

Словно с передника накрахмаленного,

Из прошлого века – бери.

 

После земли, шаги его помнящей,

Дремлющий плод рукавом потри,

Чтоб заблестел, словно жук беспомощный

В теплой руке – смотри!

 

И через воздух, набрякший музыкой,

Будто бы летней грозой густой,

Я – как во сне по карнизу узкому,

Ринусь на голос твой.

 

Будто бы верю, что ты подаришь мне

Вечность в обмен на смерть.

И, разрываясь, летит над клавишами

Вечный второй концерт.

 

И в самолете ночном над Родиной,

На небесах оставляя след,

Яблоко спит, а тихонько тронь его –

Кажется, гений придет на свет.

 

 

 

* * *

По суетным словам скользить губами,

Что капли слушать в водосточном гаме.

Но нарастает гул между висков…

И молодость – просвет меж голубями,

Летящими над нами высоко…

 

Коснешься слов – моргнет судьба слепая,

Качнется ветка, листья осыпая, -

Несказанного слова темнота.

А вдруг во сне его – воронья стая

И струйка изумленная у рта?

 

Запомнись так, когда дыханье ровно,

Когда стихи легко и полнокровно

Живут во всех предчувствиях твоих.

С руки последний голубь твой отпущен.

Как спящие нежны и всемогущи! –

Разгадки наших судеб затаив…

 

 

 

 

* * *

В. Шелленберг , омскому поэту

 

Вероника, левый загребной,

Раненая ведьма водяная,

Темноту собой перебивая,

В ночь с кудрей отряхивает зной,

 

По чужому городу идет,

По своей ночи, заговоренной

Голосом с картавинкой , вкрапленной

Точно камешек в водоворот.

 

Раненная в горло, видно речь

С талым льдом и горными камнями

Хлещет горлом, властвуя над нами,

Что нам от нее себя беречь?

 

Горше пой и смейся веселей!

На строке, на яростном весле

Ты лицом к лицу перед судьбою.

Здесь ли сердце в реку обронить? –

В родину чужбину обратить

И остаться, Господи, с тобою…

 

 

 

* * *

Выдохни. Вдох – обновленье и боль.

Через виски этот бой часовой,

Дескать – придет еще время

 

Лодку от берега прочь оттолкнуть.

Вслед засмотреться и слезы сглотнуть.

След на две стороны: память и путь –

Не угадать, что острее.

 

Счастье – метаться по травам степным,

Легким, как ветер, и в дым молодым,

Сердце – пустые ворота.

 

Сколь же теперь у свободы цена? –

Полное сердце, утрата, вина,

Стены рвануть – да взрывная волна,

Может быть, скосит кого-то…

 

Вымолви истину, чтобы забыть.

Нитку мне дай и порви эту нить.

Пусть я не знаю ответа.

 

Кто я и что я, откуда мне знать?

В луже бездонна небесная гладь.

Смерть ли за левым плечом?..

- или мать

оберегает

от ветра?

 

 

 

* * *

Пить неизвестности туман

На заостренном повороте.

Так птица в дальнем перелете

Летит за черный океан.

 

Он хриплым кашлем небо рвет

И ребра волнами колышет.

И как над ним убого вышит

Крестовый птичий перелет…

 

Когда б подумать в эту высь –

Как скорбны дни и тщетны цели,

Мы никогда б не долетели.

Мы от земли б не поднялись…

 

Да будет вдаль отпущен взгляд

Над горизонтом изумленным.

Да быть душе дождем зеленым,

Летящим с неба наугад.

 

Что ждать? Мы долетим не все

До мига ясности невзрослой –

Что мир понять догадкой острой –

Как ноги вымочить в росе…

 

 

 

* * *

Как в замедленном кадре мы

Через пристальный сад

Бродим тропами карими.

…Или листья летят?

 

И по самое горлышко

Налита тишина

В этот флигель, опомнившийся

Ото сна.

 

Здесь ни боль моя русская,

Ни слова не нужны.

Здесь великая музыка

Спит внутри тишины.

 

К ней, как к тайному зареву,

Подойти горячо.

Ты возьми меня за руку –

Просто так, ни о чем.

 

Чтобы пульс одинаковый

Бился в небо, пока

Сыплют нотными знаками

Над землей облака,

Сыплет палыми листьями

Летний день кочевой.

 

Ничего не бессмысленно.

Ничего.