ЛИТЕРАТУРНО-ХУДОЖЕСТВЕННЫЙ ПРОЕКТ На главную



 

 

 

 

* * *

Это постоянное «хотя»…

Ночью, на дорогу выходя,

В темноте дрейфуешь, как в незнании.

И звезда с звездою говорит,

Но перевести ее санскрит

Объективно ты не в состоянии.

 

Вспомни Мандельштама: «Ни о чем

Говорить не нужно…». Изречен,

Фразы смысл теряет очертания.

Мысль плывет, пустеет голова.

И растут неточные слова,

Складываясь в словосочетания.

 

Мы живем. И все, что нам дано, –

Курс держать или пойти на дно.

Брызги звезд солено-горьких, искрами,

И земля, как многотонный плот,

В темноту бескрайнюю плывет,

Не предполагая твердой пристани.

 

 

 

* * *

С утра проем окна залеплен мокрой ватой.

В механике часов кончается завод.

Кончается зима. Две тысячи девятый

Год.

 

Что имя мне твое, фамилия и адрес?

Куда ни заведет народная тропа,

Повсюду – молот лишь заржавленного накрест

Серпа.

 

А глубины искать – что философский камень.

Работают цеха и кузнецы куют

От счастия ключи. Оторванный с руками

Уют.

 

Сознание хоть в чем желает воплотиться,

Не бесконечно ль средств к тому припасено?..

…Осталось два часа. Им свойственно делиться

(Зенон).

 

Они чего-то ждут. Не ты ли это дашь им?..

Вновь зацепился взгляд за стрелки острие.

…Попробуй уследить за шагом черепашьим

Ее.

 

 

 

* * *

Как слезы по стеклу текут,

Текут извилистые тени.

 

Там кто-то плачет наверху

С сезонной жалостью осенней.

 

Грузней накопленных обид

Там небо, что к земле прижалось.

 

Ты не один. Ты не забыт.

К тебе испытывают жалость.

 

Своею тяжестью томясь,

Там капли вниз, к земле, стремятся…

 

Все это превратится в грязь,

Когда они соединятся.

 

 

 

* * *

Разбежался, подпрыгнул и полетел

Самолет с тобою внутри,

Сотню с лишним пристегнутых к креслам тел

Поднимая в воздух. – смотри,

 

Как уходит земля из-под ног, и с ней

Город, собственной картой став.

И в груди тесней, небеса ясней

Здесь, над облаками, – оставь

 

Все сомненья внизу, распростись с виной

И дела свои сдай в багаж.

Впереди, нам кажется, мир иной –

Бесконечно лучше, чем наш.

 

 

 

* * *

Ты коснешься ограды, почувствовав лед,

Как железо холодное руку дерет,

Так, что пальцам становится жарко.

 

Это холодом дышит февраль. И мораль

В том, что рай – не надуманная пастораль,

А заснеженность мертвого парка.

 

Что нам делать в безмолвии этом, скажи.

В запредельно-холодной глуши – ни души,

Ни следа, равнодушно и гладко.

 

И так боязно – перешагнув через «не»,

Утонуть, раствориться в его белизне

Без остатка.

 

…Все следы в моей памяти заметены.

И опять на полгода мосты сведены.

Снег – как судорожно кем-то смятый

 

Белый лист. И от мест, где ты вроде бы был,

Только чувство утраты – за все, что купил

С бесконечно большой переплатой.

 

Пальцы ломит. И смотришь сквозь снежную пыль

За ограду держась, за оградой.

 

 

 

* * *

Что воодушевляло?.. Пустяки.

Но, жизнь другими пробуя глазами,

Я б не сказал, что я пишу стихи, –

Стихи себя все чаще пишут сами.

 

Они приходят, словно бы извне,

Когда прижмет или когда досужно…

И не сказать, что это нужно мне

И вообще кому-то это нужно.

 

 

 

* * *

Полдень. Природы мертвое забытье.

Жаркая пыль. Насекомых в траве нытье

Возле дороги. Кожей чувствуешь: припекло,

И между веток воды резанет стекло.

 

Словно не было ничего в этой жизни. А все, что есть –

Только этот миг, повисший сейчас и здесь.

Мысли – вроде травы, придавленной рюкзаком.

Ни души вокруг. И солнце еще достаточно высоко.

 

 

 

* * *

Как будто сон – Европа, заграница…

И мы – как будто.

Вся жизнь – покой. Борьба нам только снится, –

Сказал бы Будда.

 

Погожий день. Душа избытку рада

Тепла и света.

И ты – в раю. И умирать не надо

В борьбе за это.

 

И ни слезы ничто ничьей, ни боли

Не стоит вовсе.

Ты только эту мысль припомни, что ли,

Когда проснешься.

 

 

 

СФИНКС

На что глядит Аменхотеп

В глухую ночь?.. И город слеп,

И ночь векам закрыла веки.

И ты, дотошный, как Эдип –

Сознания стереотип,

Забывшего о человеке.

 

Не так сознанью ядовит

Дождливой набережной вид,

Как образ бытового рая.

Лишь притуши луны ночник,

За перечитываньем книг

Земное зрение теряя.

 

Пустынным городом брести,

Надеясь что-то обрести

В конце пути. Никак – и точка –

Нельзя забыть средь суеты

Что жизнь разгадана. И ты –

Ее пустая оболочка.

 

 

 

* * *

Дождь барабанит пригоршнями гороха.

Темных комнат аскеза.

За окном, у парадной, собака мокнет, дуреха,

В двух шагах от навеса.

 

Знак жестяной ветер качает, зябкий.

Провода леска.

Неба эмаль туч половые тряпки

Вытрут до блеска.

 

И – лишь прошедшей минуты осадок. Но камень

Этот нетяжек.

Солнце блестит на мокром асфальте между боками

Пятиэтажек.

 

 

 

* * *

Так неуклонно тянет вниз

Ночного города болото.

Скажи, что падающий лист

Свободен лишь в момент полета,

 

Что Бог ростовщику сродни

И вечер у него украден.

Горят болотные огни

Среди пустых глазничных впадин

 

Погасших окон. Вечер чист

И воздух свеж, но небо хмуро.

И к делу подшивает лист

Всевышняя прокуратура.

 

 

 

* * *

Непогода – осень – куришь…

А.Фет

 

Ты проживаешь где-то на Текстильщиков.

Решишь – черкни.

Деревья, словно легкие курильщиков,

Стоят, черны.

 

А воздух свеж пронзительно, не верится,

Как свеж и чист.

И к памятнику черному, шевелится,

Прилипший лист,

 

Порыва обещанием обманутый.

А день скупой,

Осенний, длится встречею натянутой

С самим собой.

 

 

 

* * *

Ведь говорили же, кажись,

Чуть, начиная, не с детсада:

Не ври, не суйся, не бранись,

И не болтай, о чем не надо,

 

А то придет к тебе мужик

И вырвет грешный твой язык.

 

Да все, однако ж, как горох

О стену. С очевидным споря,

Удачлив аки Архилох

В делах, весь день сидишь в конторе:

 

Бросай иль не бросай щита –

Счета, тщета и нищета.

 

Но лишь какой-нибудь глагол

Или другие части речи

Без внутренних противоречий

Как в сердце самое укол

 

Проникнут – звать тогда, крича,

Кого: читателя?.. врача?..

 

В чернилах пальцы перемажь

И посади глаза во мраке.

Ты никому не передашь

Того, что передал бумаге,

 

Что обращалось ни к кому –

Ты никому…

 

…Лишь смысл – как молнии разряд,

Из тьмы урвавший на мгновенье

Мир – как его запомнит взгляд,

Как синапсы запечатлят,

Наощупь слов облепит ряд.

И с ощущеньем просветленья –

К делам, где ждут тебя всегда

Твои счета.

 

 

* * *

Новгородского кремля

Стены.

С исторической сойти

Сцены.

Может быть твоей вины

В том нет,

Все равно тебя таким

Помнят.

 

Ты спроси своих купцов,

Зря ли

Мы на Гамбург корабли

Гнали.

Может ты б столицей век

Встретил,

Если б только не Иван

Третий.

 

Проплывают корабли,

Баржи.

Ты останешься здесь всех

Старше,

Лет читая временных

Повесть,

Уходящий слушая

Поезд.

 

 

 

* * *

Так, костер разводя, затаишь дыханье –

Огонек невидимый не спугнуть бы, –

Так же первых три месяца ожиданья,

Неизвестности, мыслей, тяжелых, смутных,

 

Неотвязчивых… Все это там, сейчас-то

Твой живот тяжел, и, в УЗИ, детален,

Четкий ритм пульсирует часто-часто.

Я не очень, ты знаешь, сентиментален,

 

Но лишь девять месяцев те отмерьте,

И вам явлено будет по истеченью

Это чудо – равное только смерти,

Но обратное по своему значенью.

 

 

 

* * *

Полюбил бы я зиму,

Да обуза тяжка…

Этой фразы резину

Тянешь исподтишка,

 

Замутненное, сонно

Протирая стекло.

В грязный тамбур вагона

Выдыхая тепло.

 

Что нам нужно друг в друге?

Над холодной судьбой,

Как замерзшие руки,

Мы прижались с тобой

 

Крепко-накрепко, грея

Тесным жаром утрат.

 

«…День как будто теплее.

Отчего ты не рад?»

 

 

 

* * *

Рамзес готовил ладью,

Чтоб миру сказать: адью,

И в вечность отплыть: цари там

Себе до конца времен,

Заняв золотой свой трон,

Украшенный лазуритом.

 

И только века́ – река…

То грека свой след нога

Оставит в песке. То солнце

Арабов прожарит здесь.

Ждет жизни второй Рамзес.

Но, видимо, не дождется.

 

Ждет жизни Рамзес Второй!

И может быть хеттов строй

В том сне ему смертном снится.

И так же, как наяву,

Сминает их, как траву,

Тяжелая колесница.

 

…А впрочем, поди ответь,

Что может там разглядеть

Пустая его глазница.

 

 

 

* * *

К черту – толкай, тяни –

Ты все равно в тени.

В точке, где время оно,

В точку, куда оно

Вечно устремлено,

Словно стрела Зенона,

 

Целит. Скорей – целит

От спеси. Но спесь элит –

Что Прометея печень.

Твой же предел вершин

Просто недостижим.

Да и ресурс не вечен.

 

…Цель далека, как Рим,

Где не бывать вторым.

Проще сказать: не езди,

Ибо не передашь,

Как же достал пейзаж,

Топчущийся на месте.

 

Не обманись в пути

Вечным «вот-вот», «почти»;

Тягость его, посетуй,

В том, что ни там, ни тут

Больше тебя не ждут.

В как бы свободе этой –

 

Странная параллель с

Поездом. Пара рельс,

Сонная проводница

Скажет: Земля кругла,

И нету на ней угла,

Где бы остановиться.

 

Бодрствуя или спя,

В мире чужом себя

Чувствующий изгоем,

Лезь из кожи, Прокруст,

Но не забывай про хруст,

Все завершится с коим.

 

 

 

ВРЕМЕНА ГОДА

 

С. Арцибашеву

 

1.

Разбуженная звуков какофония

Нестройная, и сквозь нее одно,

Холодного до собственной агонии

Сугроба аккуратное пятно.

 

Пришла весна, давно уже привычную

Обузу снега в слякоть превратив.

Так взгляд влажнеет, вспомнив что-то личное;

Но этот опьяняющий мотив

 

Весенний – и последнее сгорание

В огне апрельском быть предрешено.

Но ничего не хочется заранее

Знать. Птица, залетевшая в окно:

 

С чем обратится взгляд к крылатой вестнице?..

Что наша жизнь? Мелодии каприз.

Вивальди, вверх взбегающий по лестнице.

Бах, медленно спускающийся вниз.

 

 

 

2.

Этой страстной, бушующей плоти жар,

Плод созревший наливший сок.

Только так и можно – без скулежа,

Без оглядки: надрыв, ожог.

 

Чтобы жарче, острей, чем удар хлыста

Жизнь казалась – гони коней!..

Словно Вагнер играет ее с листа,

Или Лист управляет ей,

 

Сквозь огонь сжигающий, и распад,

В запредельный блеск облаков

Проведя – сквозь божественный Дантов ад,

Семь бессмертных его грехов.

 

 

 

3.

…Все то же: осень, непогода.

Покуриваешь, словно Фет.

И ты – как бы не ты, а кто-то

Малознакомый… Помнишь, нет –

 

Зачем, но мыслями пустыми

За туч игрой следи. Гляди

На шевелящийся под ними

Деревьев хаос… Не буди

 

В сознанье путаницу праздной

Мурой. Мне ближе фаталист,

Прошедший через годы странствий –

Надломленный осенний Лист,

 

И все, что кончилось так рано,

Минором сердце пригвоздя.

И Метнера фортепиано,

Как вариации дождя.

 

 

 

4.

Кому-то жизнь – сестра, тепла родного близко

Присутствие – коснись, прижми и ощути…

Так что же тот аббат из ордена Франциска –

О серых облаках и о конце пути?

 

Все собрано давно в дорогу. Перед нами

Распахнутая дверь, разлука из разлук.

И в мире ты стоишь, как в опустевшем храме,

И только звук его наполнит. Только звук

 

Еще нас с ним мирит. И все же доиграем.

Кому-то жизнь – озноб, обиды злая желчь.

Но – чаянье тепла. Затем ли, чтоб за краем

Холодной тишиной в последний раз обжечь.

 

 

 

* * *

Что ж… Привыкай к реальности суровой.

Полдня, как света нет. Водопровод

Еще колотит дрожью нездоровой,

Но и она закончится вот-вот.

 

Надменному сантехнику в угоду

Повесят объявление на дверь:

Пора. Гасите свет, сливайте воду.

В последний раз вы моетесь теперь.

 

 

 

 

НА ГЛАВНУЮ ЗОЛОТЫЕ ИМЕНА БРОНЗОВОГО ВЕКА МЫСЛИ СЛОВА, СЛОВА, СЛОВА РЕДАКЦИЯ ГАЛЕРЕЯ БИБЛИОТЕКА АВТОРЫ
   

Партнеры:
  Журнал "Звезда" | Образовательный проект - "Нефиктивное образование" | Издательский центр "Пушкинского фонда"
 
Support HKey