Кирилл Артеменко (оппонент):

- У меня довольно специфическое восприятие этих стихов, которое мне все же хотелось бы выразить. Два года назад стихи Елены произвела на меня хорошее впечатление. Там была одна характерная черта, которую отмечали многие: ритмическая основа стихов была в духе романсов. Здесь тоже такие стихи есть, но система поэтическая и тематическая претерпела сильные изменения. Более того, на протяжении всей подборки я никак не мог понять – это небрежность техническая, стилистическая или это сделано отчасти намерено. Если разбирать построчно, то можно указать множество ошибок. Я это говорю не для того, чтобы уличить автора или предложить что-то поменять. А для того, чтобы потом сказать, что это совсем даже не важно в рамках данной поэтической системы.

Но все же есть ужасные вещи, например, в 20м стих-ии в последней строфе «Он мне показал…- и от памяти той замираю». Так не говорится. Разные моменты рифмовок я опущу, потому что это делается на усмотрение автора, понятно. Хотя есть странная вещь в стихотворении «Золотое сечение»: «порция – пропорция». И еще: «и можно в пять минут разрушить судьбу готовую свою». Конечно, понять можно, но сказано не совсем аккуратно. Или «Господь – родимый батюшка мигнет, и очи буквой зю». Может быть, хоть брови, а не очи? Но пока читал и натыкался на подобные небрежности, я все больше понимал, что обращать внимание на это не то, что не стоит, а не хочется, потому что вся подборка пропитана невыдуманным детским восторгом. Но инфантильность, которая здесь присутствует, как мне кажется, неким образом симулируется, но симулируется не для бравады или интересничания, а как внутренняя потребность автора спасения от внутренней дисгармонии и от противоречий, которые были заметны и в прошлой подборке, отчасти… Последняя книга, это – посредник между этой подборкой и той, что читал два года назад. Причем, там есть стихи и откровенно хулиганские, и игровые, как в этой подборке. Есть стихи, как последнее в сегодняшней, которые убеждают, что контекст детский игровой принят автором осознано. Такая игра в поэта Елену – автора книги «Белый шум» да еще с высшим техническим образованием, которое лезет из каждой строчки. «Квазистатический порядок мошек», например. Такая попытка уменьшить энтропию мне кажется не совсем удачной. Это - попытка систематизировать все, что систематизации не очень поддается. Автор одновременно пытается искусственно попасть в ситуацию первозданного восхищения миром, как сама заявляет в чудесном 19-м стихотворении «Пусть бы среди бела дня/ пели…». С определенной долей иронии, я бы назвал его даже исповедальным. Здесь проявляется желание автора уйти от реального состояния в состояние, создаваемое автором в рамках этой подборки. Подчеркиваю, что стихи предыдущей подборки были совсем другие. Я уже говорил про технические термины, которые используются, чтобы как-то с неожиданной стороны для тривиального подхода стихосложения описать существующий мир. Но все же сравнивать «ирригационную систему» и «милые усталые глаза», сопоставлять, ставить в один ряд, не то чтобы нехорошо, неправильно или безвкусно, но это, мне кажется, не совсем органично для стилистики этой подборки. Если можно было играть с романсовыми формами, элегическими переживаниями и при этом делать яркий контраст на основе ввода подобных терминов, то здесь, когда идет очевидно другая игра в детство, «ирригационная система» не проходит.

Еще мне хотелось бы отметить показавшиеся мне наиболее удачными стихотворения. При всех положительных чертах поэзии Лены я не могу сказать, что мне эта подборка понравилась. Потому что технические огрехи, на которые можно было бы не обращать внимания, если бы писал ребенок, в случае состоявшегося автора, который умеет писать, что демонстрировалось, не всегда стоит прощать. Да, к вопросу об игре: в стихотворении 14, где есть припев « аум-аум», имеется строчка «дубиной ума не гаси вдохновенья» - это сильно. У меня во всех стихах подчеркнуты удачные и подлинные строчки, но в целом впечатление от них смазывается из-за небрежностей, о которых говорилось. «Что рвать рубаху на себе, что рвать смородину с клубникой» в 5-м стихотворении – у Лены есть свой своеобразный стиль парадоксальных высказываний. Если такие стихи читать хотя бы раз в 2 года, то это очень радует. «Все мои страданья кажутся далече» - 13 стихотворение мне особенно понравилось. Здесь, на мой взгляд, осуществляется прорыв из бытовой ситуации, которая представлена во многих стихах ярко и колоритно, здесь осуществляется прорыв из бытовой ситуации в более глубокие сферы. Очень гармонично и в высшей степени соответствует замыслу подборки. Находясь в быту, автор уходит из быта, здесь есть и Пастернак с его звездой, и детская игра, но есть, наконец, и та доработанность , которой не хватает в других стихах. Извините за сумбур.

 

Василий Ковалев (оппонент):

- Меня только вчера попросили быть запасным оппонентом, да и то с небольшой вероятностью выступления. То есть было совсем мало времени на подготовку. И, признаться, я в некотором затруднении, что же мне говорить. Одно знаю точно – я не согласен ни с одним из пунктов, по которым Кирилл похвалил эти стихи. Поэтому я может быть, так и построю свое выступление

 

Алексей Машевский:

- Уточните, это касается названных текстов или каких-то формулировок?

 

Василий Ковалев:

- Да, я сейчас скажу об этом. Не убедительным мне показался разбор 2-3х текстов, где Кирилл их хвалил. Те - названные чуть ли не экзистенциальными прорывы из бытовых ситуаций, которых в стихах у Лены действительно очень много, мне прорывами не кажутся. Или они очень формальны, литературны. И мы все прекрасно знаем, как это делается. Очень рационально делается, что вступает в противоречие с ее поэтической практикой. Часто то, что говорится, говорится безответственно. Происходит такая игра: нечто утверждается, но утверждается как бы понарошку. Лена предлагает самим рассмотреть, что предлагает всерьез, а что нет. Что-то утверждает, что-то отрицает, и возникает такой хаос, который Лене кажется лирическим гулом. А мне он кажется просто хаосом. Поэзия – это чувственно пережитая мысль, если говорить совсем коротко. Проблема в том, что в стихах Лены мысль, иногда логично организованная, иногда нет, просто выскользнула и живет сама по себе. А переживания автора, героини, читателя остаются сами по себе. И пока это будет так, никакой высокой гармонии в стихах не будет.

Первое стихотворение мне сразу же не понравилось. Не хочу злобствовать, а просто хочу понять сам и, если получится, объяснить вам, почему эти стихи не держатся, разваливаются, причем все. Даже если взглянуть на первый текст чисто лексически и стилистически, то на шутку не тянет – должно быть смешно. Несмешная шутка лишает смысла стихотворение. «Перегрузка и капут» - развязность какая-то привносится в текст. Дальше – почему «принцесса»? – стресс – медпункт – перегрузка. А дальше будет «я – поэт, зовусь я Светик». «Я – поэт, зовусь Елена – автор книжки «Белый шум». Я бы еще признал, возможно, это остроумным, если бы она не была автором этой книжки. Была бы хоть какая-то алогичность. А просто информация стихам противопоказана. Если все это всерьез, и Лене представляется, что тут есть некая художественная логика, то я не представляю, как это корреспондируется со следующими двумя строфами. «Но не быть тебе главбухом, как друзей не обнимать» - тут нечто псевдобатюшковское . Утверждение насчет главбуха никакого сочувствия не вызывает, а почему друзей не обнимать, ведь другая рука осталась? Все это эклектично и не работает: цокотухи, доктор Айболит, принцесса, стрессы – это не целесообразно. «… нелепу (зачем это славянизм?) говорит, наморщив репу…» То есть, наморщив голову доктор говорит? Мне кажется, Лена разделяет заблуждение многих пишущих стихи людей, что стихи – это такая необычная, сложная, вывернутая наизнанку речь. Взять, например, какое-нибудь стихотворение Бродского из 20-ти строф, посвященное какой-нибудь мелкой мысли (понятно, что это художественный прием) и попробовать понять смысл… Утверждаю - стихи должны писаться просто, ясно, естественно во всех случаях, когда это не реализовано в какую-то обратную систему. Понятно, кто имеется в виду - Маяковский, Пастернак, но там понятно, как всё организовано, а здесь не происходит ни то, ни другое. Вещи не называются своими именами. Что приобрело стихотворение оттого, что врач назван Айболитом, а лицо репой? Почему не чеховский врач или какой другой? Тогда нужна какая-то деталь, чтобы стало ясно почему. Здесь ничего не дается – никакой зацепки нет. Если было только детство, я бы понял, но тут свалены в кучу и главбухи и принцессы, и стрессы, и репа – вообще сленг. Получается свалка ассоциаций, образов. По-моему, не организовано ни по какому принципу. Просто зарифмованный хаос. Я тут был на вечере Дьяконовой , и мне не понравилась в её стихах масса фантазийных – выдуманных вещей, которые она так и преподносит. А у Лены другая крайность – множество бытовых деталей и случаев. Кушнер проповедует, что любой самый глупый случай заслуживает попасть в стихи, что его приводит к все более оригинальным темам.

Недостатки понятны: просторечья, лексическая пестрота, которая непонятно как организована, но у Лены она сочетается еще с некими поэтизмами , квазилитературно-поэтическими словами. Я не против пестроты, но как читатель хочу понимать, как это устроено. Читаю 2е стих-е «Грядет зима, морозы колки» и мне сразу становится очень скучно. В моем представлении «грядет» когда -40, тогда грядет, а у нас не грядет – что-то другое происходит. У нас – всё, что угодно. И это - на фоне всей этой лексики, хоббитов …

 

Алексей Машевский:

- Сразу вопрос: почему она у нас не грядет?

 

Василий Ковалев:

- Надсон мог так сказать, а Лене не стоит. На уровне неких субъективных интуиций. Не стоит совсем никогда в стихах говорить, что зима грядет и морозы колки. Что мороз щиплет нос, тоже лучше не говорить, а уж тем более не начинать с этого стихи.

 

Алексей Машевский:

- Мне кажется мы опять сталкиваемся с ситуацией глубочайшего внутреннего пуризма. Я согласен со многим сказанным и дальше постараюсь посмотреть на это под несколько иным углом: позиция, что может быть или такая система или обратная с моей точки зрения неправильная. На самом деле в этом пространстве может быть много систем – не обязательно просто обратная. Но я никак не могу понять, почему нельзя сказать так про зиму и почему именно Лене нельзя так сказать.

 

Василий Ковалев:  

- Это была некая фигура речи, конечно, не только Лене – вообще не стоит.

 

Владимир Бауэр:

- Когда зима только подступает, то морозы еще не колки. А когда колки – значит, зима уже пришла.

 

Алексей Машевский:

- А, собственно, почему вы думаете, что морозы колки сейчас? Грядет зима, морозы будут колки – будущее время. Глагол тут не обязателен. Ничего особенного. (Шумное обсуждение в зале). Дело в том, что в этой подборке, как и в книжке, без смущения употребляется лексика от 17 до 21 века вперемешку. Что же к ним подходить с точки зрения школы гармонической точности. Это совершенно другая ситуация, система. И поэтому я не пойму, откуда вытекает, что никому не надо говорить «грядет зима». Что такого в этом выражении неудобоваримого? (из зала: «Это – пафосное слово?»). Ну и пусть сто раз пафосное, и что? У вас уже любое слово, кроме туалета пафосное. Только аум-аум остается и больше ничего – остальные слова пафосные. Василий, я же не придираюсь, хочу понять логику. И Надсон так не писал.

 

Василий Ковалев:

- Я Вам объяснял. Бесчисленное количество раз именно так, именно в таком сочетании употреблялись именно эти слова, использовались именно эти образы.

 

Алексей Машевский:

- Ну и что, что было, но ведь дальше идут хоббиты и повороты какие-то.

 

Василий Ковалев: 

- И хоббиты не хороши. Читаешь – «я столько лет живу, как хоббит, домой вернувшийся с войны» - вроде даже нравится, а начинаешь думать…

 

Алексей Машевский: 

- Так сказано же «дубиной ума не гаси вдохновенье». (смех в зале).

 

Василий Ковалев:

- Когда читаешь стихотворение, хочешь понимать помимо всякой магической практики, о чем идет речь. Тут сказано неопределенно, о чем сказано? Возможно только субъективное восприятие – я даже могу разобраться, дофантазировать, но объективная оценка невозможна – как это, о чем это? Они ничего не означают, потому что означают все!

 

Алексей Машевский: 

- Есть стихотворные системы и даже в одной системе есть участки, некоторые комплексы, которые не предназначены для некоторого последовательного понимания.

 

Василий Ковалев:

- Важна степень концентрации этих непонятных вещей. У Лены они сконцентрированы, сгущены до такой степени, что не понятно, о чем стихотворение, уж, по крайней мере, когда его читаешь. И нужно дополнительное время, усилия, разборки, чтобы понять, что имелось в виду. Стихи не должны писаться по такому принципу. Потому что эстетический акт совершается в момент прочтения, а не во время последующего анализа.

 

Дмитрий Бураго:

- Можно реплику? Мне кажется, что все читали эти книги, и никому не надо объяснять, кто такой хоббит и что он сделал, с какой войны вернулся. Тут не надо большой дубины ума, чтобы понять образ. Такого рода цепляния вызывают удивление.

 

Алексей Машевский:  

- Если мы уж так зацепились за это второе стихотворение, то давайте его прочитаем.

 

Василий Ковалев:  

- Только сначала я закончу, если можно. Моя принципиальная точка зрения сводится к тому, что Лена здесь пользуется этими приемам на таких правах, будто существует некая цельная художественная система, в которой работают определенные приемы, определенные художественные средства. Я постарался показать, что они не работают. Никакой целостной художественной системы нам не явлено. А теперь объясните, чем это стих-е Вам нравится.

 

Алексей Машевский: 

- Я не говорил, что нравится. Скорее, с первой частью того, что говорил Василий, я эмоционально согласен в том, что некоторые стихи вызывают досаду, что-то не получается. Система не складывается. Но когда он от общего ощущения переходит к анализу конкретного текста, да еще на уровне отдельных слов, я перестаю понимать, о чем речь.

 

Анна Анисимова:

- Мы Васю анализируем или подборку Лены?

 

Алексей Машевский:

- Я пытаюсь понять то, что мне не ясно в его выступлении. Меня, может быть, меньше волнует, почему какое-то стихотворение Лены не получилось, чем не понятная для меня аргументация Василия по поводу конкретных слов. А я привык доверять его мнению. Тут уже затронуты вопросы глубокого теоретического значения. Самое принципиальное - это понимать, почему что-то можно или нельзя употреблять.

 

Ирина Остроумова :

- Разрешите попробовать перевести. Мне кажется, что чуткое нервное ухо Василия, настолько точно уловило, прочувствовало написанное, что нервничает и высказывается парадоксальным категоричным образом. Он вряд ли обобщает, если я правильно понимаю, он говорит в данном контексте. Я понимаю, о чем он говорит. От его внутреннего завода такая категоричность.

 

Алексей Машевский:

- Сейчас я скажу, в чем принципиальный момент. Я не против категоричности. Я вообще не против, а хочу понять. Когда происходит попытка интерпретации в целом понятного мне ощущения, то важно, если она точна – мы поймем, в чем тут дело. Иначе это останется на уровне – «невозможно и все». И мы не поймем, в чем же действительно проблема. Я действительно хочу понять, в чем проблема этого текста. И может быть она окажется совершенно другой. Я действительно не понимаю, почему в современном стихотворении не может быть начала «грядет зима».

Насколько могу судить, Василий говорил о некой исторической текстуальной определенности употребления тех или иных слов. Мне понятно, что может быть система, в частности его собственная, которая ставит очень жесткие рамки на словоупотребление. Что с точки зрения определенной стилистической позиции действительно невозможно сочетать белый шум, Айболита, хоббитов и стресс. Но не ясно, почему на основании невозможности сочетать это в какой-то определенной системе, ставится запрет вообще не такого рода словоупотребление. Когда Василий говорит, что в данном случае система не складывается, и поэтому нельзя, а в какой-то иной системе можно было бы, то я не понимаю, почему не складывается. Она, может быть, и не складывается, но не потому, что эти слова рядом употреблены. В данном случае получается объяснение одного через другое: слова нельзя употреблять, потому что не складывается система, а она не складывается потому, что они употреблены. Замкнутый круг. Поэтому я и зацепился. Систему без системы еще не придумали. Она может быть самопроизвольной, прихотливой, сумасшедшей или мелодической

 

Игорь Ярошевич: 

- Мы обсуждаем эту строчку или стихи? (смех в зале) У меня субъективное мнение. Видя, что сейчас пишут, я бы постеснялся этот цикл отдавать на суд. Хотя здесь можно. Если бы тут был Саша Черный и карикатуры, это бы меня устроило. Огнивцев еще почему-то вспомнился немножко.

 

Василий Русаков:  

- Невзирая на те замечания, которые готов разделить в том числе и с Василием, я готов голосовать и за эти стихи. И, прежде всего потому, что эти стихи опираются на несколько иную эстетику, чем та, к которой мы все привыкли. Это – эстетика такого поэта-песенника, барда. В книге этого меньше, а здесь более четко проявлено. Даже проглядывают некоторые цитаты из песен – «светит незнакомая звезда - эти милые усталые глаза». Цитирование и детских стихов типа «добрый доктор Айболит…», «над Канадой небо синее», у Городницкого еще подобное есть. Бардовская песня позволяет многое напихать ради красного словца. И поэзия Лены – ее этика и эстетика во многом существует ради красного словца. Отсюда и та парадоксальность, которая здесь присутствует и начинает меня потихонечку утомлять, если честно. Раньше это вызывало мое удивление – обманули. Здесь тоже возникают такие обманки: «затащит в свою метель» - все из-за рифмы ждали «в постель», а Лена обходит ожидаемое. В этом случае обман со знаком плюс. Здесь и гротески, и ирония, но все это выполнено средствами, скорее песенными нежели лирической поэзии. И если даже мы берем седьмое стихотворение, где «над Канадой, над Канадой», то в принципе, выбросив первую строфу, и начав сразу со второй, мы получаем нормальное лирическое стихотворение, которому эта отсылка к песне совсем не нужна. Тут есть многие интересные вещи, которые замечены, схвачены – например, в третьем стихотворении «спазмы обомлевшего ума». Которые хороши и просят продолжить, но у нее «спазмы… схватить пытались мир». И я сразу обламываюсь. Спазм не предмет – не он схватил меня, а у меня – спазм. Такого рода неточности и сбивают с панталыку и мешают восприятию. Есть очень хорошее девятое стих-е «Пролетел отпуск, как поезд скорый». Здесь мне очень нравится ритмический сбой в каждой третьей строке. Немало неплохих стихов, но это ориентирование на песенную поэзию меня смущает. Говорила и проговорилась – тоже неплохо сказано в 14-м стихотворении - «дубиной ума не гаси вдохновенья». Хотя сказано больше ради красного словца, но некое кредо свое тут предъявлено. И я готов поддерживать эти стихи потому, что мне не скучно, мне интересно их читать.

 

Надежда Калмыкова:  

- Не помню, кто из оппонентов говорил, что система бессистемная, что все рассыпается и нельзя ничего про человека понять…Что-то в этом духе – прошу прощения за неточную цитату. Но у меня наоборот из этих неровных, часто бессвязных стихов возникло, может, еще потому, что эта подборка для меня продолжает книгу, очень цельное представление о человеке и его проблемах, настроениях. Т.е. я считаю, что это - именно ее система, и автор через нее во всей полноте для меня проявляется. О технической стороне я не говорю, но лирическая, по-моему, вполне выполнена.

 

Ирина Остроумова:  

- Буду говорить, как о подборке. Стихи в разгонку – от первых для меня провальных минусовых до выхода на « Человеко-стих» №8, на «восемь птиц» №21. От отдельных удачных строк: «мокрые оплеухи снега»; «здесь больше пьют, чтоб меньше кушать…» и так далее. Очень много удачных строчек – думаю, их все видели. Но метель-то из пепла. Я не хочу, чтобы моего мужчину затаскивали в эту метель. Очень сложные образы – мне не нравится такое. Стихи в целом ритмичные, образы интересные. Не смотря на провалы, есть очень интересные находки. Но что минус для подборки – перечисление географических объектов для рифмы и много повторов, работающих для сравнительных образов: волхвы, борода, крошки хлеба, старушки… Когда это в нескольких стихах, когда накатано – работает уже как минус. Хотя в одном месте может быть находкой – «старушка падала с моста» - плюс. Остроумие – да. Но это всегда и плюс и минус. Очень неровное ощущение, но в целом понравилось. Читала с любопытством, а два – очень удачные.

 

Аркадий Ратнер :

- Очень много сказано того, с чем я согласен. Что не прозвучало: то, что это, безусловно, цельная подборка. В первом стихотворении дана интродукция ко всей подборке. Сразу дан автор: современная женщина, прячущаяся за броней самоиронии, и все сложности жизни. Мощнейшая самоирония в каждом стихотворении. Отсюда и Айболит, и грядет зима и Канада. Она задала условия, которые и выполняет. Очень странно, что никто на это не обращал внимания, особенно рецензенты. Теперь недостаток: о нем много говорили. Каждая строфа интересна, но когда они вместе, получаются развалы – в том же первом стихотворении. Не уверен, что танцевала цокотуха, а не стрекоза. И уж точно у нее было два крыла, а не отсутствовала одна рука. Ошибки можно найти в каждом стихотворении. Когда говорят, тишина и тут же грохот гильз.

 

Владимир Бауэр:

- Я вот думаю – почему мы так дружно увидели все эти мелкие или крупные неточности, неясности и « непонятки», которые и раньше у автора были, но опускались. Думаю, причина в следующем: упал накал. Энергетика гораздо менее мощная, чем была раньше в текстах Лены. Раньше энергетика скрывала все эти ляпы. Лена и строила свою поэзию на этих рискованных сочетаниях, поворотах. Она несколько расслабилась, и возможно, сейчас допускает то, чего раньше остерегалась. И это сочетание: ослабленная энергетика и внутренняя расслабленность привели к тому, что подборка получилась действительно рыхлой. У нее реально есть интересные строчки и строфы. Но я согласен с тем, что стихи как-то не складываются из-за бросающихся в глаза неточностей, которые не склеиваются с огнем энергетики.

 

Кира Грозная: 

- Хочу сказать, что стихи Лены мне всегда нравились, и эти нравятся. Не хотелось бы придираться к неточностям, тем более, что это уже сделали оппоненты. Я вообще такого буквоедского разбора ни разу тут не слышала. И Лена стала жертвой в полной мере этого копания, ковыряния. Володя очень точно сказал о спаде энергетики. Пока он не сказал, я не могла понять, в чем дело. У нее раньше была какая-то сумасшедшинка, плещущая через край. И все эти интересные формы и конструкции, которые и здесь присутствуют, но не столько парадоксальные, как прежние. Стихи очень хорошие, но какие-то до тошноты адекватные для Лены. Я знала ее другую, и мне этого не достает, хотя эти стихи – хороший образец глубокой чистой лирики. Слова «ошибки, безграмотность» я бы произносить не стала, хотя есть шероховатости. Мне они абсолютно не мешали.

 

Игорь Павлов: 

- В каждом стихотворении Лены лежит субъективный жизненный опыт. А если он и так субъективный и продраться к его иллюстрации, экспликации и так очень трудно, а Лена использует еще вокруг него такие выкрутасы… Или назовем это сетью, которую она набрасывает, чтобы зацепить эту рыбку. И для меня субъективность, которая лежала в основе, так и остается субъективностью. И тут очень трудно до конца дойти до смысла стихотворения.

 

Прыгун:  

- Эти стихи отличаются от тех, что я читала. Они сложные, глубокие, но мне нравится распутывать и решать кроссворды. Много фраз интересных и согласна – «тащишься» от них.

 

Ольга Редькина:

- Лена обманула меня в каждом стихотворении. И я не разобралась, не поняла хорошо или плохо.

 

Алексей Машевский:  

- Вот какая ситуация: действительно – книжка была как-то свежее. Читая, я понимал, что есть какая-то особость у этого поэта, пусть и прием, но он в каком-то смысле работал. И понятно, какой прием. На самом деле Лена – это детский поэт. Они так и пишут: «Какое все ужасное, какое все противное, а я совсем несчастная, как песня заунывная». Понятно –«какое все зеленое…». Читаешь и думаешь, что больше всего на нее повлиял Чуковский. Но при этом он сложным образом пересекся с Цветаевой и еще с какими-то персонажами, вроде бы не имеющими к этому отношения. Правильно отметили, что песенность добавляется. И очень точно сказал Василий, что впечатление, будто автор считает – поэтическая речь должна быть какой-то специально неожиданной. Думаю, что главная претензия, которая возникала по поводу отдельных слов, своими корнями уходит именно туда – в представление, что есть карамзинский способ разговора в стихах: очень точный предметно и лексически, и барочный бобровско-державинский способ, который сразу отталкивается от того, что пиит начинает говорить ненормальным языком. И поэтому именно это – поэзия. Это, конечно, очень грубое разделение, но в этом плане Лена, конечно, относится к Боброву, даже к удивительному чуковско-боброву . Ведь детские стихи устроены на том, что им надо показать парадоксальность языка, чтобы дети могли в это поиграть. И здесь очень много таких игровых моментов, что заранее задается. В книжке это было более последовательно. Я думаю, что все неудачи и слабость этой подборки, в сравнении с тем, что было раньше, вытекают из ее переходности. А она наступает по той причине, что тот способ странно выражаться, со многими пересекаясь, во многом себя исчерпал. И Лена пытается пробиться к другой поэтической структуре, к другому поэтическому высказыванию. Но сделать это мгновенно совершенно невозможно. И Василий здесь совершенно прав в том, что происходит разрушение, распадение почти каждого текста. Но не прав в другом: что эти тексты непонятно зачем написаны. Это как раз довольно понятно, потому что в каждом тексте выстраивается логика каких-то жизненных коллизий, тревог, переживаний, страданий. Но переход в эту экзистенциальную ситуацию в этих стихах, и тут Василий совершенно прав, оказывается пришит белыми нитками. Потому что невозможно от «какое все зеленое» сразу перескочить к «я памятник воздвиг себе нерукотворный». И в этой ситуации получается, что все эти стихи логически выстроены, но считалочная интонация, и все, пришедшее от мухи-цокотухи, компрометируют экзистенциальность момента. Но с другой стороны и не делают его таким извращенно-парадоксальным, как это происходит у Олейникова , когда он изъясняется уже на таком галантерейно-пошлом языке, но проблематика, тематика разговора абсолютно трагическая. Или Введенский, который вообще Бог знает, что говорит, но при этом там все пульсирует. Тут пульса действительно не хватает. Остается намеченная схема экзистенциальной ситуации, которую нам попытались оживить Мухой-цокотухой. Одно с другим не сращивается. Но по этим стихам видно, что Лену все больше выносит в сторону каких-то экзистенциальных вещей. Ей хочется прямо проговорить, чтобы сразу брало за душу. Думаю, песенность именно отсюда. Она к нам все время стучится и говорит о серьезных наболевших вещах.

 

Мне к твоей голове прикоснуться,

Что к сокровищам древних морей.

Рядом с нею внезапно проснуться

В чутком свете земных фонарей -

Всё равно, что попасть в невесомый

Чудо-город нездешний, живой,

Неопознанной силой несомый

Над другою - моей головой.

 

Вполне выстраивается.

 

Горки, ямы, холмы да поляны,

Будто храмы. От каждой беды

Ускользаю в очей океаны,

В целомудренный лес бороды.

 

Лес бороды целомудренной мне даже нравится, но то, что рядом «очей океаны» - это из той – высокой поэтики. Для того, чтобы все стало суровым и серьезным, нужна пафосность, нужны поэтические слова и поэтизмы нужны. Но они отталкиваются от тех « чуковских» слов, которые сюда приходят. И понятно, почему они нужны. Ей нужно оживление текста, нужно, чтобы он не превращался в ту логическую схему, которая на самом деле здесь задана. Парадокс, что эти стихи очень логичны. И, пожалуй, правы те, кто Вам говорят, что сумасшедшинки не хватает. Они очень логичны, поскольку у Вас не происходит некого внутреннего открытия, которое сбивают эту логику, пока Вы идете от начала до конца. Открытие не на уровне парадоксального хоббита или внешнего оформления, а внутри экзистенциальной ситуации . Проблема не в том, что эту лексику нельзя употреблять. Она тут просто не получает обоснования внутри экзистенциального открытия, которое происходит, пока Вы двигаетесь от начала концу. Должен случится смысловой взрыв, который, может быть, обоснует резкость или архаизм, который Вы употребили. Пока мы имеем дело с не гармонизированной ситуацией. Внешняя цокотухина парадоксальность от прежнего, где во многом хорошо получалась, осталась, а внутренняя задача уже другая. И внутренней парадоксальности уже не хватает. Отсюда ощущение отслаивания лексики от того, что происходит внутри. Но я потому и был так настойчив, что хаос, на мой взгляд, происходит не на уровне самой лексики, а на уровне соединения внешней лексической формы с тем, что мысль не додумывается, что внутри что-то не порождается. И оказывается, что эту разную лексику не на что нанизать. А так пусть зима хоть грядет, хоть нет. Но только, если происходящее с Вами и в Вас настойчиво требует этого «грядет». Тогда – да. Иначе и начинаются эти претензии. Лена, понятна моя мысль?

 

Лена Литвинцева :

- Понятно. Но я бы хотела пример, как это бывает, когда все-таки получается.

 

Алексей Машевский:  

- В этой подборке не получилось нигде. Я, может быть, потому про бороду и прочитал текст, что он наиболее приближается к ситуации, здесь заданной. Ясно, что вся эта подборка о любви, которая захватывает. И тут есть просто замечательные выходы, потому что «неопознанной силой несомый, над другою – моей головой» это – то, это правильно, это подхватывает. Говорили про ту голову, а тут появляется твоя – да, это - смысловой сдвиг, но… дальше, к сожалению, горки, ямы, канавы…что это добавляет? Это пошла «то березка, то рябина» - пошла песенность. Была голова, и вдруг храмы какие-то появляются. Понимаете, такой прямой переход на называние – пафосность в ее дурном смысле. Переход сразу на глобальные определения, которые ничего и не означают. «От каждой беды ускользаю в очей океаны» - ну это просто советская песня 60-х годов, а целомудренный лес бороды на этом фоне как раз очень точно звучит. Дико и хорошо даже лексически. Это уровень смыслов, потому что начинают возникать отношения между вашей головой и той, которая тут же лежала. Выстраивается психология, отношения, выстраивается всё. Такой смысловой психологический каркас. Но он пока остается в зачаточном состоянии, он пока никак не раскрывается. Дальше вы себя ловите на чувстве, на каком-то экзистенциальном отчаянии, на невозможности. Но это все – только стартовая площадка, с которой надо пойти вглубь. Это – повод для того, чтобы вдумавшись, увидеть что-то еще. И тогда открытие должно происходить в самом стихотворении. Мы пока привыкли в книге к открытиям лексического, иногда образного плана. А теперь требуется открытие плана смыслового. Вас туда выносит, Вы туда выплываете. Этой книгой Вы уже исчерпываете те внешние открытия, о которых я говорил. А здесь Вы начинаете одно за другим писать стихи на экзистенциальные темы. Но Василий совершенно прав в данном случае – эти темы у Вас остаются, как схемы. Мы сейчас бытом немного позанимаемся, в детство поиграем, а в конце выйдем на некую формальную экзистенциальную банальность. Внутри ее что-то должно происходить. Этот вопрос-то уже узок. Дело уже тут не в системе. Системы бывают разные с точки зрения лексики, образности, чего угодно другого. Но любая система стремится к экзистенциальному прорыву смыслового плана. Нет настоящих поэтических систем, которые занимаются только дизайном. Подлинная поэтическая система так или иначе решает смысловые вопросы.

 

Лена Литвинцева :  

- Стихи «ноутбук горячий на колене» - какая там может быть экзистенциальная проблема? Оно такое, как должно быть. Сделано замечательно.

 

Алексей Машевский:

- Сделано оно как раз очень плохо. Но давайте посмотрим.

 

Ноутбук горячий на колене,

Дёргается стрелочка в ночи.

 

Ну, если он у Вас будет лежать на одном колене, экран, видимо, будет разбит. А какая стрелочка дергается в ночи?

 

Лена Литвинцева :

- Это GPS на крыше, подключен к ноутбуку. Кто знает ситуацию, тот понимает.

 

Алексей Машевский:

- Ситуация может быть и жизненная, но тогда надо объяснять, какого объёма колени, как там обстоят дела, причем тут ноутбук.

 

Миллионы бегающих битов

Отражают время и простор.

 

Ужасно. Никуда не годится. Числительные в стихах всегда достаточно опасны. Они за собой начинают тянуть размышления, почему миллионы, а не миллиарды, например, или не тысячи. Откуда именно это числительное? Тем более что тьмы и тысячи поэзией до какой-то степени аккумулированы и ассимилированы. Миллионы – нет. Время отражают, допустим, ночи, но какой простор? Видимо, все же местоположение? Простор опять же ассимилирован поэзией – это – не карта, а птица-тройка, скорее.

 

Владимир Бауэр:

- Невозможно объяснить, почему строчка плохая. Если человек невменяемый, он все равно не поймет. Тут Алексей Геннадьевич не прав – не все можно объяснить.

 

Алексей Машевский :

- Естественно, объяснять все до конца невозможно, это – правда. Но наш вопрос состоял в другом, и я постарался объяснить, в чем проблема в этих стихах. Попробовал объяснить невозможность сочетания одного и другого. Потому что проблема не в лексическом сочетании.

 

Восемь, девять, десять сателлитов

Видит умный маленький прибор.

 

Советская поэтика впрямую. В чем еще проблема. Введение огромного количества техницизмов в текст недопустима. Вот тут могу объяснить почему. Стихи пишутся словами контекстными, которые в поэзии уже побывали и в силу этого «из них торчат лучики смыслов», как говорил Мандельштам. Они уже обвалены в смысловой каше других поэтов. То есть вы работаете сразу с сущностями высокой степени сложности. Когда вы начинаете сюда запихивать техницизмы и всякие слова, которые в поэзии еще не побывали, то делать это надо очень осторожно. Ваша задача, чтобы эти новые, еще не побывавшие в поэзии слова, были ею поглощены и ассимилированы. Если вы этого не делаете, то все эти техницизмы остаются равными сами себе. Есть сущности, которые невозможно ввести в поэзию сразу. У меня был такой опыт, когда я пытался написать стихи про амперметр. Ситуация почти такая, как с Бауэром, когда он в стихи пытается ввести обсценную лексику. Происходит то же самое, все равно – такая лексика или техницизмы. И у Баркова ничего не получилось. Он хорош совсем в других своих стихах, а не в «Девичьей игрушке». Это вопрос принципиальный. Когда вы работаете как поэт, вам надо забыть о каких-то сущностях, понятных кому-то. Будто их и нет. Вы работаете прежде всего с языком. Вы имеете дело как поэт только с языковыми поэтическими сущностями, имеющими свою историю, а не с языком вообще . И в этом поэтическом языке что-то уже есть, а чего еще нет. Если не соблюдены определенные условия, организм умирает. И вот со стихами ровно та же самая история происходит. Если вы не учитываете отторжения внутренних поэтических стилистических тканей, ваш поэтический организм умирает. И не важно, что какие-то люди под простыней держат ноутбук на одном колене – это частный случай этих людей. Стихам совершенно наплевать, было это реально с кем-то или не было. Все еще зависит от соотношения общеупотребимых слов и техницизмов. Они вводятся постепенно и осторожно. Нельзя перегрузить текст.

Конечно, нужно вводить новые слова. В этом, в частности, одна из задач поэзии, но исходить надо из тех возможностей, которые язык на этот момент тебе предоставляет. Сейчас я говорю конкретно об этом стихотворении, чтобы объяснить Лене, почему оно не получилось. Это только одна из причин. Заниматься остальными уже времени нет.