Василий Ковалев (рецензент):

- Разные обстоятельства помешали мне подготовиться так, как я это делаю обычно. В том числе сломанный принтер не дал возможности распечатать и делать пометки, что выбило из колеи. Заранее извините, если буду говорить сумбурно или не приводить примеры к каждым своим тезисам, но к основным, разумеется, приведу. Гриша обещал не гневаться. Проанализирую с примерами 2 текста. Когда я первый раз соприкоснулся со стихами Григория, мне пришло в голову, что кажется важным и для других авторов подобного типа – пишущих очень много. Естественно, что среди этого количества стихов есть много очень неудачных, но есть и очень хорошие стихи. Но, как и у всех бывает, последние в меньшинстве.

Сейчас есть неправдоподобно большое количество людей в литературном пространстве, которые способны написать недурные стихи. Их так много, что долгое время мне казалось, что мы переживаем поэтический бум, что никогда еще в русской поэзии не сосуществовало так много замечательных поэтов, как сейчас. Но недавно я стал выяснять по персоналиям, что же у поэтов, которых я считал крупными, есть, если взять весь корпус напечатанных текстов. И выяснил, что много авторов, которые пишут неплохие стихи, способны создать свою поэтику, поскольку в поэзию ринулись люди образованные, начитанные, обладающие литературными и поэтическими способностями. Но подлинно хороших поэтов среди них оказалось совсем немного. Возможно, речь идет о единицах.

 

Алексей Машевский:

-Эти переживания мне близки – иногда думаешь – а чего их так много? Но тут посмотрел по 100 ТВ «Ночь поэзии» и успокоился – не так уж и много. В основном что-то чудовищное. Даже те, кто грамотно пишут, как сказал Вася, в меньшинстве. Но, если по гамбургскому счету, то за весь 19 век таких самых-самых было всего 7 + несколько просто самых.

Вопрос, который поднял Василий очень важный: а сколько их должно быть? И те десятки, которые он насчитал, появляются и выделяются на фоне чего-то. Этот фон очень важен.

 

Василий Ковалев:

- Именно в этом направлении я и хотел говорить. Для чего и завел весь этот разговор. Итак, я для себя выяснил, что большинство этих людей образованные, порядочные, бескорыстно пишущие неплохие стихи, но нет подлинного дарования или еще чего-то. Бессмысленно говорить вообще – надо о каждом конкретно: о Гандельсмане одно, об Олесе Николаевой другое - у каждого разные причины неудач.

Гриша, как раз, пишет достаточно большое количество стихов, к которым у меня очень странное отношение. Получая его стихи, я знаю, что может ничего замечательного не попасться в первых 15 текстах, а 27-м будет жемчужина, а потом еще через десять. Но тут есть момент личного знакомства, и я прочитаю его 50 текстов ради 4х. А у другого автора больше первого десятка и читать не будешь, хотя может 12-м будет нечто замечательное, что нас бы потрясло. Что бы я сказал Грише… С этим надо бороться, отвечая за каждое свое стихотворение. За каждое! Теперь я думаю, что ни к кому не надо приставать с теми текстами, в которых сам до конца не уверен. Гриша - тот автор, который нуждается в очень жесткой самоцензуре, потому что у него количество текстов, которые мы часто называем проходными, очень велико. А свое длинное предисловие хотел бы закончить такими словами: почему я заговорил о тех поэтах, которых считаю крупными, которые умеют в силу своего ума или таланта написать хорошие стихи, но которых я подлинными поэтами не назвал, приходится искать повод к стихотворению. Многим просто нечего сказать. И они начинают фокусничать, развлекать читателя, что-то делать с формой или намеренно скандализировать. У каждого это делается разным способом, но такому типу авторов сказать, по большому счету нечего. И самые умные из них об этом знают, а самые-самые, может быть, настолько хорошо об этом знают, что не пишут из соображений этического порядка, поэтому мы их стихов не читаем. Для меня это – мужественная и понятная позиция. Мне кажется, Грише надо очень ответственно подходить к тому, что его сознание распознает как лирический повод. Мне кажется, что многие события, переживания в своей духовной практике, которые принимались за лирический повод, как показывает сам материал, были ложными или слишком слабыми, а он при этом пишет стихи на эти темы. Поэтому такое огромное количество написанных стихотворений. Поразительное противоречие для меня в том, что Гриша пишет огромное число стихов, которые очень сильно раздражают, но у меня не поворачивается язык назвать даже эти его стихи плохими. У него есть своя тема. И при очень большом количестве технических несовершенств, вплоть до школьных ошибок, у него есть очень сильная потребность в высказывании и умение взволновать своими стихами. Это вообще очень редкое качество. Поэты те - крупные, которые умеют заставить волноваться. И мое внутреннее ощущение, что, если на сто текстов пустой породы, у него будет одно такое стихотворение, тогда это оправдано. При том количестве стихов, которыми мы окружены и завалены, это очень важно и своевременно. Надо просто решать, что делать с таким огромным потоком поэзии. Мне кажется – это вопрос внутренней цензуры. И тогда наша проблема до некоторой степени снимется, если мы будем знать, что пусть из 30 стихов мы 25 «зарезали», но за 5 ручаемся. И острота противоречий этим может сниматься.

Я попытался выразить отношение к стихам Гриши, которые с одной стороны слабы и просто раздражают, а с другой, есть и такие, что я, не боясь даже впасть в дурновкусие, назвал бы жемчужинами. И в этой подборке несколько таких тоже есть. Я позже перечислю те, которые показались мне лучшими.

Давайте я перечислю то, что мне представляется недостатками, конкретно, чтобы закончить на достоинствах и лучших стихах.

Во-первых, творчество Гриши очень эклектично, начиная с тематики. Он может прислать подборку, где есть повествовательная баллада о Жане Д`Арк, сюрреалистический опыт и все это перемешено с элегическим. Когда читаешь, испытываешь сильнейшее недоумение от такой тематической и лексической эклектики в рамках отдельного текста, когда древнерусская лексика перемешана с современными реалиями в наименее удачных. Например, появляется иномарка. Я не говорю, что нельзя.

 

Алексей Машевский:

- Это можно, когда это нужно.

 

Василий Ковалев: 

- Вот я и хотел сказать, что для того, чтобы посадить муз на вертолет, этому надо было подчинить всю свою поэтику. Это должно быть поддержано всеми поэтическими средствами, которые доступны автору. И более того – та поэтика, которая выработана, должна быть изначально способна к этому. Нельзя требовать от поэтики то, к чему она не приспособлена. Когда Гриша пытается это делать, он впадает в эклектику в значении негативном, в нечто мертвенное. Есть отдельные удачи, когда у него получается сочетать, но мне кажется, они носят случайный характер – не как система. Не стал выписывать примеры стихов, потому что почти любой текст возьмите и увидите, как там намешано лексически. Когда я думал, к какой традиции генетически это отнести, у меня выстроилась цепочка: Апухтин, поздний Заболоцкий, Арсений Тарковский…

 

Алексей Машевский:

- Баратынский

 

Василий Ковалев:

- Нет, разве что мировоззренчески. Вы потом объясните, почему еще и Баратынский. Для меня он из тех, кто персонально выяснял отношения с каждым своим текстом. Гриша не из таковых. А вот Тарковский, Апухтин, Заболоцкий ничего не выясняли.

 

Алексей Машевский:

- Надо понять, что генетически поэтика – это одно, а способ работы – это другое.

 

Василий Ковалев: 

- Я хотел более цельно выразиться. Вместе.

 

Алексей Машевский: 

- Они вместе могут совершенно не сочетаться. По поэтике ты можешь идти за одним, а по способу работы за другим.

 

Василий Ковалев: 

- Я потому и подобрал тех, кто прекрасно сочетается с Гришей. Выстраивается одна линия. Замечательное стихотворение «Строка» очень апухтинское. Апухинские мотивы тут впрямую не заявлены, скорее аллюзии на Лермонтова, Пушкина, но они как-то очень чувствуются в самой природе этих стихов.

Я уже говорил Грише, что многие его стихи страдают оттого, что поэтическая интонация в них несколько деревянная. По-моему, это происходит оттого, что это вопрос чисто технический – строфы в большинстве его стихотворений герметичны. Т.е. в конце строфы стоит точка. Хотя он уже начал разрушать эту герметичность естественным путем или, воспользовавшись моими советами. По-моему, многие из этих стихов получились. Такие рубленные кубики-строфы мне кажется вредны в рамках той поэтики, которую он пытается создать. А открытые, взаимопроникающие строфы, по-моему, к лицу этим стихам.

Среди недостатков надо назвать много плохих рифм – совершенно бездарных, непонятно даже на уровне вкуса, почему Гриша не понимает, что он так делает, что создается впечатление, что так нельзя, хотя вообще возможно все. Но не так, как он делает. Бесконечные глагольные рифмы, - иногда он рифмует удачно, но никогда – наречие с наречием, существительное с существительным (снежинки – картинки). Может потому, что этого очень много у Агнии Барто, у Захадера. Это такую детскость сообщает стихам, которая неуместна, потому что входит в противоречие с серьезностью тем – тем взрослых. Конечно, хорошие рифмы тоже есть. Мне уже надо заканчивать…

Хотел бы отметить одическую интонацию во многих стихах, которая входит в противоречие с тем содержанием, которое вложено в эту форму. Кое-где не входит. Но эта пафосность, эта простодушно понятая возвышенность, торжественность, когда хочется, чтобы речь звучала торжественно, условно говоря – поэтично, а выходит напыщенно. Дело вкуса, где такую одическую лексику и даже размер применять, а где нет. Мне кажется, что в этой подборке не везде оправданно.

Лучшими мне показались следующие стихи: «На пороге», «На Земле любому даны дела», «Храм гроба Господня», «Строка», «Мыслями где-то витает», «Триптих» - хотя он несколько слабее; «Хочу любить» - хотя название мне категорически не нравится – убивает интригу, вообще не надо названия; «Немое», «Горький ветер в захламленном парке» - с некоторыми оговорками, «Ты – рассвет, что незрячему снится», «Заостри деревянный брусок», где он себя с карандашом сравнивает; « Озабоченный детским твоим испугом». Это удивительное стихотворение, где сентиментальность и даже жалость к самому себе перетекает, переплавляется в некое очень чистое поэтическое вещество и по звучанию и по содержанию. По-моему, это просто восхитительное стихотворение.

И хотел бы проанализировать стихотворение, которое не получилось. Я намеренно взял не плохое стихотворение, совершенно провальное, хотя такие здесь есть. Взял текст, помеченный и плюсом и минусом. В нем есть своя тема и нечто, из-за чего язык не повернется сказать, что это – очередной поэтический хлам. Но это стихотворение все равно не получилось, не смотря на всю свою « настоящесть ». «Дерево». Начало самого высокого уровня, который только возможен в литературе. До слов «Так нет же! Я родился человеком!» Мне не нравится, как эта фраза врывается в элегическое повествование. Здесь правильно мужественно и легко говорится, с учетом Гришиных обстоятельств, о том, что его очень сильно волнует. Когда человеку удаются такие фразы, то они не оставляют никого равнодушным, они превращаются в поэзию. В подлинном искусстве все не однозначно, поэтому эпитет «деревом кривым» очень поэтичен, но это и определенность безо всякого символизма. Это не значит чахлое, плохое или уродливое, но это слово имеет и свою определенную семантику. Есть тополь или мощный дуб …А тут – кривое. С первой же строчки задается конфликт. И хорошо, что не уточняется до поры, до времени, что именно является конфликтом. Когда он начнет уточнять во второй половине стихотворения…оно начнет распадаться. А дальше «немощную дрожь…» мне не нравится этот эпитет. Это слишком категоричное, слишком определенное слово и в этом смысле для стихов в таком контексте не годящееся. Оно не содержит в себе никакой интриги, оно ничего не прибавляет. Оно только сгущает эмоциональную окраску. В моем понимании, ему-то хочется, чтобы строка стала более пластичной и насыщенной. Но она становится тягучей со знаком минус, она теряет легкость, в том числе и в смысле своей семантики. И дальше «худая стать, убогое тело …Как только он начинает забивать эти гвозди определенности, мне становится скучно. «Причитать» – слишком определенное значение в отличие от «кривого дерева». Банальные сухие губы шелестят дальше… и т.д. Но Григорий талантлив, и у него в любом стихотворении найдет что-то хорошее» «Застыли руки-ветви. Ноги-корни…» Но дальше я не понимаю, зачем такая прямая аллюзия со стихотворением Лермонтова. Гриша как человек очень умный в жизни – в разговоре с вами никогда не станет все вам так объяснять, он понимает, что есть обаяние в мыслях и словах, которые до конца не разъяснены, но уже почувствованы твоим собеседником. И зачем он нам так объясняет про трескучий смех и хохот в огне и вздохи о настоящем? Понимаю, что это сказано честно, но совершенно на другом поэтическом уровне, если сравнивать с вышеперечисленными стихами: «Мыслями где-то витая», «Храм гроба Господня»…. Такая определенность в силу некой сентиментальности Грише свойственна.

«Убогое тело, немощная дрожь»…и от этого стихи многое теряют. В силу этого данное стихотворение до конца не получилось. По такому принципу устроено, как мне кажется, большинство не получившихся стихов Григория.

 

Алексей Машевский:

- Прежде чем мы немного передохнем, мои возражения. Я совершенно согласен, что конец стихотворения запорот безнадежно: все эти хохоты и спеть о настоящем – непонятно о чем. Но мне кажется важным обратить внимание на то, что фраза «Так нет же! Я родился человеком!» более чем уместна. Главное потому, что она разрывает эту элегическую настроенность с самого начала. Если бы все продлилось в этом же регистре, то мы бы ничего не поняли. Не элегию он пишет. Он вообще – не элегический поэт. Тут-то как раз интрига и содержится. А рифма человеком-веком мне совершенно не мешает, потому, что вообще никакая рифма не мешает, если слово на своем месте. И про дерево очень точно, оно именно с каждым веком становится чуть крепче. И «так нет же! Я родился человеком!» дальше, совершенно на своем месте. Это почти крик отчаяния, это искренне – он согласен и кривым деревом быть. И «немощная дрожь» мне кажется очень хороша, поскольку обычно в стихах она присутствует в эротическом смысле. А это – дрожь немощной, страдающей, страшащейся плоти. И не он, а дерево на ветру «причитает» - это очень похоже. Но Василий немного сам себе противоречит. Мне кажется именно потому, что он знаком с обстоятельствами Гриша, он проецирует их на все эпитеты, которые в тексте встречаются. Но «сухие губы…» это уже начинается некое проворачивание на месте, а конец совершенно, катастрофически никуда не годящийся.

 

Аркадий Ратнер (рецензент):

- Василий много говорил о том, что у Гриши своя тема, но тему так и не сформулировал. Думаю, что это о месте человека в жизни, о его взаимоотношениях с Богом и своими страстями. Теперь попробуйте найти поэта, который пишет на другую тему. Должно быть некоторое отличие. У Васи промелькнула правильная фраза « создающий свою поэтику». Без некого своего направления поэт – не поэт. Поэзия – это новаторство, как человек технический скажу – изобретение тогда - изобретение, когда можно сформулировать содержащийся в нем элемент новизны. Основным элементов новизны в этих стихах является попытка изменить какие-то используемые слова, немного расширить их применение. В этом ничего плохого нет – язык – живой, значения слов меняются. Это – нормальная работа поэта – открывать новые значения слов. Не буду повторять высказывания Василия – со многим согласен. Мне показалось, что первые стихи подборки совсем слабые, особенно первое. Я не взял его даже для того, чтобы разобрать. Мой список удачных стихов во многом пересекается с тем, что привел Василий, хотя «Храм гроба Господня» мне не кажется успешным. «Дерево» мне понравилось, кроме концовки – тут я согласен с Машевским.

«Колонны, шпили, купола». То, о чем говорил Василий: когда нет кубиков, когда перетекают предложения в следующую строфу … Тут и рифмы-то хорошие: «белым-телом, купола-дотла » - в тексте хорошо звучат. Не понимаю, почему вода нянчит склянки – лучше бы банки, жестянки…

 

Надежда Калмыкова:

- Тут наверное, морские склянки, которые отбивают. Звук рынды распространяется по воде…

 

Аркадий Ратнер: 

- Нет, нет!

Дальше вообще пошли банальности: монолитная набережная, вздохи Невы. Хотя эти вздохи…– все же не море. И не «колос», а «колосс». Это просто безграмотно. Но дальше появляется новый интересный мотив, хорошо продуманный, хорошо сделанный: «из-за метели слышен голос,/ отдавших жизни за него»…И вдруг: «и перемоют наши кости они за совесть и за страх». Но нет в русском языке фразы «перемывать кости» есть «перемывать косточки», и почему «за страх»? Другой рифмы не нашлось? И перед глазами у меня сразу скелеты или кости, которые промывают для студня. Дальше все пошло гораздо слабее. Дальше я просто пытаюсь понять логику авторскую – вот уже все загублено. Потом совершенно слабая непонятная строчка: «За то, что неба ты не слышишь,/ Быть может, суд минует нас». В этом стихотворении есть и все плюсы, и все минусы его метода. Не доделано. В каком-то месте даже такая страшная вещь, как « неслышание » самого себя.

И еще одно стихотворение на странице 49, по-моему, «Ты – рассвет, что незрячему снится». Простим некоторые банальности с родником, но все шло во спасение, а «полынья на расколотом льду» наоборот – затянет. Но у него в подборке дана и другая редакция этого стиха на предыдущей странице, которую я пометил четырьмя крестами. Она избавлена от тех недостатков, котор ые я у поминал.

 

Алексей Машевский:

- Да, только первая лучше. Какие-то птицы появляются в аду – вообще понять нельзя.

 

Аркадий Ратнер:

- Неважно! Рай и ад, грех и подвиг у Григория на одном уровне. Вот такое кольцо Мебиуса получается – мы в каждой точке можем определить верх и низ, а на самом деле них нет.

 

Алексей Машевский: 

- Я не думаю, что из этой подборки мы имеем возможность делать вывод о философской концепции автора.

 

Аркадий Ратнер:

- Я же говорил, что слабая строчка - небо простит, что ты в него не веришь. Вот это и есть концепция.

 

Василий Ковалев:

-Аркадий, Вы взяли строчку из неудачного стихотворения и пытаетесь с ее помощью иллюстрировать удачное. Это несколько неправомерно.

 

Аркадий Ратнер:

- Стихотворение может быть неудачным, но о чем-то человек думал, когда так писал, что-то он имел в виду.

 

Елена Литвинцева:

- Несмотря на то, что я не могла согласиться со вступлением, которое произнес Вася, с его концепцией, что плохо писать так много, когда только 5 стихотворений из ста будут хорошими, у меня возникло ощущение после прочтения первых 15 стихотворений, что Григорий не является большим поэтом. Больше я прочесть не успела. Хотя большая разница читать подборку из 50 стихотворений и слушать, как читает Алексей Геннадиевич. Думаю, что, если образованного человека поместить в ситуацию непрерывного страдания, то он начнет писать стихи. А написание такого огромного количества стихов помогает хотя бы нарабатывать мастерство на случай, когда тебе надо будет действительно сказать серьезные вещи. А может быть его бытие состоит из этих стихов. Не винить же нашу жизнь за то, что в ней очень много дней. Можно написать много ерунды, но прославиться с одним единственным стихотворением. Но если говорить о подборке, прошедшей уже какие-то фильтры, то из того, что прочел Алексей Геннадьевич, у меня возникло ощущение, что все хорошие стихи основаны на страдании. Большой поэт характеризуется тем, что и из страдания видит большую радость в малом. Здесь могу вспомнить слова Василия про лирический повод. Жизненная ситуация, видимо, определяет неразборчивость Григория в лирическом поводе. Лирическим поводом всегда служит страдание. Это – не жестокая вещь, но я хочу сказать, что мы – люди все ограничены в своих движениях – летать, например, не можем. Многие стихи мне чисто по-человечески очень понравились, особенно «Тот, кто однажды сходил с ума». Однако, не могу понять – нравится ли оно мне с художественной точки зрения или из-за жизненности ситуации – все очень точно описано.

 

Ольга Редькина:

- Спасибо Василию за слово, которое для меня выразило сконцентрировано суть стихов Григория – «удивительные стихи». Они для меня стали еще более удивительными, когда я сравнила эту подборку с его книгой двухлетней давности. Ощущение, что человек был в замкнутом пространстве, которое перерос. Он перерос свой возраст. Он на голову старше себя. Самое большое впечатление произвело стихотворение «На лошадке деревянной».

 

Алексей Машевский:

- Своя тема …Конечно, никакой своей темы нет, как и ни у кого другого ее не бывает. Как известно в мировой литературе всего 5-6 тем, и никаких других не существует. А что свое …С воя экзистенция. Ибо у нас – у каждого она своя. А дальше начинается интересная вещь. Это – принимает человек свою экзистенцию или не принимает. У Эдипа всегда есть возможность не выкалывать себе глаз и никакую экзистенциальную вину на себя не принимать. И вообще прямо не посмотреть в глаза той ситуации, в которой находится. Всегда есть возможность использовать нехитрые социальные средства – таблетки принять, например, и все будет в порядке. Гриша этого не делает. Красной нитью через все его творчество проходит «птицы и звери имеют гнезда и норы, а сыну человеческому негде приклонить голову». А дальше вы можете этот непреложный факт, который задает экзистенциальную ситуацию каждого из нас, на разных уровнях понимать. Механизм, модель одна и та же. А дальше каждый на своей шкуре понимает, отрабатывает всю свою жизнь... по-разному. Но большинство понимать не желает. Вся ситуация массово потребления только тем и занята, что пытается любым способом себе норку вырыть. Что я там сказал о стихах, которые не пишут счастливые люди? Скорее, мучительно стремящиеся быть счастливыми люди стихов не пишут. Счастье – это горестное состояние. Во всяком случае, очень острое. И у меня нет ощущение, что Гриша в стихах слишком жалуется. И мир он прекрасно видит. По некоторым моментам вспыхивают яркие детали, радующие тебя узнаванием. Вопрос о новизне давно умер в модернистском дискурсе, а мы все никак не успокоимся. Когда во времена Некрасова говорилось о поэзии, то речь шла не о новизне, а о следовании традиционными путями поэтического языка. Весь классицизм, как известно, построен на теории подражания, только одни говорили - образцам, а другие - природе. Как о Некрасове Тургенев говорил, что все не поэзия, а стихи жгутся. Интеллигентный, умный, образованный человек, находящийся в подобной ситуации, обречен писать стихи. Она правильно определила опасность, но в случае Гриши - ему сказочно повезло. Находясь в подобной ситуации, иметь ум, душу и дар, чтобы быть этой ситуации адекватным. И в слове выражать даже не страдание, а переживание экзистенциальной невозможности бытия.

Мы все находимся в этой же невозможности, просто дальше она у каждого раскладывается по-своему: через несчастную любовь, непонимание, неконтакт с миром. Если в душе клокочет подобное состояние, то тебе не надо искать лирический повод – можно бросить взгляд на что угодно – возьмите Анненского. Без этого «гвоздя» вся его поэзия была бы пошлым декадентским нытьем. Этот экзистенциальный взгляд преображает даже почти пошлые формы слововыражения.

Эта подборка не дробится на темы. Это единый монолитный текст. Он пронизан этой... не идеей – экзистенцией. Он сильно повзрослел и прибавил за последние годы. Раньше это были романтические вещи, а теперь временами, Василий прав, жемчужины. И обычно у Гриши всегда удачное начало и финал, и есть интересные строчки даже в провальных стихах. А в середине он часто вязнет, не знает, что делать. Главная проблема – отсутствие школы, поэтического воспитания. У него по-настоящему не сформирована структура вкуса. Шире, чем поэтического – художественного. И это дает о себе знать – иногда он просто на ровном месте теряет равновесие. Когда удивляешься, почему он вдруг употребляет невозможное тут слово или строчку. «Ангел жил в небесах безмолвный», например. В этих стихах иногда есть такое нежное касание, очень деликатное. Какие-то ускользающие слова. Не Апухтин. Он всегда поднывает. У него всегда трехсложники. Поэтому я и сказал в ответ на высказывание Василия, что он скорее говорит о методе писания. На уровне поэтики скорее даже не Апухтин. Тут стихи какие-то более энергичные, решительные. А с Баратынским Гришу роднит метафизическая поэзия, то, что он пытается напрямую рассуждать в стихах. Некая абстракция, как у Баратынского «ужас улыбнется», которая вдруг становится ощутимой, вещественной. Этим умением – обращаться с абстракциями, как с вещами, и делать их чувственно внятными обладал по-настоящему только Баратынский. Мне кажется, что иногда у Гриши присутствует то же самое. Но очевидно, что ему чистить и чистить свои стихи. Он пишет много, а надо одно и то же стихотворение переделывать, передумывать, перелопачивать много-много раз. Но это делать и менять можно только тогда, когда у тебя наработан поэтический вкус, художественный, эстетическое видение. И это то, на чем надо сосредоточиться в первую очередь. Надо много смотреть, много думать, много читать. Гриша не может часто здесь у нас присутствовать, а именно для него это было бы очень полезно. Такие конкретные разборки текстов, даже иногда на уровне придирок к конкретным словам, когда люди объясняют, почему им кажется то или другое неправильным. Пусть кто-то прав, кто-то неправ – не так важно – все равно потом у тебя возникнет целостное ощущение.

Тут есть целостное ощущение от жизни, но пока еще нет целостного ощущения от языка. Язык пока еще не стал той плотью, в которой душа отливается, воплощается, становится …П отому, как начинает звучать фраза, которая может быть ни о чем, без метафор, без особой оригинальности, но она зазвучала, и я начинаю волноваться, и в этом ее оригинальность. Тебя охватывает волнение оттого, как звучит простая, элементарная фраза. Это и есть тот высший уровень сращения экзистенции с языком. Думаю, что Василий говорил об этом. И это действительно бывает очень редко. И даже у самых лучших поэтов в минимальном количестве текстов, потому что необходимо, чтобы совпало очень многое. И способность мужественная смотреть в глаза бытию и жизни, и, как сказал Анненский, «но люблю я одну невозможность». Стоит вдуматься – почему. Только в перспективе этой невозможности ты что-то и можешь, как ни странно. Пока мы не видим этой невозможности – все трали-вали, все купить можно, а потом понимаешь, что нет, не можешь,что тебе с этой бездной необходимо выстраивать отношения, только не понятно на чем, не понятно к чему сводящиеся, а она тебя все равно уничтожит … И тогда ты сидишь и думаешь зачем ты, кто ты? И тогда все ресурсы, которые в тебе есть, начинают идти в ход, чтобы дать ответ или поставить вопрос, по крайней мере. И когда вот эта потребность постановки вопроса сливается с тем, что ты, погрузившись во всю стихию языка, чувствуя в ней все подводные камни и течения, сливаешься с ней, как с кожей своей, не думая, тогда и получается действительно удача. Я думаю, что потенциально Гриша этим владеет – лучшие его стихи показывают. Иногда бывают совершенно замечательные прорывные фразы или так столкнет эпитеты или называния, причем неброские точные. Причем не то, что нам со сцены заявляют, как бьющую в глаза метафору. «Дерево кривое», как говорил Вася, которое – стертый эпитет вдруг наполняется такими смыслами, что в нем много чего обнаруживается. Вот это Грише присуще.

Главное для него – это выработка вкуса, который позволит ему быть внимательнее к своим стихам. Просто видеть, что конкретно у тебя получается. Птицы в аду…Понятие ад настолько в поэзии скомпрометированное понятие, что нужен по крайней мере пуринский «вертолет», чтобы его обратно вернуть.

Пока довольно много неловко сказанных вещей, как «полынья на расколотом льду», да и сам лед расколотый… Но даже при всем этом, когда читаем подряд, нас захватывает общее впечатление, общее направление переживания, мысли, высказывания. И это – самое главное. Я целиком прочитать подборку не смог. Мне кажется, что книга, которую он готовит, должна отлежаться, должна быть сокращена раза в три – выбраны только совершенно безусловные тексты. И тогда это будет такая площадка опоры для него самого.

Любому поэту важно чувствовать свои удачи – это как бы отправная точка. Тогда он поставит планку, чтобы иметь возможность сравнивать – не ниже ли я. Это касается всех. Это очень серьезная игра для тех, кто постоянно сходит с ума. Это игра в безумие. И кто же отважится в нее играть по-настоящему, до конца …А бывает, что и выбора не остается. В этом смысле Грише повезло.

 

 

← тексты