Илья Владимирович Манский родился в городе Ярцево Смоленской области в 1984 г. Окончил филологический факультет Нижегородского государственного лингвистического университета. В 2009 году защитил кандидатскую диссертацию на тему «Эволюция идеи красоты в лирике Евгения Винокурова». Работал преподавателем английского языка в НГЛУ. В настоящее время ведущий специалист группы компаний АСЭ (АтомСтройЭкспорт). Проживает в Нижнем Новгороде.

 

 

 

***

Играют дети – всей гурьбой

Так носятся по спортплощадке.

А эта девочка с собой,

Сама с собой играет в прятки.

О землю мячик всё стучит,

Скакалка до небес взлетает,

А эта девочка глядит,

Но как глядит, она не знает.

А я сижу и пью пивко,

Пивко под вечер классно пьётся.

И так легко, и так легко,

А эта девочка смеётся.

И без начала, без конца

Мысль в голове гудит, как в бочке:

А у неё ведь нет отца,

А у меня ведь нету дочки...

 

 

 

***

И можно сделать то, а можно это...

Но как потом стихам смотреть в глаза?

У твоего любимого поэта

Написано, что делать так нельзя.

Не в лоб так сказано, но всё стихотворенье –

Про ночь, про фонари и спящую жену,

Про шорох тополя и старческое зренье,

Про память. И вину.

 

 

 

***

Перевести всё в шутку, в шутку.

В последний раз поцеловать,

Влететь в рычащую маршрутку

Четыре или двадцать пять.

 

Махнуть рукой и улыбнуться

И попрощаться навсегда!

Здесь главное не оглянуться

Туда, где ты стоишь, туда...

 

И отдавив в маршрутке ногу

Подвыпившему мужику,

Вдруг заорать ему, как Богу:

"Прости!" – во всю свою тоску.

 

 

 

***

И свет, от снега голубой,

Твоё лицо чуть освещает.

Пусть не срослось у нас с тобой –

Но этот свет меня прощает.

 

Застыло облако, скорбя –  

Но и оно прощает всё же...

И я прощаю сам себя,

Что на меня так не похоже.

 

Измучились за столько лет.

Но кроме рая, кроме ада

Есть приглушённый зимний свет –  

Весь голубой от снегопада...

 

 

 

***

На бабушку счета приходят то и дело – 

А бабушка весной минувшей умерла...

Вот счёт за свет: так много нагорело!

Нет, бабушка нажечь так много не могла.

 

Уже звонили мы, уже ходили даже,

Чтобы счета нам шли на наши имена...

А дедушка пришёл, принёс тот счёт однажды – 

Расплакался, сказал: тоскует там она.

 

А мама говорит: в компьютере ошибка,

В системе просто сбой – и ничего тут нет...

Я помню бабушку, её очки, улыбку,

А на столе счета – за воду, газ, за свет. 

 

 

 

***

Гражданская война

 

Я больше не хочу.

Своё отвоевал.

По лунному лучу

Уйду за перевал.

 

Пальнут из калаша

Мне в спину, ничего –

Быстрей дойдёт душа

До дома своего.

 

 

 

***

Как повзрослели стремительно дети.

Взрослые – юными стали опять…

После дождя очень тихо на свете.

– Дети заснули. Пойдём погулять.

 

Детям ли спать? В города поиграют.

«Горловка», – брат начинает игру…

А по ночному Донецку гуляют

Мама и папа, вернутся к утру.

 

Дети не спят. До рассвета – минуты.

 – Кончится эта война или нет?..

Папа и мама находят маршруты

Давних – забытых, казалось бы, лет.

 

– Как седина, этот дождь серебрится – 

Помнишь, сказал я? – на чёрных кустах...

– Помню! Тот дождь, он теперь серебрится

В чёрных моих и твоих волосах…

 

После дождя очень тихо на свете.

Вкраплены капли дождя в полумрак,

Папы и мамы, все эти дети,

Весь беззащитный этот мирняк…

 

 

 

***

В России чубушник часто путают с жасмином

 

Конечно, чубушник! Откуда б здесь взялся

Жасмин? Здесь в округе заводы и склады…

Вот тут в пятом классе я в драку ввязался

У кустика этого, жёсткой ограды.

 

Когда бы я знал, что чубушник за мною – 

И я не шучу! – увильнул бы от драки.

Но робкий жасмин, он дрожал за спиною,

Так жалобно плакал о чем-то во мраке.

 

«Вот белые звёздочки с жёлтой душою», – 

Писал я о нём, опуская детали:

Что рядом со свалкой он цвёл и порою

Пакеты и пыль на него налипали. 

 

«Чубушник! Жасмин прорастает южнее», – 

Со смехом поведал мне родственник дальний…

Чубушник, жасмин – а цветёт всё нежнее

На фоне той жизни, что многострадальней. 

 

 

 

***

Я мимо храма прохожу порой. 

Я лучшие свои провёл в нём годы. 

Казался в детстве золотой горой, 

А в девяностые был островком свободы… 

 

Голубовато-золотистый свет… 

И вечером тепло от снегопада… 

Не страшно то, мой друг, что бога нет. 

А страшно то, что мне его не надо.