* * *
Можно ведь не писать стихов –
Просто бубнить, кружить,
Спать до пятнадцатых петухов,
Непроизвольно жить,
Просто следить, как затих в тени
Дома заросший сад,
Как торопливо уходят дни,
И не придут назад.
Можно не думать – зачем! – не знать...
Что изменить ответ
Может? Способен ли он нагнать
След промелькнувших лет?
Вот: серебристый, как Млечный путь,
Тающий в небе след.
А про стихи те забудь, забудь,
Их и в помине нет...
* * *
Теперь ты куколкой становишься: хитин
Подвижности лишившегося тела.
Не соблазняет больше ни один
Объект желанья. Молодость хотела
Всего, а нынче главное – внутри,
Внутри уставшей, ставшей лишней плоти.
Ночь не долга. Давай, глаза протри! –
Ты снова внешне весь в своей работе,
В заботах, в нескончаемых клише
Дел, в гуле из открытых окон.
Но это – так: твердеющий уже,
Еще один, тебе не нужный кокон...
Не зная и не думая, во мглу
Сознанья уходя, теряя нити,
Я где-то там... Не к свету, хоть к теплу
Свободный дух свободно отпустите!
И бабочкой он выпорхнет – в каком
Неведомом потустороннем мире? –
Над бездною витать, как над цветком,
В огнем зари пронизанном эфире.
* * *
У минут ни запаха нет, ни цвета,
Их, безвкусных, глотками большими пьют...
А меж тем, все это – лишь эстафета,
Где тебя как вымпел передают.
Время прячется от меня и в то же
Время не отпускает из цепких лап.
Только вкрадчивый сквознячок по коже,
Только в никуда уводящий трап,
Только череда невнятных перетеканий
Из тумана утреннего – в ночной,
Только мышечной сокращенье ткани,
Сердца легковерного гул ручной...
Может быть, и нет ничего – лишь лента
Полустертых кадров в немом кино.
Это ты, наивный, все ждешь момента :
Вдруг отпустит/проявит себя ОНО.
* * *
В Риме – смотришь на небо Рима,
Блекло-синий его лоскут...
Жизни, чтó просто так дарима,
Не хватает: часов, минут.
Лишь упругие волны ветра,
Лишь закатной зари прибой...
Но огромная тень Сан-Пьетро
Все накроет сейчас собой.
Тень от тени скользит по вечным
Града вечного мостовым.
Как во времени бессердечном
Оставаться еще живым –
В травертиновой корке твердой,
Кровь и веру впитавшей, страх,
В небо смутное волчьей мордой
Тычась, столетий глотая прах?..
* * *
Рай – это просто-напросто дача, –
Ангельских сонмов не надо, кущ...
Вот же, и яблоня, чуть не плача –
Ты ведь всеведущ и всемогущ –
Молит: лишь дай продолжаться лету,
Августу с алым пыланьем зорь.
Лучше не будет! Прозрачность эту
Неба Ты как-нибудь мне проспорь,
Бархатцев рыжих на клумбе пятна,
Мраморную по ночам луну!
Все, преумноженным многократно,
Я ведь когда-то тебе верну.
Лучше не будет. В счет вечной квоты,
Той, что моей обещал душе,
Боже, зеленых стрекоз полеты
Дли бесконечно сейчас уже!
* * *
И хоть из драгоценных ее наследий
Большинство теперь – новодел,
Но почтенье давнее к старой леди
До сих пор еще мой удел.
Правда, не Кронион в бычачей шкуре,
А звездно-полосатый флот
Приплывает к ней, и царит в культуре
Дисней Лэнд, а не Камелот,
Но в комоде дедовском старой девы
Тени тайны еще живут,
Еще башни Праги, огни Женевы,
Звуки Вены к себе зовут.
И на этот зов из дали закатной
Встрепенется душа порой.
Но прошедшее не придет обратно,
Как и рыцарь твой, твой герой.
Тяжелы одежды ее и вздохи
Хриплы – не разглядеть лица.
Ты мечта и сказка другой эпохи,
Не почувствовавшей конца.
* * *
Наливая воду из колодца,
Почему-то счастье ощутишь:
Этот день, что просто так дается,
Эта неба глубина и тишь,
И струя, серебряною змейкой
Из ведра скользящая в ведро,
И рябины ветки над скамейкой –
Каждой алой ягоды ядро...
Я не знаю, почему остаться
Невозможно в этой тишине,
Или в снах, что нам под утро снятся,
Или в том, что ты сказала мне,
Улыбаясь, на ступеньках стоя
Дачи, солнцем залитая вся?
Счастье-счастье, что оно такое,
Все даря и тут же унося?..
* * *
Верить... В молчащие небеса
По вечерам смотреть:
Гаснет пурпурная полоса,
Плавя заката медь.
Этот прощальный пожар зари,
Может, и есть ответ?
Просто живи, а живя, умри,
В сумрак шагнув и свет.
Может быть, Ты приходил ко мне
Там, на границе сна,
Там, где теряются в пелене
Образы, имена,
Где уже не о чем хлопотать,
Незачем ждать, просить? –
Лишь уводящая в благодать
Жизни нездешней нить...
* * *
Я уже ничего не успею,
Ничего, но ты знаешь, не жаль!
Просто выйти под вечер в аллею –
Тополя, и туманная даль,
Отсыревшего воздуха вздохи,
Трепет птицы в слоящейся мгле...
Те, что прожили, были неплохи
Наши годы на этой Земле.
А какая там будет другая,
Все равно не видать сквозь туман.
Обещания все, дорогая,
Все мечты и надежды – обман.
Что же есть у нас – только вот эта,
Тополя поглотившая мгла,
Прелый запах прошедшего лета,
Память, все, что она сберегла...
* * *
И вот опять ты ждал чего-то неземного,
Рассудку вопреки, поверить был готов...
Но бытия прочна природная основа
У земноводных, птиц, моллюсков и цветов,
И у людей... Мы все – растения и звери:
Инстинкта совести, увы, не одолеть,
Плоть духу никогда жить до конца по вере
Не даст. Любой мечте знакома эта плеть.
Поскольку в нас живет совсем другая сила,
И красные тельца ведут свой хоровод,
Страданье утолит таблетка нимесила,
Всем смыслам вопреки и упованьям. Вот...
И сокращенье мышц, и копошенье крови
Во времени. Душа – вне этого труда.
И, значит, надо ей быть просто наготове,
Когда, ослабнув, плоть отпустит. – Но куда?..
* * *
Все бормочешь строчки – и там, внутри
Они словно скатываются в ком.
Вот и прожили жизнь мы на раз-два-три,
Что жалеть то теперь? О ком?
Отпустить пытается душу плоть,
Но так непривычно и страшно им порознь быть,
Что хоть ненадолго, для вида хоть,
Но продлить пытаются жизни нить.
А она, не зная, зачем уже,
Продолжает тупо стареть, полнеть,
По врачам ходить и сосать драже
Валидола, из магазина снедь
Приносить, пугаться дурных вестей,
Вечерами пялясь в слепой экран,
Приглашать зачем-то к себе гостей,
Вызывать сантехника, чтобы кран
Подкрутил на кухне, жалеть котят
Беспризорных, длить свой рабочий стаж...
Неужели где-то еще хотят,
Чтобы бег продолжался безумный наш?
Отдохнуть пора бы твоим мечтам
От усталых клеток глухой возни.
И хоть дух не помнит, как будет там
Одному ему, но пора. – Возьми!
* * *
Слишком краток лета глоток,
А потом – холода, тьма.
Разве б кто-то тут жить смог,
По ночам не сходя с ума?
Петербург за чертой всех
Человеческих дел, широт.
Снегом посеребрен мех
И в белесых клубах рот.
Аполлон восковой свой
Перенес ли сюда храм?
Видно ветра сродни вой
Тем священным его хорам.
И теперь в наших снах есть
Всех пророчеств слепой бред –
Это тьмы и зимы месть
За мелькнувший на миг свет.
* * *
Иногда мне снятся иные дали:
Как несбыточное сбылось,
Как, узнав друг друга, мы все узнали –
И не надо столетья врозь...
Суррогатной жизни ее подвохи
Чувств, простим. Разве каждый сбой
Сердца, неба сполохи, ветра вздохи
Не сводили меня с тобой?
Потому-то и флейты далекий голос
Все настойчивей, все нежней,
Что реальность, кажется, прокололась,
Но мы встретимся там – за ней.
* * *
В десять вечера свет в июне
Так спокоен, так бархатист,
Что ты знаешь: не канет втуне
Даже самый последний лист.
Краски вечер кладет не резко,
Тихо-тихо во мне и вне –
Словно фреска делла Франческо,
Распростертая на стене...
Никуда, никуда не деться
Нам, лишь сумерки эти длить.
Так и будем, как те – в Ареццо,
Через вечность неспешно плыть.
Сон, приснившийся Константину,
Соломона косящий глаз...
В золотистую паутину
Навсегда заключают нас.