* * *

 

Привкус блаженства: кораблик, волна,

Парус в объятиях ветра…

В детстве шепталась со мной тишина

Ритма созвучием, метра.

 

И проблесковое счастье тех строк

Все еще тайно со мною;

Милый Сверчок, ты меня уберег

В этой, наполнив иною.

 

Где острота одиночества тех

Лет слепоты и укора? -

Свет, только свет золотой из прорех

Жизни, ветшающей скоро.

 

Ветром подхваченный парус, спеши!

Слух, обретай утоленье,

Опережая взросленье души,

Опережая взросленье!

 

 

 

* * *

 

Весь не умер – живет в социальной сети:

Фотографии, смайлики, твиты…

Ты бессмертна, душа цифровая, - лети

Вместе с теми, кто не позабыты.

 

Восемь лет… Диалоги свои перечту

С ним, стихов драгоценные строки

Повторю, что все так же лелеют мечту,

И все так же от счастья далеки.

 

Рядом с нами кочевья бесплотных теней

В необъятных полях интернета.

Что же с жизнью? – Что может тут сделаться с ней,

Окликающей нас с того света!

 

И, мерцая, экран зазывает в эфир,

И уже я не помню, с которой

Стороны настоящий, единственный мир,

С его тайной, с разлукою скорой.

 

 

 

* * *

 

Ненавижу детей орущих –

Этот наглый, надрывный звук.

Нами мир зарастает гуще,

Чем весенней травою луг.

 

А что это, мой милый, значит? –

Это значит: придет косарь.

Вот тогда-то дитя заплачет ,

По щекам растирая гарь.

 

 

 

* * *

 

Осенью сегодня задышало,

Дымкою восток заволокло.

Грусть-оса высовывает жало,

Сонно тычась в мокрое стекло.

 

Невозможно объяснить все это:

Жалость к дням, истаявшим как дым,

Отголосок чувства без ответа,

Радость быть свободным и пустым,

 

Слившись с неподвижным, охладелым

Светом из-за пелены дождя,

Ощущая до конца всем телом,

Как слабеешь, с летом уходя.

 

 

 

* * *

 

Романино, Моретто и Лотто –

Ренессанса побег боковой –

Изымаются из оборота,

И растут беспризорной травой

 

Возле клумбы, где розы Беллини,

Рафаэлевы стебли лилей…

Неразборчив и присно, и ныне

Экономной истории клей.

 

Но какая нам разница: годы

Наше тешат тщеславье, века?!

Безымянны красоты природы,

Бескорыстна на сердце тоска

 

По неведомой встрече, по чуду,

По тому, чего, в сущности, нет.

Что же, в путеводителе буду

Их искать ускользающий след?!

 

 

 

* * *

 

Тут сгущение аур в толпе

Темных, давка несчастных судѐб!

В городской человечьей крупе

Я оглох совершенно, ослеп.

 

Только рваное меж этажей

Небо в отсветах дымной зари.

Потому что изгнали взашей

Жизнь. Снаружи она, мы – внутри.

 

Вытесняем друг друга, теснясь,

Жмемся в кучу – как скучен расклад!

Ну и ну: мира этого князь,

Пожимает плачами, не рад,

 

Ибо однообразием ад

Переполнен – любой его круг,

И превышена мера стократ

Всех немыслимых будничных мук.

 

 

 

В СЛОВЕНИИ

 

Здесь нет истории. Она куда-то делась,

Но позабытый ею человек

Живет, я бы сказал, в оцепененьи

Ухоженного быта, социальных

Гарантий, нескончаемой работы,

Потуг и пота тренажерных залов

Да выпивки с друзьями на викенд.

Конечно, если он вполне нормален…

Но, к сожаленью, та, кого не стало,

Нас учит, что нормальных-то и нет.

Как долго можно делать вид, что ты

Такой как все? Такой же! – я не знаю.

 

Здесь нет истории, зато царит природа,

Точнее экология: леса,

Холмы с травой подстриженной, газоны,

Ну да, еще, конечно, цветники,

И небо, небо, небо, небо, небо!

Пока гулял, я думал, что с лихвой

Мне этого густого неба хватит –

Местами полинялой синевы,

Да облаков, пасущихся привольно

В вечерних остывающих лучах.

Так мне казалось. Так оно и было…

 

Что если не истории, а нас,

Нас, нас самих вот как-то так не стало ?

И это утешительно… А ход

Больших часов, вбирающих событья,

Уже других готовит нам на смену –

Нежданных и неведомых существ?

 

 

 

* * *

 

Как странно: так цепко, упорно

Растут до конца и цветут…

Осенние звезды, что зерна

По небу рассыпаны тут

 

В ночи, обжигающей тьмою

И холодом ран ножевых.

Все это сотрется зимою –

Усилия стольких живых!

 

Но лилии, силясь раскрыться,

Свободны от знанья вериг,

Им кажется: все еще длится

Один нескончаемый миг

 

Блаженного летнего рая,

Где нет бытия про запас,

Где даже сейчас, умирая,

Пытаются радовать глаз.

 

 

 

* * *

 

Кресло, оставшееся без хозяина,

Словно потерявшаяся собака, отчаянно

Вслушивается в пустоту.

Нет никого. Пыль в просветах кружится

Штор. Где пропавшее обнаружится? –

Разве уже по ту

 

Сторону дня, ожиданий, помыслов.

Всех позовет нас с ристаний, промыслов,

Поприщ однажды Бог,

Всех – за собою. Куда – не сказано.

Ты ж, опустевшее, здесь обязано

Память хранить свой срок.

 

Память – потертости и отметины:

Эти – Марусины, эти – Петины,

Эти… – за столько лет!

Старое кресло кому достанется?

В небытие за вещами тянется

Неуловимый след.

 

 

 

* * *

 

Я открыл окно и просунул в ночь

Свою голову – не спалось.

Вдалеке мерцали огни точь в точь,

Словно звезды вверху, лилось

 

Отовсюду в сгустившейся темноте

Фонарей сиянье, светил.

Мы, наверное, только ночью те –

Те, к которым Он приходил.

 

Ибо только ночью нам видно, как

Этот мир обустроил Бог,

Протыкающий своим светом мрак,

Своим светом, что так далек.

 

Вот наш дом: не днем, а среди теней,

В бездне – там, где межзвездный газ.

А что жизнь моя, и что будет с ней –

Да не всё ли равно сейчас!

 

 

 

* * *

 

Жить бы, и жить бы, и жить бы, и жить,

Жить бы без страха, без бед,

Временной этой у той одолжить,

Вечной, хоть сколько-то лет.

 

Ей, нескончаемой, эти, поди,

Крохи не стоит жалеть.

О, не спеши! Все что там впереди,

К счастью, безвременно ведь.

 

День, просыпающийся поутру,

Окна, открытые в сад,

Кроны, полощущие на ветру

Липы, и тополь – их брат,

 

Розы бутоны раскроют вот-вот,

С грядки клубника сладка,

И распростертый над всем небосвод,

И по нему облака.

 

Все это временно? Господи, что ж

Вечность хранит за стеной?

Рай? – Только если на этот похож

Полдень и дождик гребной!

 

 

 

* * *

 

Крольчиха палец мне полижет,

Поднимет уши, глаз кося…

Чем дальше с возрастом, тем ближе

Жизнь – начиная с детства – вся.

 

И снова травки да цветочки,

Стрекозки узкое крыло…

Чтоб уходить по одиночке

Не так нам было тяжело.

 

Ведь жизнь – всего лишь детский праздник!

За ушком почесать слегка…

Чтоб дух суровый мой, отказник,

Оттаял из-за пустяка.

 

Затем, что сказано: лишь малых

Сих ждут, уткнувшихся ничком,

Сморенных играми, усталых,

С крольчихой, с мячиком, с сачком.

 

 

 

* * *

 

Мадонна Симоне Мартини –

Из Сьены постер привезен.

И я застрял на середине,

Нет – уж скорей, в конце времен.

 

Три зверя дантовых украдкой

Крадутся следом по пятам.

Что ж, поспешать с надеждой шаткой

К отверзтым адовым вратам?

 

Боюсь, что поздно. Опыт жуткий

Уже не для моих костей. –

В лугах эдемских незабудки

Других порадуют гостей,

 

Другим взойти к высотам Рая,

Черезогнем кипящий лаз.

Вот и смотрю я, замирая,

На взгляд скользящий узких глаз,

 

На профиль нежный и суровый

Блаженной Девы неземной.

Молю: в той тайной жизни новой,

Точней не-жизни, будь со мной!

 

 

 

* * *

 

Август, с кровью охладелой

Брат падучих звезд…

До любви мне больше дела

Нет: я пуст и прост,

 

И ценю лишь только эту

Выключенностьиз

Суеты, что всю планету

Взяла под акциз.

 

Все еще тепло, но ночи

Бархатней, длинней,

И прозрачнее, короче

Тени легких дней.

 

Лес и дол - в анабиозе,

Уходя в иной

Мир. За речкой на березе

Листья с желтизной.

 

А еще кроваво-красно

Солнце на заре.

Что теперь мне до соблазна

В той страстей игре!

 

Этой внутренней свободы

Годы не растрать!

Две заботы у природы:

Жить и умирать.