***
Отнялась рука от стресса,
Перегрузка, и капут.
Ждёт несчастная принцесса –
Вот откроется медпункт.
Стих в уме взамен рентгена
Для высвечиванья дум.
Я поэт. Зовут Елена.
Автор книжки «Белый шум».
Чей-то дух жужжит над ухом:
Да, поэт. Хозяйка. Мать.
Ну, не быть тебе главбухом,
Как друзей не обнимать!
Жить и делать одноруко
Однорукие дела.
Петь, плясать как цокотуха,
Птица в небе без крыла!
Но полёт в судьбу нелепу
Добрый доктор Айболит
Оборвал, наморщив репу:
Просто ж тендовагинит!
***
Грядёт зима, морозы колки.
Ты в офисе поставишь ель.
Хочу украсть тебя я с Ёлки
И затащить в свою метель.
Свидетель бог, - меня коробит
От наступившей тишины.
Я столько лет живу как хоббит,
Домой вернувшийся с войны.
Судьба от всполохов ослепла.
Не различая верх и низ,
Кружит метель моя из пепла.
Гремит сознание из гильз.
От лап моих беги скорее
В дремучий край другой страны,
Найди какую-нибудь фею
Без страха, боли и вины.
***
О, ты – луна моя. На двери снят засов,
И тянет из дому неодолимой силой.
Души энергия течёт на лунный зов.
Я вновь ищу тебя, мой бесконечно милый.
Но ты остался в синей зыбкой тишине,
Небес и пристани доверчивом слиянье,
Где камыши и звёзды в медленном огне
Не дозволяли сердцу вымолвить названья
Тому, что чувствуем. Вселенная сама
Медитативно глубоко дышала нами.
…Полгода спазмы обомлевшего ума
Схватить пытались мир, сбегающий волнами.
Но только ветер в пустоте да лунный свет –
С тобой несбыточное мнимое свиданье.
Под упоительным сиянием планет
Жестоко вырвана душа из мирозданья.
***
Как же не охота делать акты
На списание инвентаря!
На душе невыносимо как-то,
Хоть за пивом посылай секретаря.
Вот зальёшь усталость кружкой пенной, -
Режет небо яркий тонкий след.
Это изобилие вселенной
Нам хвосты бросает от комет -
На закуску - блик того апреля,
Что почил под танком трудовым.
Проползала каждая неделя
По желаньям сжавшимся моим.
Без меня ожившая природа
Ландыши растила у ручья.
Унеслась летучая свобода.
Где ты, где ты, где ты? Чья ты, чья?
***
Томится месяц надо мной,
Жужжат серебряные мошки.
И вынимает ангел мой
В ночи матрёшку из матрёшки.
Судьба заложена в судьбе.
В тоске и радости великой –
Что рвать рубаху на себе,
Что рвать смородину с клубникой.
Дорога эта или та –
Ну, разве Господу есть дело?
Упала бабушка с моста,
Яйцо разбилось, мышь взлетела, -
Сюжет совьётся так и сяк,
Пока растёт салат на грядке
И мошек кружится косяк
В квазистатическом порядке.
А если вспыхивает взгляд,
И дрожь волной бежит по телу, -
Должно быть, ангелы шалят
И искушают не по делу.
***
Ноутбук горячий на колене,
Дёргается стрелочка в ночи.
Едет навигационный гений
Праздник отмечать в Боровичи.
Миллионы бегающих битов
Отражают время и простор.
Восемь, девять, десять сателлитов
Видит умный маленький прибор.
По дороге в сторону Валдая
Нарисуем свой полночный трек.
Нам с размаху в стёкла попадая,
Оплеухи дарит мокрый снег.
Превращая лужи в фейерверки,
Экипаж несётся легковой.
Лучше нет для техники проверки,
Для любви и дружбы роковой.
Доберёмся и напьёмся все мы,
Многократно поднимая за
Навигационные системы,
Милые усталые глаза.
***
Ах, над Канадой, над Канадой
И над Америкою всей
Плывёт весна. Хоть стой, хоть падай,
Подушку мокрую избей,
Рассвет вольётся бледно-розов
В проём больничного окна...
В журналах клиники неврозов
Нетленны наши имена.
Лицо, облезлое от хлорки.
Пронзительный глубинный бред.
У них, наверное, в Нью-Йорке
Таких как мы в помине нет.
Тут больше пьют, чтоб меньше кушать.
Блеснёт комета на краю -
Мы можем в пять минут разрушить
Судьбу готовую свою.
Точнее, ничего не можем.
Едва ли справишься с собой,
Когда становишься похожим
На рыбу с порванной губой.
И снисходительное небо
К спонтанно вспыхнувшим мирам
Глядит, как ты из крошек хлеба
Себе вылепливаешь храм.
Человеко-стих
Кто-то заполняет табеля страницы.
Видишь, как забавно пишутся они!
Кто придумал эти чудо-единицы:
Человеко-смены, человеко-дни?
Термины учёта так невыносимы,
Но переносимы в лирику вполне:
Видишь, наступили человекозимы -
Человекожизни в человекосне!
Каждой стихоночью стихотеорема
Хочет доказаться,- выпадает снег.
И никто не знает на какое время
Занял богоземлю богочеловек.
Каждым стихоутром через зимореку
Проезжает Грека, - раки подо льдом.
Никаких страданий богочеловеку.
Только боговечность в воздухе седом.
***
Пролетает отпуск как поезд скорый,
И с попутным ветром летит мыслишка:
В понедельник стану я той, о которой
Пишется моя трудовая книжка,
Отправлять подрядчикам миллионы
По путям ветвящимся волоконным,
Буду не стихов постигать я законы,
А большой войны за крестом оконным.
А пока смотрю на свои фиалки,
На судьбой подаренные тюльпаны,
Кажется, страданья земные так жалки,
Кажется, лежат в окне океаны.
А над океанами в дымке нежной
Белый дирижабль скользит еле-еле.
Белый оживающий сон безмятежный.
Что-то ещё будет на самом деле.
***
Что за демоны плывут по небосклону!
Что за силы гнут старинные берёзы!
Что за голос деловой по телефону
Обрывает беззастенчивые грёзы!
Ох, да нечего о девичьем, о летнем!
Полетела в небо птица, да скончалась.
А душа хрустит огурчиком последним,
Словно осень никогда и не кончалась.
Громыхает, полыхает недалече.
Кто-то воет, и владыка водит бровью:
Осень кончится однажды – будет легче.
Белы ангелы слетятся к изголовью.
***
Мне к твоей голове прикоснуться,
Что к сокровищам древних морей.
Рядом с нею внезапно проснуться
В чутком свете земных фонарей -
Всё равно, что попасть в невесомый
Чудо-город нездешний, живой,
Неопознанной силой несомый
Над другою - моей головой.
Горки, ямы, холмы да поляны,
Будто храмы. От каждой беды
Ускользаю в очей океаны,
В целомудренный лес бороды.
Золотое сечение
Если разделить моё расстояние от пола
до моей талии на мой рост,
То получится золотое сечение с точностью до сотых долей.
А это серьёзный повод не вешать хвост
И смотреть на судьбу значительно веселей.
Отчего-то привыкла с детства я к счастья маленьким порциям.
Вырываюсь из тоски и бессилия жадных когтей.
Приучить бы и душу свою к идеальным пропорциям.
Научить бы любить искусство своих детей.
***
Все мои страданья, кажется, далече.
Все мои печали временно во сне.
Наварю на утро ароматной гречи
С чесноком и маслом в старом казане.
Светится покоем каждый глаз мой карий,
Бытия простого не глядит за край.
И в канун крещенья хочется в солярий,
Говорили звёзды: в прорубь не ныряй!
Говорили много, говорили долго.
Кто их не послушал – превратился в пар.
Осыпалась с ёлки новая иголка…
Кто они такие – Бальтазар, Каспар,
Мельхиор? Наверно, славные ребята -
Думалось недавно. Где мне до волхва?!
Вера и наука их вела когда-то
Чёткою дорогой к месту волшебства.
У меня ж хозяйство, закипает греча.
Но пока возможно верить и читать.
Коль убавить пламя, - состоится встреча
С чьим-то вдохновеньем. Чем не благодать?
***
Тумана сомлевшего сонная нега
Ползёт. Наполняется воздух озоном.
В тебе расширяется нежная зона
В объятьях душистого низкого неба.
Аум. Аум. Аум. Аум. Аум!
А осень за тёмной скалистой каймою
Озёр, не отдавшихся властному лесу,
Из почвы тепло нагнетает земное, -
Грибы из подземия душного лезут.
Аум. Аум. Аум. Аум. Аум!
Еловые ведьмы кряхтят: хорошо у
Затопленной гати похитить кого-то,
Когда на вселенское тайное шоу
Ты поступью чуткой идёшь за болото.
Аум. Аум. Аум. Аум. Аум!
Ковёр золотой королева разложит.
Сольётся ресниц и листвы вожделенье...
Очнувшись на миг на пылающем ложе, -
Дубиной ума не гаси вдохновенья!!!
Аум. Аум. Аум. Аум. Аум!
***
О, сколько яблок понадкушено,
Испито звёздного ерша!
Система нервная разрушена,
Но стала тонкою душа.
Хрустит сухариками хлебными –
Она довольна, что жива.
Мужчины кажутся волшебными,
Как откровения волхва.
Средь них Господь – родимый батюшка
Мигнёт, и очи буквой зю.
Так чувства, зажигаясь с краешка,
Её охватывают всю.
И лишь под утро звуки радио
Заставят плакать об ином,
Чтоб не забыть ей бога ради о
Существовании земном.
***
Бреду домой в холодной мысленной тиши.
Стихи не пишутся, и что о них жалеть?
Под боевое настроение души
Купила веник и хочу на нём лететь.
Хочу порядок навести в своём дому
В надежде выместь из сознанья дребедень.
Зажжётся солнце очень скоро потому,
Что я включила свой резерв на чёрный день -
Отказ от слабости былого бытия.
Да будет труд, терпенье, вера и покой.
Ну чем не монстр я? Конечно, монстр я!
Дракон, летящий над житейскою рекой.
Отпали крылья, но соломенный букет –
Волшебный веник - принесёт меня в места,
Где много чуда, где душе тринадцать лет,
И миром правит чистота и простота.
Сон министра
Правых сил во мне немало, как и левых,
Потому что я умён как Энгельс Фридрих.
Наблюдаю отраженья в королевах
И ловлю их нежный икс на прыткий игрек.
Это что же я пишу такое, братцы?
Хромосомные стихи, помилуй, боже!
Чтоб морозец пробегал по голой коже,
Я мечтаю на кого-нибудь забраться.
С высоты глядеть на призрачное небо,
Умолять его, чтоб не было жестоко.
Дорогая, ты близка или далёка,
Я хочу тебя слепить из крошек хлеба!
Я - министр, я твоя большая птица,
Но в грядущем назначении ментальном
Я хочу в тебе остаться и продлиться
В небеса любви фонтаном музыкальным!
***
Проснёшься в полдень. Через два часа
Небесный свод мрачнеет и темнеет.
Таков декабрь. Такая полоса.
Душа своё бессилие лелеет
Взорваться от мелькнувшего луча,
От взгляда или радиосигнала.
У нас зима похожа на врача,
Что в карту вместо «буйно - » пишет «вяло-» .
Храни произошедшее с тобой.
Ещё взлетит подсохшая петарда!
Отлёживаться под курантов бой
Не смей - живи от финиша до старта.
На то не смей нахмуривать чело,
Что я люблю наречие «душевно».
Когда б тебя однажды занесло
В пространство меж «плачевно» и «волшебно»,
Ты думал бы иначе. А пока -
Не занесёт, - повсюду тьма слепая.
Большая ночь. Густые облака.
Бредём во сне, но спим не засыпая.
***
Пусть бы среди бела дня
Пели: трали-вали!
Пусть любили бы меня,
Пусть бы целовали!
Раньше надо было мне,
Чтобы всё иначе:
Задавали при луне
Сложные задачи.
А теперь я пью кагор,
Не терзая тему:
Доказать как Пифагор
Счастья теорему.
***
Он над женщиной каждой пускал самодельную птицу,
Что снижалась и мягко ныряла в постельные складки.
Он влюблялся, когда подступало желанье влюбиться
И охотно разгадывал хитрые сучьи загадки
С тем же чувством, каким мужики из мельчайших деталей
Собирают девайсы и песни мурлычут паяя.
Он читать описанья мембран, рычагов и педалей
Начинал в магазине, игрушки себе покупая.
А под вечер — на велосипед — в голубые дубравы
Направлялся глядеть на потоки под облаком низким.
А когда изнуряли оседлость, дела и забавы,
Мог купить теплоход и уплыть к берегам австралийским.
Но пока ещё местный трепал ему волосы ветер,
Он мне рай показал…- я от памяти той замираю.
Мне не жаль, что его для меня больше нету на свете,
Только сердце не видит пути к ускользнувшему раю.
***
На провода присело восемь
Пузатых незнакомых птиц.
Они смотрели прямо в осень
Поверх листвы и белых лиц
Бредущих утренних старушек…
Носилось в воздухе одно:
Слетела жизнь твоя с катушек
Давным-давно, давным-давно…
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Но вот по кронам златокудрым
Пронесся божий ветерок,
И стало ясно тихим утром,
Что нет отверженных дорог,
Что силы даст царица осень
Исполнить бурной чередой
Безмолвных обещаний восемь,
Поросших долгой бородой.