Рецензент Кира Грозная:

Общее впечатление: это хорошие, зрелые стихи. Я когда-то была рецензентом Вадима. За это время он значительно продвинулся в сторону глубинной мудрости, стал более спокойным, более зрелым автором. В этой подборке практически ничего не режет слух. Но где-то я всё-таки споткнулась: «Как-то мне уже не верится // В то, что что-нибудь изменится».

 

Алексей Машевский:

Я думаю, что это до какой-то степени не случайно. Тут выявляется особая интонация.

 

Кира Грозная:

В этих стихах автор много рефлектирует. Здесь много размышлений (преимущественно пессимистичных) о жизни, о ее итоге. Вифлеем у него уже был несколько лет назад. Тема общения с Богом присутствовала и раньше. Поиск младенца-Христа становится потребностью. Человек нуждается в вере. Но в конце концов, наступает разочарование. Стихи Вадима обрели не только зрелость, но и некоторую монотонность. Может быть, раньше в них было больше трагизма, он больше драматизировал реальность. А сейчас это, скорее, просто констатация факта, описание унылых равнин своего одиночества, приступов тоски. Это состояние закрепилось, стало перманентным. В целом некоторые тексты мне показались мутноватыми. Но для меня стихи Вадима узнаваемы. Есть в них что-то общее, что переносится из текста в текст. Я ожидала от этой подборки большего. Вадим подавал очень большие надежды. И он их оправдывает, но тут стало еще больше менторских поучений. «Ни одна из многих тварей ничему не научилась» «Зане чего ты там пророчишь не слушает никто» «Мне неохота быть пророком,// но я, увы, являюсь им». Хочется спросить: «Вадим, ну кто тебе сказал, что ты пророк?». Это говорит о характере автора. Стихи же неотделимы от Вадима.

 

Алексей Машевский:

В прошлый раз кто-то по этому поводу говорил: «Я сам по себе, а мои стихи сами по себе».

 

Кира Грозная:

Совсем не то говорилось… Читателю, и в частности мне,
не требуется подобная навязчивость в плане поучений. Если бы в стихах было чуть больше легкости, они от этого только выиграли бы. Некоторые тексты читаются с удовольствием, а некоторые вызвали ощущение монотонного лейтмотива. Только два текста на меня произвели сильное впечатление - про дедушку Сашу и каргу с косой, и следующий за ним текст, который мне в этой подборке показался лучшим: «Стоит ли нам огорчаться? Конечно не стоит…». Это прекрасный текст. Слезы выступают на глаза. А вот другие… «Помнишь здание ДК//Или школы-интерната». Понятно, о чем думает автор, но это уже, скорее, не понравилось. Есть некоторое однообразие. Тема одиночества и бессмысленности жизни – это не одна и та же тема. Достаточно скуден перечень тем, которые Вадим использует. Но за эти два текста я готова простить всё остальное.

 

Рецензент Василий Русаков:

Во-первых, что в этих стихах мне нравится? Помимо того, что здесь и большой культурный фундамент, и с версификацией всё в порядке, здесь присутствует почти что пушкинское свойство – та самая легкость, с которой всё это читается. Это читается легко и вызывает удовольствие. Но в связи с тем, что мне приходится оппонировать, и надо за что-то цепляться, возникают следующие соображения. Тут мы имеем дело с пастернако-мандельштамовским методом письма, с большим уклоном в сторону Пастернака. Вадим даже внешне напоминает Пастернака. Но при этом все равно есть некоторые лексические неточности. Даже в понравившихся стихотворениях: «Бессонница», например. Близость «римских войск» и «Рима» вызывает впечатление тавтологичности. «Гремят доспехами своими»… Определение «своими» здесь лишнее.

 

Алексей Машевский:

В стихах это можно, а вот в прозе – нет. Обращаю ваше внимание, что в стихотворении речь идет о бессоннице, не о Риме. Рим – явление в данном случае метафорическое. Вместо римских войск можно поставить, какие угодно. Но тут именно римские. И дальше эта метафора будет развиваться с одновременным самонаблюдением. Тут Вадим, понимая, что сам затащил в стихотворение эту метафору, иронизирует над собственными метафорическими полетами. «Гремят доспехами своими» - в данном случае «своими» проходит по разряду некоторой иронии, самоподтрунивания и снятия слишком серьезного, пафосного характера высказывания. Но все это присутствует только намеком. И это – одна из главных тем, которые проявляются в связи с этой подборкой. Вадим отчетливо пытается быть ироничным, но ирония – это не его главная задача. На самом деле он внутренне серьезен, и порой почти отвратительно пафосен . И тогда возникает проблема: как в этом пафосе не соскользнуть в то, о чем говорила Кира – в дидактику, например. И я полагаю, что этот тонкий флер иронии является на уровне интуиции неким компенсатором. Но продолжим. «Вот бледный замирает зритель// Из темных памяти углов//На свет выходит победитель//В сопровождении смирных львов». Белиберда какая-то! Тут можно вспомнить каких-нибудь салонных французских художников, которые в Х I Х веке жутко любили изображать гладиаторов на арене, и всё это подавалось, как фактологически точные документы для учебника истории. И вот из этого разряда возникают видения в воображении человека. Но финал замечательный: «И всё, чего он ни попросит, отдашь немедленно ему». Мы вспоминаем, что это – бессонница, мы понимаем, что образы в этом издевательски-безумном состоянии бессонницы – театрально-ходульные. И всё равно – отдашь всё, только бы это тебя поглотило… Я не готов сказать, что он абсолютно справляется. Но с другой стороны – это очень близко к тому, чтобы стать убедительным. Когда смотришь это стихотворение в контексте остальных – соглашаешься, оправдываешь.

 

Василий Русаков:

Маленькое замечание: «И всё, чего он ни попросит» - хочется это поправить с точки зрения точности русского языка. Я бы заменил: «И всё, о чем он ни попросит».

 

Алексей Машевский:

Тут это всё-таки уместно.

 

Василий Русаков:

Вы опередили меня, начав говорить об иронии. «Печаль тяжелой пеленой…». В этом стихотворении ирония проявлена, но тут, пожалуй, единственный пример, когда она мешает, она направлена против авторского замысла. Хотя то, как Вадим использует библейский сюжет и какие он делает выводы… Вообще, у него нередко встречаются афористические концовки. Здесь, может быть, это не вполне афористично получилось, но в других стихотворениях это есть, и я это постараюсь показать. Но в данном стихотворении все эти «потягушки» и этот «висок» дают сбой. «Этот вечер угрюм, этот день был за что-то наказан» - по мысли и эмоции хорошо. Но опять нельзя не обратить внимания: «идешь до хаты». Это какой-то сленг, но он не оправдан. В стихотворении «В список заносишь, вычеркиваешь из списка…»: не совсем понятен смысл, связанный со словом «стая».

 

Алексей Машевский:

Согласен, сложновато . Можно было бы сказать легче.

 

Василий Русаков:

Понравилось стихотворение «Как-то мне уже не верится…». Напомнило Сашу Черного. Концовка афористична. «Гляжу замылившимся оком»: тут, по-моему, Вадиму не дают покоя пуринские лавры. Ну и конечно, довольно смело утверждать, что автор является пророком…

 

Алексей Машевский:

Если бы он писал о себе как о пророке с бухты-барахты, мы могли бы обвинить молодого человека в мании величия. Но ведь тут-то имеется в виду архетипическая ситуация, заданная известным каноническим текстом Пушкина: «Духовной жаждою томим…». Серафим тебя поймал, и ты – заложник ситуации. Поэт попал в пушкинскую матрицу, и теперь к нему приставлен серафим, который требует от него Бог знает чего.

 

Василий Русаков:

Когда Вадим использует некие исторические сюжеты, это читать интересно, так как прошлое актуализировано. «Не ходи в Вифлеем…» – очень современное, злободневное стихотворение, не смотря на то, что история двухтысячелетней давности. «Помнишь здание ДК или школы-интерната» – к этому стихотворению претензий нет. В концовке – опять афоризм: «Ничего не может быть, и поэтому бывает». «Осень пришла...» – это стихотворение я прочитал и прошел дальше. Не готов о нем сказать ни плохо, ни хорошо. Стихотворение о дедушке Саше – замечательное. Те, кто тебе дороги, живут с тобой, пока жив ты сам. «Стоит ли нам огорчаться…»… Структура стихотворения напоминает опыты Семена Кирсанова. Но у Вадима прием, основанный на противоречии, не доведен до конца.

 

Алексей Машевский:

Вы хотите гегелевского снятия противоречия, а Вадим тут антигегельянец .

«Нас ни юмор, ни патетика…» - не случайно этот текст поставлен в конце подборки. Очень хороший текст. Он держится на иронии, и она тут уместна. В завершение скажу, что я доволен этой подборкой. Мне было интересно и радостно читать эти стихи.

 

Ольга Редькина:

Мне показалось, что от подборки к подборке Вадим идет к простоте. Есть назидательность. Есть примеры расщепления смысла.

 

Надежда Калмыкова:

Перечитывая книгу Вадима накануне этого обсуждения, была удивлена, что тогда не могла понять те вещи, которые ясны для меня сейчас. Первое впечатление от этой подборки – очень светлое. Я испытала ощущение того, что автор активно движется по пути духовного развития. А потом получила электронное письмо, в котором мне писали о совершенно противоположном впечатлении (хотя очень понравились два стихотворения – про дедушку Сашу и о Вифлееме, где заключительная часть была подобна молитве). Почему возникла такая разница в восприятиях? Я стала вчитываться. Тяжесть бытия в этих стихах стала для меня ощутима. И тем не менее, за серыми облаками здесь всегда есть солнце и звездное небо. Если говорить конкретно, то, например, в стихотворении о Вифлееме описывается безрадостная действительность, но герой ждет благой вести, радости. И это ожидание пронизывает всю эту подборку. Вопреки логике жизни надежда на лучшее, в самом высоком значении, имеет смысл.

Много замечаний по знакам препинания. Бесконечные запятые, вместо которых были бы гораздо уместнее тире и точки.

Стихотворение, которое всем понравилось – про дедушку Сашу. На мой взгляд, сноска здесь совершенно не нужна. Кроме того, последняя строка кажется не соответствующей всему строю стихотворения.

В остальном – подборка замечательная. Вадим радует тем, что, будучи таким молодым, он делает мощные глубокие философские вещи.

 

Ирина Остроумова:

Почти в каждом стихотворении – прекрасное начало и хорошая, афористичная концовка. Проходной вещью показалось стихотворение «Помнишь здание ДК». А остальное – очень обрадовало. В каждом стихотворении есть находки. Было интересно читать. Никакого пессимизма я в этой подборке не обнаружила.

 

Аркадий Ратнер:

Когда я пришел в эту студию, меня удивило то, что здесь обсуждаются не отдельные стихотворения, а целые подборки. Меня уверили в том, что здесь собираются уже достаточно «уровневые» авторы, для которых уместнее анализировать стихотворения в массе. И вот сегодня я убедился в своей частичной правоте. В случае Ямпольского было бы уместнее обсуждать не подборку как целое, а каждое отдельное стихотворение. Что касается глобальности этой подборки, есть здесь одна сквозная идея, которая наиболее развита в «Серафиме». Это – суть поэта. Конечно, это - не ново. Но это – поиск своего места, поиск того, для чего пишут стихи.

Теперь о недостатках. К сожалению, очень много неточностей. Слепой смотрит не из темноты, а в темноту. «Обманка» - это группа минералов. Гуттенберг – печатник, а тут он что-то читает. И подобного очень много.

Но и много великолепных мест. «Этот вечер угрюм, этот день был за что-то наказан» - прекрасное стихотворение. Стихотворение о бессоннице раздражает. Не очень понравилось стихотворение про Ноя. Оно заканчивается моралью. Этим стихи заканчиваться не должны.

 

Алексей Машевский:

Они могут заканчиваться чем угодно – и моралью в том числе. Главное, чтобы хорошо было. А что не устроило в стихотворении про Ноя?

 

Аркадий Ратнер:

Море черное тут воспринимается, как наше родное Черное море.

 

Алексей Машевский:

Это мандельштамовское «море черное» из стихотворения «Бессонница. Гомер. Тугие паруса». Есть тут прямая перекличка между «Ноевым ковчегом» и этим стихотворением. Кто следующий?

 

Лолита Богданова:

Подборка начала мне нравиться после третьего прочтения. Действительно, есть большое количество ненужных запятых и других огрехов, отчего возникает монотонность. Но в целом всё тут органично. Больше всего понравилось стихотворение «Не ходи в Вифлеем». Но когда я первый раз его читала, у меня возникла ассоциация со стихотворением Бродского «Не выходи из комнаты, не совершай ошибку», и мне было трудно отмежеваться от него. Но прочитав несколько раз, я поняла, что автор действительно находится в поиске Бога и смысла.

 

Виталий Леонов:

Я подборку не читал, а только прослушал. Общее впечатление – всё монотонно, всё очень одинаково. Несколько вырывались из этой монотонности «Вифлеем», «Бессонница» и про дедушку. Да, стихи объединены темой богоискательства. Это мне близко – поскольку сам переживал подобный период в жизни. В целом подборка понравилась.

 

Марина Савельева:

Вся прелесть моей оценки в том, что я не знаю, как надо писать стихи. Когда я впервые прочитала стихи Вадима, я подумала: какой талантливый человек. Я не знала, сколько ему лет. И когда узнала, что он очень молод, это нисколько не повлияло на мою оценку. Он очень талантлив, ему очень много дано. Ему видны такие вещи, которые в его возрасте мало кто видит. И ему никуда от этого не деться, он просто пытается это пережить. Почти у каждого из достаточно поживших на этом свете членов студии проскальзывало недовольство « менторством » и якобы присутствующей претензией на звание пророка. Очень понравилось стихотворение про Ноя. Стихотворение «Вифлеем» - тоже. «Дедушка Саша» – нет. «Стоит ли нам огорчаться…» - очень понравилось. Вадиму есть куда двигаться, и он сможет.

 

Анна Анисимова:

Я полностью присоединяюсь к словам Марины. Меня волнует то, может ли эта подборка состояться как целое? Не смотря на сквозные темы и единую стилистику (Вадим – узнаваемый поэт), цикла не получается. Это какой-то фрагмент. Интонация роскошная.

 

Алексей Машевский:

Что значит «Роскошная интонация»?

 

Анна Анисимова:

Вадим чувствует слово, чувствует интонацию. Не всем поэтам это дано. Стихотворение с Серафимом завершается строчками, где – дивная интонационная ирония.

 

Наталья Сивохина:

Это – очень зрелая и сильная подборка. Есть огрехи, но они не портят общего впечатления.

 

Кирилл Артеменко:

Со многим, здесь сказанным, я согласен. Добавлю, что недавно в сборнике «Поэтому» (конкурс молодых поэтов) мне попалось стихотворение Вадима, которое выделялось хорошим вкусом. Присутствие вкуса – отличительная черта его стихов. Вкус – это странная, необъяснимая категория, но с ним здесь все в порядке.

 

Алексей Машевский:

Во-первых, мне кажется, что в целом стихи Вадима стали более «прописанными». В книжке и предыдущей подборке были совершенно явные ляпы (при том, что книга хорошая – в ней есть своя тема и так далее). Теперь же мастерство увеличивается. Где-то можно рекомендовать что-то поправить, но рекомендуя, ты думаешь: «А может быть, это не ошибка, а мой вкус?». Хотя, есть ряд моментов, когда Вадим не реализовал до конца те внутренние потенции, которые были обнаружены им в тексте. Возьму в качестве примера «Не ходи в Вифлеем». Начинается оно прекрасно. Первая, вторая, третья строфа очень хороши. Но мне не нравится завершение… Нет, не то, чтобы не нравится – просто я вижу, что те возможности, которые в стихотворении накапливались и загустевали, им пропущены, под конец они как-то рассосались. Особенность поэтики Вадима в том, что он в стихах - думает. Каждая клеточка стихотворения пульсирует мыслью. Первые три строфы сразу выявляют философскую подоплеку, для которой эта Вифлеемская ситуация очень подходит. Тут не просто Вифлеем, где мы сразу встаем на лыжню Пастернака и Бродского. Здесь – о другом. Здесь вопрос: а что такое событие? А это – то, к чему ты пришел сам. Ты собрался и пошел. Событие состоялось. Но может, и не состоялось. Рождение Бога – это всегда риск. Ты можешь обмануться. Риск может быть не оправдан. Но всё в мире происходит потому, что это сделали мы. Этому противопоставляется другая позиция: современный человек ждет, когда ему сообщат о чуде средства массовой информации. Рождения Христа кроме волхвов и пастухов никто не заметил. А событие произошло тогда, когда оно произошло в твоей голове. Но последняя строфа показывает, что Вадим сам не понял, куда попал. В финальной строфе – просто констатация того, что человек ждет чуда. И при чем тут домочадцы? Последняя строфа, а она здесь – решающая, должна была закончиться не моралью. Речь тут о том богатом юноше из Библии, которому надо бросить имение и пойти неизвестно куда. Тут Вадим не предстает в облачении пророка, он про себя много нехорошего знает. Но не всегда он может реализовать собственные ресурсы. Однако это – дело наживное.

Не буду говорить обо всех стихотворениях. Действительно, очень хороши финалы. Работа Вадима отличается замечательной тонкостью. Стихотворение «Поднадоевший чай в пакете…»… Библейские ассоциации возникают все время. В данном случае мы имеем дело не с притягиванием за уши, а с чем-то иным. Аня сказала, что подборка не имеет целостности, но я с этим не согласен. Тут нужен обобщающий термин. Это - иудейская скорбь . Преуспевающий человек, у которого все хорошо, но есть в его сознании присадка трагичности. Есть многознание , которое выходит за пределы опыта. Есть чувство предназначенности. Человек не знает, что носит за спиной невидимый горб. А может, это сложенные крылья? Не известно. Он сам не знает. В самом бытии скрыт вызов, который тебя когда-то остановит. Это – подспудное знание судьбы. Это отбрасывает на все, что он написал, особую тень. За каждой ситуацией есть другое измерение. В стихотворении «Поднадоевший чай в пакете…». Эта самая иудейская скорбь характеризуется особыми отношениями с Господом Богом. Это – не просто так. Это – в генетической памяти. У Вадима это соединено с христианским мироощущением. Но рая как зримой, чаемой перспективы тут нет. Вопрос о том, что будет, не имеет тут разрешения. Есть только предощущение, что всё будет не так, как есть. И в этом смысле трагично. И конечно, одно из лучших стихотворение этой подборки – «Стоит ли нам огорчаться? Конечно, не стоит». Удивительное дело, но это стихотворение – просто об осени. После всех «осеней» в русской поэзии написать об осени почти невозможно. Вадиму это удается. Удается хитро – он начинает переплетать ощущение осени с тем, что мы принимаем за голоса. Но никаких голосов тут нет. Тут – банальная вещь: осень – умирание природы, которая дальше интерпретируется как ее возрождение. Здесь абсолютно выявлен прием. Это редчайший случай, когда при выявленном приеме и абсолютном понимании того, что в тексте будет дальше, стихотворение держится как живое, трогающее тебя. Тут – совпадение технической мощи, наращенных поэтических мускулов с по-прежнему живым отношением к ткани стиха, к собственному высказыванию. Конечно, спасает интонация. Анна права. Вадим – поэт интонации. И многие вещи кажутся дидактическими только при формальном взгляде. Интонационная среда снимает занудную дидактичность и раздражение, что концы с концами не сходятся. Ему хочется, чтобы они сходились – чтобы любовь была разделенной, чтобы нищих не было… Помните, то стихотворение о «нищем», которому он денег не дает, и тот ему снова попадается на пути. Там замечательный выход. Вторая встреча с этим «нищим» - это знак. Тебе дают шанс. И тут происходит то же самое. Эта осень начинает внутри тебя говорить о смерти, а с другой стороны – играет скрипочка жизни: природа возродится снова, и так далее… Но в итоге – разлука разлук. Обратите внимание – это же как «Песнь песней».

Очень нравится стихотворение «Осень пришла». «Ветер – дряхлеющий Гуттенберг» - прекрасный образ! Обратите внимание: первая книга Гуттенберга – Библия. Стихотворение всё о том же: рая нет. Нет литургического упования, что мы воскреснем. А есть жалость к бытию. Причем, не сентиментальная. А вот в стихотворении о дедушке Саше есть присадка бытовизма, а точнее, конкретная ситуация, которая превращается просто в разглядывание фотографий. Очень любит разглядывать семейные и всяческие фотографии отсутствующий Вергелис. Но у него это всё вранье: никакие фотографии он не разглядывает, он говорит об Истории, он сопоставляет исторические пласты. Здесь этого совсем нет. Нет ощущения этой дистанции. Здесь есть что-то немножко сентиментально-домашнее. И мне не хватает в этом стихотворении воздуха, пространства. Я могу сочувствовать автору, который любит дедушку, и который вообще хороший молодой человек. Но того размаха, который есть в других стихотворениях, не хватает. Правда, в каждом стихотворении этой подборки есть что-то, что заставляет относиться к ней как к некоему единству. И мне кажется, что эта подборка Вадима совершенно явно отличается (даже уже от книги) какой-то своей мелодией. При этом, это – Вадим со всеми его обстоятельствами, с умением думать, с желанием поёрничать, пошутить, с раздражительностью. Но вот, то стилистическое качество, которое я назвал иудейской скорбью, у него появилось. И мне кажется, что это очень интересно, потому что это придает его новым стихам определенную окраску. Это сродни мандельштамовскому эллинизму, который очень многое изменил в « Tristia » и сделал это необыкновенной книгой. Вадим не делает этого так впрямую и, слава Богу. Но то, что он постоянно крутится вокруг библейских мотивов, причем они сами приходят к нему – это не случайно. Это задает очень важную стилистическую игру. И стихи становятся узнаваемыми, внутренне ожидаемыми. И тебе приятно их читать как стихи поэта со своим миром, который может раздражать, но с которым ты соглашаешься – особенно когда читаешь такое стихотворение, как «Стоит ли нам огорчаться….». Есть ли резервы? Безусловно, есть. Некоторые стихотворения из этой подборки могли бы быть еще сильнее. Но это – все равно уже заявка на некую целостность, которая разрастется и станет новой книгой, отличающейся от предыдущей.

И еще. Когда я прихожу в студию, я не знаю, о чем буду говорить. Я читаю эти стихи, и они мне интуитивно нравятся, но очень важным оказывается обсуждение, разговор друг с другом. Ты ставишь себя в ситуацию принудительной рефлексии. По-настоящему продуктивная рефлексия может быть только коллективной. Поэту не нужно разбираться со стихами, если он много их читает и любит. Ему либо нравится, либо не нравится. Но понимать, почему нравится или нет – очень важно. И когда ты поставлен в такую ситуацию, когда ты должен понять что-то и разъяснить это другим, да еще и понять, почему другие думают по-другому, ты выходишь на вещи, на которые сам бы ты никогда не вышел.

 

← тексты