ВЫПИСКИ ИЗ ИСТОРИИ *** Ну и где твое жало? - сама погибаешь, ужалив, А зачем? Не обидно ли, пчелка? - геройство такое коллектив не оценит посмертно... А все-таки жаль их - трудоголиков, преданных делу бессмертного роя. Нам-то что! Пустяки. Мы пинцетом изрядно владеем. Раз! - и всё... Слабый зуд, покраснение легкое кожи... ...Почему-то наркома я вспомнил - клопа в портупее; этот, этот во имя чего полстраны изничтожил? Вот ведь гнус! Кто его оправдать бы сумел ... Но в итоге: отыграется время на детях неумолимо... ...Арестанточка важная, ты благородней двуногих; ты хотя бы не мнишь себя бедною жертвой режима. Полосатая роба истлеет, смешавшись с землею. Ни победы, ни славы, ни жала. Ни ада, ни рая... Лишь отстойник для душ, я скажу, прокаленной иглою прижигая укус, и золою его присыпая. СТИХИ НАПИСАННЫЕ В СОЧЕЛЬНИК - К вам придут и скажут... - Кто придет? Что скажет? Горьким или сладким по губам помажет? Кто таков? Откуда? С чем придет - известно? Врач? стукач? сантехник? депутат с харизмой? Бандюганы в масках, участковый местный, Божий человечек или черт акцизный?.. Или же все разом ввалятся, повяжут... - Что вы взволновались? К вам придут. И скажут... - Я и не волнуюсь и совсем не трушу. Просто ненавижу, когда водят за нос... К нам или за нами, иль по нашу душу? - Ну и пусть приходят - испугать нельзя нас. Пусть орут, пусть даже дегтем дверь обмажут... - Вот и ладно. Значит, к вам придут и скажут... - Нет, нас не обманешь никаким паролем, никаким условным стуком в наши двери... Кто бы ни явился, - мы им не откроем. Что бы ни сказали, - мы им не поверим. - Это дело ваше. Но хоть ставьте стражу, - все равно, однажды к вам придут. И скажут... ИЗ ИСТОРИИ ПЬЮЩИХ - Тот пьет потому что он пьет потомучтоонпьет... - А тот? - Потому что он жаждой духовной томим. - А этот? - А этот узнал, что однажды умрет... - А ты? - Ну, за тем, что им тошно и скучно одним. Тот - первый - пропойца: всю жизнь исковеркал, дурак. Машину, любовницу, дачу - все пропил на фук; он даже Брокгауза продал с Евфроном за так; жена его бросила, проклял единственный друг. - А этот, другой? - Этот с Бродским, представь, был знаком. Он был молодой, подающий надежды поэт... - И что? - Ничего. Испугался поставить на кон талант. А теперь ни таланта, ни времени нет. - А третий? - А третий... - он страх заливает всерьез, кошмар ожидания вечности, но между тем, он втайне желал бы подохнуть, как брошенный пес, но так, чтоб совсем незаметно, не больно совсем. - А ты?.. - А что я? Ну, я пью, потому что я пью; еще потому, что духовною жаждой томим, а также, - и смерть ужасает, и жизнь не люблю... А главное, - жалко мне этих... куда им одним?.. *** Этот снайпер настойчивый, охотник за черепами, что выцеливает он в перекрестии X-Y? Подключичную впадинку, складочку между бровями?.. Он задержит дыхание... и такие начнутся игры, и такая работа пойдет азартная, такая охота! Ах, всё оптика точная!.. И смерть - технологична, незаметна и буднична... "Хорошо умирает пехота!" - полководец первым заметил меланхолично, барабан хрестоматийный попирая ногою. Тоже в трубочку всё глядел, окуляр велюром протирал. Ах, всё оптика мутная!.. Бог с тобою, одинокий солдатик, - каким-то кривым аллюром ты бежишь, огибая судьбу; петляешь, как заяц... Что тебе посмертный салют и знамени вынос! На худых плечах твоих громыхает ранец, а в худом сапоге твоем за ночь гвоздь вырос, и мешает, мешает, зараза!.. И непоправимо оператор азартный к нам смерть приблизил вплотную. Эта оптика хитрая! - ничего не пропустит мимо, не оставит за кадром ни ужас, ни боль тупую. ...Мы-то ладно... Мы - зрители. Мы-то живем как боги, ну, по крайней мере, не как жертвы азартных боен. А тебе никакой защиты уже, никакой подмоги; вот лежишь, как спишь, и взгляд твой странно спокоен. ПОПУТЧИЦА ...Ей, похоже, все по фигу... Стоит ли тратить слова?.. - Эй, ты в школе читала Некрасова?... - Вот уж охота! Все мужчины - козлы! - говорит. - Вот те раз! - Вот те два! - отвечает спокойно, и смотрит, как на идиота. Да, попался орешек!.. Не пробуй его расколоть... Лишь одной узкой мыслью природа ее одарила... Но уж что не волнует - так эта тщедушная плоть; грудь цыплячья, гусиная кожа, румяна-белила. О, усталость, усталость! Подруга, не дай мне уснуть, а не то улетим мы с тобой под откос кверху днищем... Вот, возьми сигарету. Болтай, говори что-нибудь, о дружке, например, приблатненном, о принце, о нищем. Пусть история эта известна и скуки полна; плечевая судьба припорошена пылью дорожной, и пьяна беспробудна и так беспрерывно бедна, что и верить нельзя и не верить в нее невозможно. Я избыточность текста прощу ей, дурехе, пусть врет; пусть себя называет, как хочет, - то Кларой, то Фанни... Сам с собою поспорить готов: у мотеля сойдет, там, где ночь коротают горячие финские парни. - Эй, водила, не спишь? У меня только десять рублей... Оттянуться не хочешь? - и смотрит с усмешкой капризной... ...Что он там, Николай Алексеевич, музе своей о сестрице родной, чуть не плача, бубнил с укоризной? ИЗ ИСТОРИИ ИГРАЮЩИХ Сам за собой следя с тоскливым интересом, какого черта я торчу тут под навесом?.. Какого я рожна прикинулся азартным, - залетный гость, чужак с апломбом непонятным. Пустышка на руках... Куда ее пристрою?.. О, я в твоих глазах не дорогого стою, товарищ мой и брат... - Что-что?.. - глядит, зевает, - Мужик, моя твоя, усек, не понимает; играешь - так играй, нет - уступи другому... ...Блаженные слова, блаженная истома... Я замерзаю, друг... - Ну, игрочишка слабый! Эй, слышь, прими на грудь, согреешься хотя бы. Так ладится сюжет, который мне не нужен, - в нем продолжений нет, деталей выбор сужен; и катит наугад среди раздумий хмурых порожних строк состав, гремящий на цезурах. Акцентный стих мне мил, но истина дороже: заношенный до дыр тулупчик не поможет..., доступный артефакт, лирическая нота... Не выбросить ли флаг и - в ссылку без почета, приняв, что даже дар блаженного искусства тебе взаймы был дан, за так, на дупель-пусто. РАЗМЫШЛЕНИЕ О СКОРОСТИ ПЕРЕМЕЩЕНИЯ Это к Тютчеву они выходили сомкнутым строем, и к Некрасову, ветвями шумя, выбегали; овевали своим пьянящим густым настоем, и раздумья глубокие, как забытье, навевали. И покуда скрипела бричка по пути к столице, и пока тарантас грохотал, и шуршали сани, - сколько раз на колдобине рисковал языка лишиться, столько раз успевал заснуть и проснуться странник; и помыслить всерьез о дубравах, бредущих рядом, о судьбе, о Боге, о любви к отчизне, обо всем на свете... ...А тебе не успеть вот обдумать, окинуть взглядом, не успеть даже кивком головы приветить, - потому что, когда тебя сносит тягун упорно к этим братьям лесным, сбежавшимся вдруг поспешно, относительность скорости постигаешь уже рефлекторно и любая мысль мимолетна и центробежна - вылетает... Поймать не успел - уже отлетела... - Плюнь, забудь... - то ли внутренний голос твой слабый, то ли ангел-хранитель-спасатель зудит, - твое дело за дорогой следить, краем глаза цепляясь хотя бы. Не спеши! - на таких скоростях все приметы бесцветны, чем быстрей смена планов, тем бессмысленней счет на доли... Валуны придорожные, знаешь, и те не бессмертны, и дубравы однажды не выйдут к нам из-за поля. ИЗ ИСТОРИИ ДЕРУЩИХСЯ Гой-еси и так-растак, удаль молодецкая! Вот сцепились у ларька и, друг дружку тиская, прокричал один: "Убью, мразь антисоветсая!" Прокричал другой: "Урою, гадина фашистская!" Дальше не хватило им нормативной лексики, и такие в ход пошли чудо-дефиниции; все амбиции наружу, фобии и флексии... В "скорую" пора звонить или звать милицию. - А затем?.. - А что затем? - небольшая разница, - что у Хармса прочитать, что у Тита Ливия, что сосед тебе расскажет, дебошир и пьяница... Кто точнее, тот и прав, а не кто болтливее. Депутату депутат обрывает лацканы... Печенега Пересвет потчует дубиною... Все свидетельства давно по делам растасканы уголовным, обретя глубину былинную. Вот и этих забулдыг вялые старания без спортивной злости, без куража бандитского... Я зачем на них гляжу с полным невниманием, вспоминая невпопад Брейгеля Мужицкого? - А потом? - А что потом? - битой человечины тошнотворный натюрморт - к этому все сводится... Вот лежат они в пыли, юшкою расцвечены. И довольная толпа по домам расходится. STRANGERS IN THE NIGHT Без причины грусть и путь без цели, гонка в никуда и без азарта... Только шелест шин, и еле-еле "Strangers In The Night" журчит Синатра. О, давай, подпой ему, охрипший; легкие слова, никаких пророчеств... Разведи тоску песенкой прилипшей, приплюсуй своё - к сумме одиночеств. Позабудь, зачем, и какого зова данник, ты летишь во мгле белесой?.. Вот тебе - взамен ужина и крова - пару-пару-рам, "we'll be together..." Будем - как не быть! - когда-то, где-то? за пределом снов? за третьей стражей?.. Получи - взамен точного ответа - зыбкий романтизм ночных вояжей. И плыви по стрежню рек молочных мимо берегов, где спят объёмы, спрятавшись от фар твоих полночных, охраняя чьи-то медленные дрёмы. Спящим - нет числа, не спящих - мало... Strangers in the Night, I told you, we shell... Бархатистый голос смолк устало, из бессонных глаз ни слезы не выжал. ИЗ ИСТОРИИ БОЛЕЗНИ "У этих алкашей, замечу кстати я, - сказал хирург (и сам с утра в подпитии). - Причина жизни - пьяное зачатие. Причина смерти зачастую вскрытие..." Ну, шуточки у вас, лепилы-лекари! Меж тем, как мой сосед по ночи муторной с уже нездешней синевой над веками спит, с биркой на лодыжке перламутровой. И что ему вся ваша кривда вздорная, посулы ваши бодрые, рутинные, когда склероз, цирроз, чума бубонная под корешок слетелись дерматиновый. Вниманием к себе неизбалованный, как верил он: поправить смогут, вылечить. Глаза скосив к тетрадке разлинованной, что он пытался уточнить и вычленить в чертополохе этом, в этих зарослях... (Вот клинопись! - Шумер и Абиссиния!..) Но слово "канцер" угадавший в записях, от собственного помертвев бессилия, он сник, он смолк; в своей каморе пыточной он лишь коросту раздирал постельную... И вот твой брат, твой сын, Петрополь призрачный, он отбывает в область запредельную. И вот, отбросив плоть, как бутафорию, как ношу надоевшую и скучную, досрочно возвращается в историю - бессрочную, безгласную, беззвучную. О Д Н А Ж Д Ы . . . ...опоздаешь на свидание, но это окажется не важным... ...сядешь за руль и не сможешь в руках его удержать... ...в печурке спалишь весь пожизненный мусор бумажный... ...последнюю строчку бубня, не захочешь ее записать... ...в декабрьских сумерках затоскуешь только о тепле и свете... ...вспомнишь детскую песенку, не вспоминавшуюся сто лет... ...забудешь, о чем полчаса назад прочитал в газете... ...начнешь названивать старому другу, которого нет... ...любимую книгу закроешь и не заметишь страницы... ...не выскочишь больше за сигаретами на "уголок"... ...поймешь, что графити в парадном еще полвека пылиться... Однажды переживет тебя ночной мотылек. *** - Здрасте-здрасте, это я. - Ну и что, что это ты? Мы тебя не приглашали, ты уместен здесь едва ли... - Как же?.. Мы же вместе... Вы же... Дальше - приступ немоты. - Здрасте. - Здрасте. - Это я. - Да, мы видим: это ты. Ну и что тебе тут надо? Ты явился без доклада. - Вы же сами вызывали... Дальше - приступ глухоты. - Здравствуй, здравствуй, это я. Вот принес тебе цветы. - Видишь ли, какое дело... Я давно сказать хотела... Познакомься, это Паша... Дальше - приступ слепоты. - Здрасте... Где я? Что со мной?.. Эти ржавые бинты; Этот запах страха, боли? - Ты еще не понял, что ли? - Восьмиместная палата... Дальше - приступ. И кранты. - Здравствуй, Боже, это я. Вот пришел... - А-а, это ты? Ну и что тебе тут надо? Мы тебя совсем не ждали. Ты явился без доклада и уместен здесь едва ли. - Что ж со мною дальше?.. - Дальше? Вот образчик простоты! - Дальше только долгий приступ слепо-глухо-немоты. ПРОСТО ИЗ ИСТОРИИ М.Н. Кураеву Полосатая будка, полосатый шлагбаум, полосатый столб верстовой. В полосатом клифту да по той дороженьке, по раскисшей той... Что, милок, приуныл? Кто там в спину тебе оторопело глядит? - Ватный будочник, да суконный стрелочник, да с пугачом инвалид. Что былин у нас! Что сказаний-преданий! Мы с историей нашей на "ты". Ни одно колесо - никогда до Казани... - сопрут через две версты. Но везде на стрёме или на страже, или просто торчит пень пнём -то бандит отмороженный, то мент заторможенный, то инвалид с ружьём. Где-то между столиц по разбитому грейдеру громыхает "Газель" в ночи. А вокруг темнота - вырви глаз, а вокруг - ни души, кричи - не кричи. Только вдруг остановят (место не обозначено, разбитый фонарь скрипит...) - то ль омоновец пьяный, то ли рьяный гаишник, то ли с древним ружьем инвалид. - Вы туда не ходите, там такое махалово: нож на нож. Но сквозь чад и дым кабака, словно шепот знакомый: "Ну, как же ты, братец, с адом таким?.. "...А вот так вот, Алёшенька, так вот и мучаюсь. И хихикают за спиной чёрт акцизный, и чёртик зелёный махонький, и ещё какой-то - кривой..." Вот такие видения нас морочат, такие вот странные сны. Где страна, о которой ты знал бы, что любишь её? Нету такой страны. На обмылок похожий, лепила, однажды зашьёт тебя ржавой иглой и... поехали мимо: будка, шлагбаум, покосившийся столб верстовой. РАСХРИСТАННЫЕ СТАНСЫ Светлой памяти русского постмодернизма Что слава? - Тьфу! не слаще сливы... Я пережил желанье славы (быть знаменитым некрасиво). Но что в итоге, боже правый? Поэт, не поступайся ксивой! Нюансировка фразировка лексическая лессировка плюс дрессировка плюс сноровка Что, ловко? То-то, братец, - ловко! Шныряя по пробитым тропам, поэт, не поступайся тропом. В ночи, склонившись над тетрадью, поэт, не поступайся гладью; следи за милой русой прядью. Пробор от Фета... Тьма повторов-переговоров-разговоров ну что сидишь пыхтишь как боров В конце - набор стальных приборов... В конце - заместо точки - кома... Приходит смерть, неутомима: "Я с вами, кажется, знакома? Чума на оба ваши тома! Лежите вот, скучней налима..." На камне - з?лотом: "Я - дома. А вы-то где? Гуляйте мимо!"