* * *

Стихи исправить ничего не в силах:

посмертный слепок промелькнувших дней.

Они ушли, хотя ты и любил их,

поблекший мир не сделался светлей.

 

Ни нежной нотой, ни богатой краской

не стать сонету - выбери любой

. Смешно искать под этой бледной маской

всю гамму чувств, испытанных тобой

.

Ни поцелуй, ведь так, ни шум прибоя?

Строка к строке подогнана умом.

Но вот без них, скажи мне, друг мой, кто я?

И что я знаю о себе самом?

 

 

 

* * *

Exegi monumentum

 

Я памятник воздвиг

из снега во дворе:

обычный снеговик,

приятный детворе.

 

Морковка - это нос,

а тело - снежный ком,

и бегает барбос

перед снеговиком.

 

На голове - горшок,

и веточка в руках...

Не этот ли стишок

переживёт мой прах?

 

 

 

* * *

Что понимаю о я о мире?

Пока немного . Я расту.

Шумят события в эфире,

как электрички на мосту.

 

Зима сменяется неброской

весной (надолго ли весна)?

Заката розовой полоской

под всем черта подведена.

 

Что было хрупким изначально,

то рассыпается тотчас:

и даже музыка печальна,

порой блуждающая в нас.

 

Бежит вода, порхает птица,

трепещет вена у виска.

Не умереть - переродиться

в траву, в деревья, в облака...

 

 

 

* * *

"Береги себя...". Как смешно звучит.

Обопрись о земную ось...

Рыцарь пал - бесполезный отброшен щит,

да и панцирь пробит насквозь.

 

И молитва, прости мне, язык мой груб,

и надежда - спасут едва.

Это в час смертельный слетают с губ

перемолотые слова.

 

Это эхо в пустых коридорах дней,

снег растаявший к февралю.

Но никто не тронет любви моей,

и не знает, как я люблю.

 

 

 

* * *

В электричках вся правда, в подземных слепых переходах.

В попрошайках, бандитах, бомжах и безногих уродах.

В нищей старости, злости, обиде, безумии, смерти.

Не в холсте разлинованном, не на скрипичном концерте.

В придорожной траве, почерневшей от смога и грязи,

в пустоватой певичке, на сцене дрожащей в экстазе.

Во вранье бесконечном, в тоске беспросветной и скуке.

В невозможной надежде, глядящей на небо в испуге.

 

 

* * *

Сад или кладбище? Бродишь среди цветов

- осы и бабочки возле бутонов вьются,

если устал от докучных своих трудов

- ляг, отдохни, но, прошу, не забудь проснуться.

 

Стертые буквы на плитах, полдневный зной,

женщины в черном, непышные их букеты.

Разве возможен какой-нибудь мир иной?

Этим же Солнцем уснувшие здесь согреты.

 

Ходишь счастливый и думаешь: правда, т а м

- всё и продолжится, только н а с а м о м д е л е.

Как не поверить таким безмятежным снам?

Мы уезжаем. До скорого, Сан-Микеле .

 

 

 

* * *

В метро подсел старик, картавил,

свободно перешел на «ты».

Не соблюдает лишних правил

душа, сорвавшись с высоты.

 

О, сколько чувств во мне боролось,

я говорил со стариком

и понимал, что этот голос

чужой давным-давно знаком.

 

Нескладен, сед, в дорожной пыли,

обижен на отца и мать...

Умерший друг, скажи, не ты ли

привет спустился передать?

 

Превозмогая боль, по краю

скользил, и вот, сошел во тьму.

Но что есть смерть, когда узнаю

тебя по слову одному?