В современном теоретическом и даже философском дискурсе существует опасность превращения различных понятий онтики (существование, реальность, действительность, бытие, онтология и т.д.) в синонимический ряд. Чтобы избежать подобного семантического коллапса требуется ясное различение базовых категорий (что, вообще говоря, может быть сделано неединственным способом).

Прежде всего, всё существует — видимое и кажущееся, правильное и ошибочное, иллюзорное и достоверное, существует то, что является интенсиональным объектом и то, что может стать им, существует и то, что может когда-то стать интенсиональным объектом и то, что не может стать им никогда. Существуют книга, в которой помещен этот текст, этот текст и его смысл, красная гипотенуза и квадратный круг, зеленые мысли, которые яростно спят и т.д. Нет ничего, о чем можно было бы помыслить, что можно придумать или предположить, что не существовало бы. Среди существующего есть какие-то не подлежащие сомнению чтойности (такие как стол, яблоко или камень) и представления о них, объекты и субъекты с их атрибутами, свойствами и отношениями.

Совокупность всего существующего слагает бытие (не во вполне традиционном понимании) — такое бытие, в котором предстают и все возможные образы этого бытия или его фрагментов.

Онтологический анализ бытия позволит различить в нем бытие и онтологию как его отрефлексированный образ, последователь Хайдеггера будет говорить об онтическом как о том, в чем снята оппозиция бытия и онтологии. На основе онтологических верований приверженец классической философии допускает членимость бытия на вещи и сам будет членить онтологию на объекты. Все это будет теми или иными образами существующего.

Существующее существует по-разному: одно дело — существование стула как артефакта той или иной культуры, другое — существование его образа, в одном смысле существует треугольник как чертежный инструмент, в другом — треугольник как геометрическая фигура. В культурологическом дискурсе вообще, и в культурологии профессиональной деятельности в частности, приходится иметь дело с единицами всех приведенных модальностей существования.

Такая разнокачественность существования является фундаментальным онтологическим фактом, который так или иначе осознавался и описывался (так, средневековая философская мысль вращалась вокруг заданной античностью темы о статусе общих понятий).

Для описания разных аспектов разнокачественности существования А.А.Любищев (Любищев, 1982) вводит 16 критериев реальности (непроницаемость, протяженность, весомость, объективность, надежность, удобство для прогноза, конкретность, длительность — не эфемерность, повторяемость, эссенциальность — не эпифеноменальность, элементарность — не артефакт, непрерывность — связность, непротиворечивость, индивидуальность, дискретность, реальность воплощенной идеи). Используя их, в существующем можно выделить некоторые области, которые отличаются друг от друга типом существования и характеризуются сходством существования различенностей внутри одной области. Такие области получают название модусов реальности. Ю.А.Шрейдер (Шрейдер, 1984) показывает, что критерии Любищева не являются взаимонезависимыми и строит свою систему критериев реальности (локализованность, устойчивость, индивидуальность, логичность, внутренняя организация, внешние связи, самодостаточность), через которые могут быть представлены и критерии реальности Любищева (табл. 1). Таким образом, существует все, но в том или ином модусе реальности — в модусе реальности эмпирической данности, фантазии, мечты, логической ошибки и т.д.

Таблица 1. Соотношение критериев реальности по А.А.Любищеву и Ю.А.Шрейдеру.

Некоторые из модусов реальности могут соотноситься с объектом (который отличен от вещи, предмета, продукта и т.д.) и тогда они будут квалифицироваться как объективная реальность, другие — с субъектом (который отличен как от того, кто лишен субъектности, так и от того, кто помимо субъектности обладает еще и личностным началом), представляя собой субъективную реальность.

Те модусы реальности, которые проявляют себя (т.е. они не являются ноуменами) и на взаимодействии с которыми основана деятельность человека, его активность в культуре, предстают как действительность. Действительность определяется принадлежностью человека к той или иной культуре, характером его образования, особенностями занятий. Зависимость характера действительности от особенностей языка обсуждается в контексте гипотезы лингвистической относительности Сэпира-Уорфа. Сравнение культур разных типов (например, европейской цивилизации и индийской аскетики) показывает степень и характер различия действительности. На индивидуальном уровне это имеет и практическое значение (например, в психиатрии некоторые особенности личности и интеллекта европейского человека, которые в противном случае квалифицировались бы как психическая патология, таким образом не квалифицируется, если психиатру известно, что данный человек приобщен к восточной аскетике). Системно-деятельная концепция Г.П.Щедровицкого предлагает на основании подобного рода данных создание особого типа онтологических построений.

Культурный — повседневный и профессиональный — опыт человека подсказывает, что окружающее имеет две нечетко очерченные сферы — сферу несомненной достоверности и сферу заблуждения, лжи. Эти сферы существуют, по-разному реальны и относятся к разным типам действительности. Распространено радикальное допущение о том, что все существующее может быть распределено по этим двум сферам.

Феноменологическая редукция в духе Э.Гуссерля показывает, что обе сферы не являются пустыми. К первой сфере принадлежат не подлежащие сомнению чтойности — предметы мебели, продукты питания, попадающиеся под ноги камни, водные потоки и т.д., ко второй — прямоугольные треугольники с красными катетами, шестирукие женщины, подоконники, сделанные из мыльных пузырей, но также и идеальный газ, абсолютно твердое тело, материальная точка и т.п. идеализации.

Первая сфера, квалифицируемая как истинная, данная, объективная и т.д. будет далее обозначаться как подлинность (несмотря на непривлекательность этимологии — подлинно то, что выпытано под длинником — палкой для получения признательных показаний путем пыток). Вторая, обозначаемая порою как ложь, заблуждение, кажимость, видимость, иллюзия и т.д., будет именоваться мнимостью. Мнимости обычно квалифицируются как нечто порочное, недостойное, не имеющее никакого положительного значения, бесплодное и даже вредное. Тем не менее, значительная (если не бoльшая) часть культурных концептов относится к области мнимости (идолы толпы, содержание многих сплетен, пропагандистские лозунги и т.д., но также и любые идеализации). Поэтому целесообразно использовать термин «мнимость» описательно, а не оценочно (ср. мнимые числа в математике, мнимости в геометрии — ср. Флоренский, 1992).

Мнимости порою обладают высокой манипулятивной ценностью, однако в культуре использование инструментов, основанных на привлечении мнимостей, вызывает настороженность. Широкое же распространение таких инструментов приводит к формированию цивилизации. При этом как издержки цивилизации возможны дегуманизация и бездуховность. Широко используются мнимости и в социальных технологиях.

История культуры и человеческой мысли — философской, религиозной, научной, практической — это в значительной мере стремление обрести подлинность. При этом подлинность все время ускользает. На ее месте всякий раз оказывается мнимость, причем часто нового типа (ср. персидский образ мудреца, раздвигающего локоны своей возлюбленной истины и обнаруживающий под ними вместо лица зеркало, в котором видит свое отражение). В этом стремлении к подлинности, мнимости обычно оставляют без внимания и о них можно сказать не очень много, хотя они составляют основную часть культуры, при том, что о подлинности можно сказать еще меньше.

Хотя опыт показывает, что сознание имеет дело в основном с мнимостями, их исследованию уделяется значительно меньше внимания, чем постижению подлинности. Примерами постижения мнимости являются представления Ф.Бэкона об идолах, классификация ошибок мышления Дж.Локка, одна из книг «Системы логики» Дж.С.Милля, представления Ст.Лема о фантоматах (Лем, 1968, Глава 6, Фантомология), статья А.В.Гулыги (Гулыга, 1969). Тем не менее, их систематического изучения не осуществляется (ср. Чебанов, 2002).

Мнимости обладают по крайней мере некоторыми характерными чертами, ряд которых перечислен ниже.

— Таким соотношением декларируемого и реализуемого, при котором рефлексия различия между ними никогда не может быть доведена до конца.

— Подобным же соотношением открытого и латентного.

— Заразительностью для сознания многих людей.

— Ориентированностью на многообразие воспринимающих — хорошая мнимость будет важной (но по-разному) и для наивного ребенка, и для ученого, и для мудрого старца.

— Специфической апелляцией к целому, которое не исчерпывается набором своих видимых частей.

— Экстремальной мерностью представления — либо одномерностью, либо многомерностью, но не среднемерностью, которая легче рефлексируется.

— Незаданностью и подвижностью границ того, что является предметом внимания.

— Недоговоренностью — всегда главное может быть отнесено к тому, что недосказано (ср. апофатику).

— Ориентацией на тезаурус респондента.

— Амбивалентностью, которая может быть не проявлена.

— Оперированием с мнимыми членениями интенционального объекта — такими, которые не отображают его природу.

— Видимостью общедоступности.

Механизмами порождения мнимостей могут быть обман (преднамеренный), путаница (непреднамеренная), вынужденные осознанные экстраполяция (степень и границы правдоподобия которых осознанно оцениваются) и экспансии (ситуации, подобные экстраполяции, но спонтанные поэтому часто неосознаваемые, без рефлексии их основательности и правдоподобия). Существуют и особые источники порождения мнимостей — сны, видения, призраки, сверхценные идеи, ложные чудеса.

Различимы разные типы мнимостей.

Миражи характеризуются тем, что они видны только из фиксированных позиций, так что при их смене разрушается и мираж. При этом становятся понятны и механизмы возникновения такой мнимости. Примером миража является представление о возможности разрешения всех проблем с помощью денег.

Фантомы — отсутствующие, часто утраченные компоненты сущего. Хороший перечень фантомов содержит «Молитва Франсуа Вийона» Булата Окуджавы.

Фикции — специально сконструированные квазиобъекты, которые уподобляются подлинным объектам, но заведомо ими не являются (ср. флогистон). Статус реальности, границы применимости и правила манипулирования с ними хорошо осознаются. Эвристическая же ценность таких конструкций оказывается очень высокой (ср. минимальное государство Хайека).

Экспансии подобны фикциям, но возникают в результате спонтанного оперирования с вновь порожденными квазиообъектами без рефлексии границ и правил экстраполяции соответствующих характеристик. Примером экспансии будут суждения типа «все мужики только и думают о пиве».

Идеализации — представления подлинных (не мнимых) объектов как фикций. В социальной реальности чаще всего происходит приписывание идеализациям оценочных характеристик, в науке этому соответствует поиск эмпирических презентантов теоретических объектов (металлический шарик как презентант материальной точки, инертные газы как презентанты идеальных).

Идеалы возникают из фикций и идеализаций, когда оценочная нагрузка является основным смыслом соответствующих представлений (заслоняя другие компоненты смысла), в результате чего у идеала появляются свойства мифа. Разрушение идеала вещь чрезвычайно опасная для социума, отсутствие же его рефлексии делает это общество беспомощным как по отношению к внешним влияниям (отсюда — ксенофобия), так и по отношению к внутренним изменениям (что определяет консерватизм). Фикция превращается в идеал, когда становится развернутой идеологемой (образ полиса у Платона).

Идолы (фетиши) возникают тогда, когда человек теряет способность к рефлексии идеалов, и они начинают управлять им.

Мифы — такие предельно целостные образования, подлинность или мнимость которых не может быть ни верифицирована, ни фальсифицирована (ср. представление об истине как о том, что верно вместе со своими отрицаниями), их ложность может быть обнаружена только в результате инсайта. Тем не менее характерной чертой мифа является его дуальность, что проявляется в его внутренней пронизанности «черно-белыми» бинарными оппозициями (см. Позиция 6.2). С точки зрения представлений о психическом онтогенезе подобная дуальность — это показатель инфантильности.

Перечисленные мнимости — это фундаментальные мнимости, мнимости первого порядка. Мнимости второго порядка возникают тогда, когда одни мнимости осознаются как другие, скажем, фикции начинают функционировать как идеализации, фантомы как мифы и т.д. Такого рода мнимости порождаются тогда, когда происходит перерождение и даже вырождение какой-либо сферы деятельности. Так, когда начинается разговор о научной картине мире, то имеет место явный выход за пределы науки, в результате чего порождается особое мифоподобное построение. Осознание этого факта и приводит к представлению о менталитете или парадигме. Сфера «духовной культуры», в особенности массового сознания, перенасыщенная подобными мнимостями второго порядка.

Стремление вырваться за пределы мнимости толкает на абсолютизацию не подлежащих сомнению чтойностей (таких как стол, яблоко или камень). Именно такие чтойности являются тем, что получается в итоге феноменологической редукции гуссерлевского типа и что считается «реперной» реальностью.

Совокупность этих чтойностей можно определить как явь — ту сферу существования, которая не вызывает ни у кого сомнений.

Однако оказывается, что значительная часть реальности, претендующей на то, чтобы быть явью, индивидуальна или типологична (что значит истинный холод или истинная жара?). В качестве примера можно привести также аминокислоту фенилаланин — одни считают ее безвкусной, другие — горькой, что детерминируется генетически.

Такая типологичность проявляется и в онтогенезе. «Наивное» сознание принимает явь как реперный слой реальности, что позволяет четко очертить интерсубъективный мир. Начинается поединок индивидуального сознания и социальных норм. Если вторые оказываются сильнее, то сфера яви все расширяется. Далее возможно два варианта.

Во-первых, может происходить акцентирование сначала типологических, а затем и индивидуальных особенностей личности. В результате индивидуальность преставления о яви увеличивается, а способность к коммуникации с другими личностями уменьшается. Такое положение дел можно образно квалифицировать как «извержение во тьму кромешную».

Во-вторых, возможно и такое онтогенетическое движение, при котором происходит последовательное погружение вовнутрь сферы яви. Начиная с какого-то момента, становиться понятным, что происходит увеличение размерности пространства и обнаруживает себя многомодусность реальности, причем несмотря на типологические и индивидуальные особенности, образы реальности оказываются все более сходными (такая динамика может рассматриваться как подозрительная на подлинность, как возможный путь к истине).

В итоге довольно быстро достигается такое состояние, при котором с явью оказывается связано относительно небольшое число интенсиональных объектов — реалии сознания перемещаются за пределы яви, а подлинность яви теряет свою очевидность — явь становиться почти мнимостью.

В такой ситуации происходит уплощение реальности, которая лишается многомерности, упрощается. Говоря об истории европейской культуры в этом контексте можно говорить о том, что на позднее Средневековье пришлась смена направления вектора истории — процесс усложнения и дифференциации действительности сменился процессом упрощения и уменьшения числа значимых модусов реальности (упрощение ритуализации, этикета, социальной дифференциации и т.п.).

Настаивание на подлинности яви только увеличивает ее модальность как мнимости, а позитивистское упорствование признания яви подлинностью сопровождается разными типами генерирования мнимостей. Так, если явь как единственный модус подлинности рассматривается в качестве модели с хорошо отрефлексированными свойствами, экспликацией операционального игнорирования других модусов подлинности, то явь оказывается определенным видом фикции. Если же такое игнорирование происходит спонтанно, то явь оказывается идеализацией, а при некоторых обстоятельств и фетишем.

С другой стороны, если модусы многомерной реальности становятся базисными, то одномерная явь оказывается по сути мнимой — это мельчайший фрагмент реальности, который никак не маркирован, не выделен среди других ее модусов.

Динамика мнимости является одним из связующих звеньев обыденно-повседневного и профессионального: профессионалы (ученые, философы) в своей работе регулярно и в большой мере осознанно производят мнимости первого порядка и, прежде всего, идеализации и фикции, регулярно осуществляют рефлексируемые экспансии — экстраполяции. При определенной методологической изощренности они в состоянии адекватно осознать модус реальности таких конструкций.

Однако, далее эти конструкции перекочевывают в обыденное сознание и там начинают обычно существовать в форме мнимостей второго порядка, выступая в качестве миражей, идолов и идеалов.

Библиография

1. Гулыга А.В. Пути мифотворчества и пути искусства // Новый мир, 1969, №5.

2. Лем С. Сумма технологии. М., 1968.

3. Любищев А.А. О критериях реальности в таксономии // А.А.Любищев. Проблемы формы, систематики и эволюции организмов. М., 1982.

4. Флоренский П.А. Мнимости в геометрии. М., 1992.

5. Чебанов С.В. Явь как тип мнимости // Ё. Психотворец. Обуватель. Филозоф. М., Российский институт культурологии, 2002.

6. Шрейдер Ю.А. Многоуровневость и системность реальности, изучаемой наукой // Системность и эволюция. М,. 1984.