Любой фактор роста системы рано или поздно становится источником ее деградации. Так, скажем, античная цивилизация попалась в ловушку рабовладения, с определенного момента начавшего мешать развитию производительных сил. Как известно, наличие дешевой рабской рабочей силы в Риме и Греции тормозило внедрение в практику тех или иных наукоемких изобретений. Они оказывалось просто экономически невыгодным, и, например, паровая машина, придуманная еще в III веке до н.э. в Александрии, осталась всего лишь забавной игрушкой, не приведя к появлению паровозов и пароходов. С другой стороны отсутствие мощной технической базы делало рабство жизненно необходимым для существования  сложных социальных организмов античности. Его было просто нечем заменить.

Ликвидировав рабство в его древнесредиземноморском варианте, средневековье ликвидировало экономическую базу высокоразвитой социальной организации и культуры античности. Тот уровень цивилизации, который оказалось возможным поддерживать без помощи целых армий рабов, походил на что-то очень архаическое, патриархальное, еще догомеровское. Мир «сжался», культурная жизнь сосредоточилась в монастырях, уровень материальной обеспеченности упал катастрофически (достаточно сказать, что численность европейского населения по сравнению с эпохой расцвета империи, сократилась в 4 раза). Но зато теперь оказался расчищен простор научному поиску, а внедрение различных изобретений (пусть и дорогостоящих) - выгодным, более того, необходимым.

Основой нашей цивилизации, создающей базу для всей ее сложнейшей социальной, политической, экономической структуры, стало массовое промышленное производство и - шире - определяющий его научно-технический прогресс. Это не просто способ обеспечения населения материальными благами, это идеология, это тип мышления, когда любую проблему, с которой приходится сталкиваться социуму, пытаются решать прежде всего технологическими методами, путем исследования явления и выработки определенных научно-технических рекомендаций по его желательной трансформации. В этом смысле современная наука до какой-то степени играет ту роль, которую играла религия в средневековье. В нее свято верят (если не в современную, так в ту, которая придет завтра и решит все сегодняшние проблемы), за ней остается последнее слово при определении перспектив и направления движения. Но, если следовать аналогии, именно научно-технический прогресс (НТП) рано или поздно должен стать тормозом развития нашей возрожденческой цивилизации. Почему?

Нельзя не замечать, что, решая многие проблемы человечества, НТП создает новые (среди которых беспрецедентная нагрузка на окружающую среду, гонка вооружений и диспропорции социального роста, кардинальное изменение условий обитания вида homo sapiens[1] и т.д.).  И самое главное: НТП парализует движение общества в ином - альтернативном направлении. Вложения в технологию оказываются экономически более выгодными, чем вложения «в человека»[2]. Проиллюстрируем это на примере.

Известно, что в 20-е годы ХХ в. санитария достигла больших успехов. Сепсис был врагом номер один, и даже пустяковая операция грозила вызвать самые печальные последствия. Это заставляло соблюдать в медицинских учреждениях высочайшую гигиену, делать ставку прежде всего на усиление ресурсов самого организма больного.

Положение изменилось с изобретением антибиотиков, которое стало самой настоящей революцией в медицине. Они спасли миллионы, если не миллиарды жизней, сделав одновременно экономически невыгодными долгие традиционные методы лечения, ориентированные на жесточайшие гигиенические мероприятия и стимулирование природных сил организма. Системе кропотливого ухода за больным легче и дешевле противопоставить набор таблеток или инъекций. Тем самым мы попались в ловушку необходимости бесконечного усовершенствования антибактериальных препаратов. Ведь отсутствие (по крайней мере, на массовом уровне) дорогостоящих альтернативных методов немедикаментозного воздействия делает нас абсолютно зависимыми от фармакологической индустрии - в конечном счете, от НТП, поскольку иммунитет, подорванный антибиотиками, а с другой стороны появление нечувствительных к старым средствам вирусов и бактерий, требует все новых и новых, все более сильных лекарств.

Аналогичная ситуация наблюдается и в сельском хозяйстве, когда урожайность культур поднимается за счет внедрения все более эффективных средств борьбы с вредителями[3], да выведения сортов растений с измененной генетикой[4]. Опять же ставка делается на рост валовых показателей с опорой на достижения НТП. Между тем, вместо безудержного внедрения химии и генетики, может быть, стоило бы задуматься над структурой потребления, да решением демографического вопроса, но иными, «нетехнологическими» средствами.

Нынешнее промышленное производство, вообще вся система обеспечения населения, представляет из себя самозамкнутый цикл: надо произвести материальные (и нематериальные) блага, чтобы, удовлетворив потребности человека, сделать его способным производить новые в еще больших масштабах.  В данных условиях человеческий субстрат оказывается как бы промежуточным звеном, всего лишь передаточным механизмом, за счет амортизации которого достигается расширение и глобализация системы. Схема такова:

Заметим при этом, что современных аналитиков, политиков, экономистов волнует главным образом то, что происходит в этой формуле с «А». Предполагается, что рост уровня производства как бы автоматически приводит к тому, что и «В» меняется в желательном направлении. Изменения, безусловно, происходят, но темп и направленность этих изменений определяются не столько тем, что, действительно, требуется человеку, сколько тем, что ему предлагается[6] ради расширенного воспроизводства НТП. В сущности, не очень понятно, почему мы не можем ограничиться уже достигнутыми скоростями передвижения или обработки информации, наличным уровнем комфорта[7]? Дает ли то или другое что-то нашему духовному развитию, делает ли счастливыми? Нет сомнения, что в условиях научно-технической революции большинство людей, как влачило, так и продолжает влачить жалкое существование - вне понимания самих себя, времени, судьбы, окружающего их мира, вне любви, человечности, нежности - и телевизионно-компьютерный, высокоскоростной антураж этой пустоты ничего не меняет.

Надо учитывать, что НТП был с самого начала задуман и приспособлен к решению задач, вытекающих из возрожденческой парадигмы развития, выдвинувшей на первый план приоритеты земного счастья человека, всеобщего равенства, избавления от страданий. В этом смысле метрикой нашей цивилизации до сих пор является беконовская Новая Атлантида, в которой достижения науки позволили всем быть сытыми, богатыми и здоровыми, что, по-видимому, и мыслиться счастьем для большинства. Поэтому НТП направлен прежде всего на расширенное обеспечение населения материальными и символическими благами. Под последними я разумею то, что помогает человеку чувствовать себя комфортно в обществе, то, что работает на престиж  и позволяет рассчитывать на более высокий социальный статус[8]. Духовный же модус личности оказывается вне «пределов чувствительности» системы. Дело в том, что наука может иметь дело лишь с типическим, повторяемым экспериментально, поддающимся статистическому анализу. Уникальное, индивидуальное, с чем и связаны зачастую глубинные проблемы конкретного человека, находится за рамками ее возможностей. Науке подвластна физиология и психология, но никак не личностный духовный опыт. Ему человек находит соответствие лишь в искусстве, в философии, в религии, в ритуале - в том, что называется культурой в узком значении этого слова.

Заметим, что для НТП по-настоящему культурный человек - нерентабелен. С одной стороны его невозможно сделать «счастливым», подключив к кормушке массового потребления. С другой - он не слишком годится для амортизации в массовом производстве, без которого наша цивилизация пока обойтись не может. НТП нужно вполне ограниченное число эйнштейнов, что же касается,  шекспиров, пушкиных и томасов маннов, потребность в них и вовсе стремится к нулю. Обществу требуются ассенизаторы, заводские рабочие, клерки в конторах, учителя средних школ, пропускающие через себя каждый год сотню учеников и врачи районных поликлиник, обслуживающие ежедневно шесть-семь десятков больных. Чтобы человек мог безболезненно трудиться на этом «конвейере жизни», его нужно отчасти «убить», притупить восприятие, ампутировать потребность задавать вопросы. Массовый эйнштейн - катастрофа для нашего общества, сделавшего ставку не на человека, а на дары НТП.

Между тем современная цивилизация находится в кризисной ситуации. Общеизвестны проблемы экологического, демографического, социально-политического, экономического порядка. Их уже невозможно решать экстенсивным способом. Более того, их невозможно решать по частям, не затрагивая при этом базисных основ цивилизации, не изменяя саму структуру сознания человека. Максимум, что может предложить в данном случае НТП - это глобальная виртуализация жизни большинства населения[9], позволяющая снизить нагрузку на среду, при сохранении ценностных ориентиров общества массового потребления. В случае осуществления подобного сценария человек окончательно превратится в полностью контролируемый и детерминированный электронным социумом винтик огромной машины, приоритеты которой весьма далеки от духовных приоритетов личности.

Чтобы события не стали развиваться по такому сценарию, потребуется изменение сознания современного человека[10], пересмотр всех его ценностных установок. Нельзя желать жить в достатке и изобилии, этой роскоши не могут позволить себе все, природа не выдержит. Уже сейчас Соединенные Штаты сжигают весь находящийся над их территорией кислород, и если бы ни приток свежего воздуха из Сибири и Бразилии, Америка просто бы задохнулась. Уже сейчас требуется не наращивать, а снижать ресурсопотребление. Между тем, главной задачей российской экономики (равно как и любой другой) считается достижение высоких темпов устойчивого роста. И можно сколько угодно мечтать о чудесах будущей науки, которая поможет внедрить сберегающие технологии. Дело не в них, а в самой нашей нацеленности на улучшение материальных условий жизни любой ценой, на обладание все новыми и новыми игрушками прогресса - бытовой техникой, машинами, компьютерами, шмотками, нацеленности на удовольствия и развлечения. Кстати, замечу, что материальные ценности хороши еще и тем, что задают блестящую перспективу погони за ними - длиной в целую жизнь, отчего существование индивида приобретает видимые черты осмысленности и целесообразности. В силу этого наш мир потребительского ажиотажа в высшей степени структурен и для большинства удобен. Он подобен армейской системе многочисленных офицерских и генеральских званий, когда годы можно жить ожиданием появления очередной звездочки на погонах. Главное, чтобы их ряд не успел исчерпаться до ухода в отставку, в идеальном случае - до смерти.

Потому-то трансформация, которая сейчас требуется от общества, и представляется неимоверно сложной, мучительной, что она ломает подобный ряд, выводит человека из механической жизнедеятельности. А это не просто, это связано с принятием на себя ответственности, с героическим усилием быть.

Человек живет перспективой, смысловым заполнением поля существования. Поэтому бесполезно просто взывать к аскетизму и самоограничению. Бесполезно до тех пор, пока место материальных ориентиров не займут духовные[11]. Если становится понятным, что в ближайшем будущем во имя спасения планеты придется резко ограничить потребительские запросы населения, выход может быть только один[12] - вооружить человека некой духовной перспективой. Ее содержание - предмет отдельного разговора. Сейчас я хочу только обратить внимание на неизбежную переориентацию в этом случае с научно-технических на культурологические доминанты. Наукоцентризм общества должен быть заменен культуроцентризмом. Знание, умение чувствовать и понимать художественные произведения, находить в них ответы на вопросы твоего повседневного существования, разбираться в языке искусства, философии и религии, - вот параметры новой социальной значимости, престижа, моды. В конечном итоге такой переворот может быть осуществлен только на религиозной основе в форме, доступной широким массам. Представляется, однако, что эта новая религиозность не может прийти в узких рамках той или иной конфессиональности. Она вынуждена будет обращаться к универсализму культуры, ища в ней язык и материал для того, чтобы найти путь к сердцу каждого.