Ты расскажешь, как случилось,

Что заснула я и вдруг

Между смертных очутилась…

 

«Жизнь есть сон» - название знаменитой драмы Кальдерона и одновременно излюбленная тема барокко, заимствованная им у Позднего Возрождения, в частности, – у Шекспира.

«Уснуть и видеть сны…», «Какие сны в том смертном сне приснятся», «Тебе и не снилось, друг Горацио»… Подобных строк в творчестве великого англичанина можно найти немало. Вот и финальный монолог Просперо из «Бури» – о том же: о призрачных снах, созданных из такой же ненадежной материи, что и мы, люди:

 

Мы созданы из вещества того же,

Что наши сны. И сном окружена

Вся наша маленькая жизнь…

 

Впрочем, это давно «препарировано» и изучено шекспироведами. И, кажется, что современным дилетантам уж точно нечем «поживиться». Но всё, как известно, лишь «слова, слова, слова….». И почему бы ни прибавить к данному ряду еще несколько фраз?

 

 

Сон первый

 

Как прекрасна, должно быть, южная ночь где-нибудь в кремнистой Греции: скажем, на афинском Акрополе, или в леске по соседству, в котором, собственно, и разворачивается основное действие дивного «Сна в летнюю ночь». Герцог Тезей, как мы помним, готовится соединиться брачными узами с прекрасной амазонкой Ипполитой . Впрочем, от античной мифологии в пьесе остались только имена. Содержание же комедии составляет изящно-прихотливая игра в сны и последующие «пробуждения», вновь сменяющиеся грезами. А чего еще можно ждать от произведения, где все главные персонажи влюблены, взаимно или безответно, – словом, спят и видят сны…

Сладострастную предсвадебную дрему Тезея неожиданно прерывают четверо просителей. Проблема, с которой они явились столь некстати, не стоит и выеденного яйца, но… «всюду страсти роковые». На руку Гермии претендуют два равно достойных и знатных юноши. Беда лишь в том, что мнения красавицы и ее отца разделились: она давно выбрала Лизандра , а вот Эгею почему-то симпатичнее Деметрий , последнего, кстати, преданно, «по-собачьи», любит отвергнутая им Елена. Так в пьесе выстраивается драматичная структура первого сна:

Лизандр = Гермия

/

Деметрий

/

Елена

 

В одну и ту же восхитительную грезу погружены Гермия и Лизандр (насколько неустойчиво, иллюзорно их «взаимно влюбленное» состояние покажут ближайшие события). Страсть Деметрия так упоительно слепа и самоуверенна, что он, отверженный, безмятежно дремлет с радостной улыбкой на устах. И лишь бедной Елене досталось какое-то тягостное, мучительно затянувшееся сновидение, которое она никак не может побороть и, наконец, очнуться.

Этот ряд спящих и грезящих наяву в «Сне в летнюю ночь» продолжают и прирученная любовью амазонка Ипполита, и упрямец Эгей, вертящийся с боку на бок в беспокойном полузабытьи собственного тщеславия… Вслед за тем, как проворный Пэк смажет соком влюбленного цветка веки царицы фей Титании , уснет и она, чтобы «пробудиться» в очередном сновидении – своеобразной карикатуре на все ее предшествующие нежные dreams … Дрыхнет, почесываясь от удовольствия, осёл Основа; пребывают в плену своих бесхитростных мечтаний его приятели… А Фисба с Пирамом , персонажи фарсовой пьески, разыгрываемой внутри основного сценического действия, – не могут никому даже присниться: их просто нет. При этом они любят, страдают, и даже, в отличие от их ироничных зрителей, нешуточно гибнут.

 

 

Сон второй

 

Кажется, в волшебную летнюю ночь не спят только царь Оберон и его верный слуга Пэк . Но нет, владыка фей и эльфов тоже околдован страстной мечтой: ему всенепременно понадобился в пажи златокудрый малыш, сын скончавшейся в родах смертной подруги Титании . А Пэк … О, этот озорной домовой – главный режиссер всех последующих сновидений. Помните, как вольно или невольно он всё запутал? Взял и выжал несколько капелек чудесного сока на веки Лизандра как раз тогда, когда сбежавшая парочка мирно прикорнула в ночной чаще. Нет, конечно же, Пэк честно искал в лесу Деметрия . Но, во-первых, все эти юные и влюбленные почти на одно лицо, прямо, как какие-нибудь китайцы, а во-вторых, как-то скучновато, ей-богу, устраивать в бессчетный раз однообразное земное счастье…

Словом, всё вышло презабавно. Уставшая от тщетной беготни за Деметрием Елена случайно наткнулась на спящего Лизандра и искренне испугалась: девушке показалось, что он мертв (ах, неужели Деметрий осуществил свой страшный замысел-сон?), и стала будить жениха подруги. Но едва « размежив » веки, тот неожиданно накинулся на бедняжку со страстными признаниями: мол, пару дней назад он так еще был молод, ошибался и потерял рассудок, зато теперь…

Так одно сладостное видение Лизандра сменилось следующим, не менее сладостным, но более нежным и томящим. Тогда как сознание несчастной Елены погрузилось уже в сущий ночной кошмар: к мучителю Деметрию присоединился издевающийся над ее безответным чувством Лизандр , который в действительности, как ей хорошо было известно, влюблен в Гермию . Униженная и измученная тезка самой вожделенной красавицы троянских времен стремглав убежала, решив вовсе отказаться от каких-либо любовных надежд. Изнывающий от страсти Лизандр устремился вслед за ней. А проснувшаяся мгновением позже Гермия бросилась на поиски последнего, подозревая самое худшее, но только не то, что случилось на самом деле.

Так начинается второй сон влюбленных в шекспировской пьесе, конфигурация действующих лиц в котором претерпевает значительное изменение. Теперь все герои бегают друг за другом, и возглавляет эстафету страстей та, которая была ранее отвергнута Деметрием :

Елена – Лизандр – Гермия – Деметрий

 

 

Сон третий

 

В то время как зачарованная Титания ворковала с самодовольным идиотом Основой, влюбленная молодежь продолжала метаться по лесу, пока «вдруг» не воссоединилась на знакомой полянке, заблаговременно подготовленной предприимчивым Пэком для дальнейшего развития действия. Там, устав от беготни, уже мирно дремал Деметрий с капельками волшебного сока на полузакрытых веках. Шум голосов невольно пробудил его: юноша открыл глаза и увидел – Её! Мучительное сновидение-погоня за ускользающей Гермией мгновенно сменилось для него волнующей эротической грезой о прекрасной Елене, которую, напротив, поджидала очередная серия ночного преследования: теперь уже оба нелюбящие ее юноши (в чем она совершенно уверена) превратились в страстных и назойливых поклонников. В довершение в этом почти голливудском ужастике появилась несколько припозднившаяся Гермия , недоумевающая и не на шутку встревоженная. И вот тут-то в сгустившемся пространстве снов случилось их неминуемое столкновение! Елене, наконец, удалось найти себе замену в ее затянувшемся nightmare – Гермию , которой теперь предстояло просмотреть сновидение подруги с самого начала: казалось бы, надежно влюбленный Лизандр вдруг стал гнать и обзывать ее обидными прозвищами.

Не отдавая себе в этом отчета, герои пьесы вступают в зыбкие пределы третьего сна, где смех и ужас, веселье и боль попеременно и почти мгновенно меняются местами:

Елена

/ \

Деметрий Лизандр

/

Гермия

 

Счастливое пробуждение или сон четвертый

 

Право, не знаю, удалось бы влюблено-уязвленной юности достойно разрешить столь запутанную ситуацию, если бы, не проказник Пэк , который, по приказанию Оберона , заманил молодежь в чащу, предельно утомил бесплодными поисками друг друга, а затем, аккуратно собрав всех вместе в кромешной тьме, тотчас усыпил, намазав веки Лизандра любовным соком. В общем, чреда мучительных кошмаров сменилась, наконец, сладкой предутренней дремотой. Треугольники распались и восторжествовали парные комбинации:

Лизандр = Гермия Деметрий = Елена

Кстати, помните, чем завершается основное действие комедии? – Да, именно так: все отправились спать…

 

Может быть, и правы Шекспир с Кальдероном? Что наша жизнь? – Нет, не игра. Лишь вереница цепких, сменяющих друг друга снов. Помните, как бывает? Проснешься вдруг среди ночи от резкого звука или яркого блика света, пытаешься приоткрыть тяжелые слипающиеся веки, с трудом припоминая, где ты, кто ты, а через мгновение вновь проваливаешься в забытьё, т.е. в то, что за бытием, в некую «прореху», «щель», рискуя в какой-то миг вообще раствориться в не -бытии.

Но тогда, что же делает тут наша бессонная душа – в зыбком пространстве нелепых грез, где ослиная морда кажется лицом милого? И какие открытия и потрясения ожидают ее, когда прервется, наконец, тягостное видение? «Мне на него теперь и смотреть страшно», – скажет пробужденная Титания , недоумевая

 

…как случилось,

Что заснула я и вдруг

Между смертных очутилась…

 

В самом деле, как? А главное, – зачем? Впрочем, не станем задавать праздных вопросов. Лишь заметим, что никакие сны нам «в том смертном сне», скорее всего, не приснятся – никогда. Потому что Смерть, судя по всему, страдает неизлечимой бес сонницей. Бессонницей бытия. И это, почему-то, обнадеживает.