ЛИТЕРАТУРНО-ХУДОЖЕСТВЕННЫЙ ПРОЕКТ | ||
|
||
|
* * *
Снег – это символ забвения.
Белыми за полчаса
Стали поля и селения,
Люди, дороги, леса.
Смотришь – как будто из поезда…
Видишь, как небытием
Мир постепенно становится,
Однообразен и нем.
Только, казалось бы, высыпал
Снег, а уж всюду бело!..
Явь эту, схожую с вымыслом,
Будет забыть тяжело.
Но исчезает из памяти
Жизнь, даже та, что сейчас –
В пепельном мареве, замети –
Рядом, почти что у глаз.
Теплая тяжесть телесная,
Запахи, сны, голоса –
Все сохранилось бы, если бы,
Если бы не начался
Этот буран, эти белые
Хлопья, густые, как дым,
Не повалили бы, делая
Все в этом мире чужим.
ПРИСУТСТВИЕ ДУХА
Тусклым лучом по дороге ночной,
Недостоверен и шаток,
Движется дух у меня за спиной –
Чей-то посмертный остаток.
Или при полном безветрии, вдруг
Вихрем с зеленых окраин
В дом проникает, вселяя испуг,
Леса ревнивый хозяин.
Может быть, след допотопных миров,
Смысл архаичных преданий,
Нынешних дней разрывая покров,
Ищет себе оправданий?
Древности дикой исчадие, ключ
К нечеловеческим безднам
Смутным знамением реет меж туч,
Знаком торчит бесполезным.
Я-то уже затерялся в толпе,
Стал ее частью послушной,
В окаменевшей засох скорлупе,
С маскою сросся бездушной.
Только в люцидно-мерцающем сне
Косность и лень мою судит
Чье-то присутствие, будто во мне
Память врожденную будит.
Просит рассудком унылым рискнуть,
Встать, несмотря на сомненья,
На ненадежный вневременный путь,
Соединяющий звенья.
* * *
Он умер, но еще не знает
И мечется под фонарем,
Летит, как бабочка ночная,
В окна светящийся проем,
Домой пытается вернуться,
В земной привычный неуют ,
Прижаться хочет, прикоснуться…
Но здесь его не узнают,
Не слышат и не отвечают,
Сидят, о чем-то говорят,
Как будто праздник отмечают
И сквозь него на ночь глядят.
…Не понимая, где он, что он
И почему так одинок,
Он больше тяжестью не скован,
Ни рук не чувствует, ни ног.
Теперь он – чистое сознанье,
И держат на земле его
Чужие сны да поминанья –
И все,
и больше ничего.
ЖАЛОСТЬ ДЕРЕВЬЕВ
Деревья прикованы к месту рожденья.
И что в них такого – слепые, глухие?
И мы существуем от них в отчужденье,
В заботах своих … А деревья – живые!
Когда я всей грудью к стволу прижимаюсь
И запах коры горьковатый вдыхаю,
Я словно в заброшенный дом возвращаюсь,
В забытый младенческий мир проникаю.
Пусть недолговечное тело не знает,
Зачем оно столько от жизни терпело,
Немые деревья его утешают,
Им однообразие не надоело.
Родиться, прожить, умереть, раствориться –
В живых существах, в анонимных потомках,
Во сне мировом как-нибудь воплотиться,
Чтоб снова исчезнуть в безличных потемках…
И с деревом я говорю, как со старшим ,
И вижу, обнявшись с лесным великаном,
Наш путь не таким сиротливым и страшным,
А только печальным, таинственным, странным...
КРИК
Иллюзия твердых предметов нас держит в плену,
Мираж постижимой реальности, правильных мнений.
Какая-то птица в ночную вплыла тишину
И с криком отчаянья канула в море растений.
Шатался и множился вопль ее в черных лесах.
Да это не птица была, а сгустившийся ужас,
Как будто у ночи запутался он в волосах,
Не понят , не принят никем, не распознан, не нужен.
Химера рассудка – вот что нас всегда предает
И самонадеянность губит. Ведь это не птица
По вязкому воздуху крыльями яростно бьет –
Безумие в душу соблазном свободы стучится.
Какая-то жалкая вера в гармонию, страх
Нас путами вяжут, мелеющее постоянство…
Но сколько же мощи в гортанных ночных голосах,
В безмысленном крике, раздвинувшем разом пространство!
Нет, это не птица – а грозный, неистовый зов,
Мир ночи, идущий на скаредный разум войною,
Всей сыростью ветра, зловещим молчаньем лесов…
Так Бог проявляется темной своей стороною.
* * *
Что делает реальной эту ночь? –
Ничто. В ней нет ни веса, ни размера.
И разума всеядная химера
Не может с доказательством помочь.
Границы смысла растворила тьма.
И даже сны, идущие на помощь,
Никак не растолкуешь, не запомнишь –
В глаза глядит бессмысленность сама.
И ты не знаешь, спишь или не спишь.
Сквозь время пропускаешь понемногу
Пустую непонятную тревогу,
Пружинами, ворочаясь, скрипишь.
Воронка мрака, головная боль,
Проход в глухие дебри полусмерти…
И все скользишь куда-то, что-то вертит
Тобой, чего-то двигаешься вдоль.
Порою чувствуешь, что рядом кто-то есть –
В мешке пространства, душном и глубоком.
Стоит – ни слова! – повернувшись боком.
Зачем пришел, как оказался здесь?
Вот состояние – без правил и личин .
Бывают случаи – без твердых оснований,
Провалы оглушенных расстояний,
Ночь безутешная – без перечня причин.
КАМНИ
И плодородие тьмы, и величие света,
Чувств неосознанных разноголосый космос,
Мыслей течение и вещество предметов –
Поделено будет все без пощады на «до» и «после».
Эту черту не стереть ни живым, ни мертвым…
С благоговеньем ладони кладу на камни –
Вот в ком смирение и тишина, чей твердым
Я бы назвал характер. Не так пустота страшна мне
Рядом с рябыми подкидышами плейстоцена,
Окаменевшими заживо, любящими молчанье.
Точат их ветер и дождь, лижут волна и пена,
Но в обреченности этой нет моего отчаянья.
Идолы смерти с неслышными нам сердцами,
Полными временем, словно сгущенной кровью,
Где бы я ни был, полями ли шел, лесами –
Лбы ваши круглые гладил всегда с любовью.
Будете ль вы различимы мне с той стороны – оттуда,
Где все не так, все иначе, забуду ли ваш рисунок,
Пятна, прожилки, оспины? Серая ваша груда
Будет ли на меже видеться мне сквозь сумрак?
НОЧНОЕ ЗРЕНИЕ
Ночное зрение, уставясь в темноту,
Отображает, как рентген, не только ту
Реальность внешнюю, которая и днем
И ночью давит и талдычит о своем .
Ночное зрение выстраивает мост,
Который связывает прямо мрак и мозг,
Когда меж внутренним и внешним нет границ,
И обе бездны делит только взмах ресниц.
Как тьма текучая страшна и хороша,
И как осмысленны штрихи карандаша,
Который держит цепкий Бог, рисуя мрак,
Когда не прячется за краску, за пустяк!
Впотьмах неспешный разговор идет всерьез.
Плачь, плачь навзрыд – никто твоих не видит слез!
Скрывать от Бога – все равно что от себя,
Он, говорят, нас даже мучает, любя.
Спасибо тьме, спасибо боли и тоске,
Спасибо дням, когда висит на волоске
Жизнь! Полновесны эти дни и тяжелы,
Воловьей поступью бредущие из мглы.
Сгниет и дерево, и обратится в прах,
Вернется снова все и сгинет второпях,
И солнца всех разоблачит кровавый глаз,
Лишь тьма, однажды поглотив, не выдаст нас.
* * *
– Двери, деревья, дороги, дома, зеркала…–
Как заклинание, я повторял, засыпая.
Магия мне в этом чудилась, тайна большая,
Воля чужая меня за собою вела.
…Двери, которые я не решился открыть,
Страхи, мешавшие грозным прийти переменам,
Полуподвалы, пропахшие гнилью и тленом,
Все, что не смог я доныне принять, пережить,
Все визитеры, которых к себе не впустил,
Все безымянные вестники, знаки тревоги,
Странно-пустынные, темные тропы, дороги,
Все закоулки, которыми я не бродил,
Купы деревьев, чернеющие на холмах,
Шепот их вкрадчивый, душу щемящие скрипы,
Все разговоры, шаги, перебранки и всхлипы
В полуразрушенных ненаселенных домах,
Все зеркала, отразившие – как пустоту –
Нижнего мира жильцов, обитателей слоя
Верхнего неба, властителей царства покоя,
Не снизошедших в мою слепоту и тщету…
– Двери, деревья, дороги… – упрямо твердил,
Словно молитву, на что-то надеясь неясно,
В сон погружаясь, – …дома, зеркала… не напрасно!..
Улицы, лестницы, голуби, всполохи крыл…
* * *
Может быть, следует ждать, затаясь,
Неторопливо, смиренно? –
Между вещами незримая связь
Выявится постепенно.
Отдых давая усталым плечам,
В чутком глубоком покое
Слушать сквозь собственное по ночам –
Сердцебиенье земное.
Может быть, надо внимательно ждать,
Силе подспудной доверясь,
Сны заносить ежедневно в тетрадь,
Все их безумство и ересь?
Вооружиться звериным чутьем,
С рыбьим молчаньем сродниться,
Слиться с дорожною пылью, с дождем,
Птицей ночной обратиться.
Может, не стоит в тревоге просить
Определенности в мире,
Планов не строить, вещей не копить,
Жить, как на съемной квартире?
Жить от бездумной толпы в стороне,
Верить в забытое всеми,
Тихо таиться в сырой глубине
И прорастать, словно семя.
И доверять, как себе самому,
Неочевидным приметам,
И отступать шаг за шагом во тьму,
Не сожалея об этом.
ОСЕНЬ В ДЕРЕВНЕ
Я все еще здесь, и голодные птицы
Ни яблок, ни ягод в саду доклевать
Не могут никак, опасаясь садиться –
То прочь улетят, то вернутся опять.
Я все еще есть. Разве это не странно?
Как будто все видится со стороны:
В рассеянной измороси туманной
Мне контуры собственные видны.
Я все еще я?.. Среди мокрых деревьев
Брожу по гниющей сентябрьской траве,
Плыву по теченью судьбы, по деревне,
Пространства иные держа в голове.
Я так достоверно следы оставляю
Рифленых подошв на суглинке сыром,
Как будто свой сговор и впрямь подтверждаю
С реальностью, вырубленной топором.
Закрою глаза и открою – все та же
Картина – заборы, участки, дома.
И мир очевидности замер на страже,
И птицы голодные сходят с ума.
* * *
Я в темноте пошевелил руками,
Поднес к лицу ладони и увидел
Не сгустки тьмы чернильной, а свеченье,
Голубовато-серый абрис пальцев,
Живую плоть – беспечный вызов смерти.
Я начал обживать ее когда-то,
Плоть – как вместилище,
Стремился к совпаденью,
Приняв ее тепло и уязвимость,
Все приноравливался к свойствам и пределам.
Я вызубрил ее – и растворился
В ней, позабыв свою отдельность.
Я стал буквально плотью, принял страхи
Ее – взамен покоя и свободы.
Меня вдавила в тело чья-то сила
И долго берегла единство это…
И вот она намеренье меняет,
И говорит: пришла пора прощаться,
И успокаивает: можно подождать,
Еще есть время … К ак его потратишь?
А я не знаю, как его потратить…
Жить, как обычно, торопить бездумно
Минуты, дни, откладывать на завтра
Все начинанья важные и слышать,
И чувствовать растерянно, как сила,
Та самая, во мне, напоминает –
Сквозь боль и тяжесть – что выходят сроки?..
… И этот шум еще, что, засыпая,
Я слышу иногда – как будто ветер
Меня влечет куда-то сквозь потемки
Все дальше, все стремительней – к границе
Невидимой, едва ли ощутимой,
И никаких деталей – шум и ветер.
* * *
Как снег, поглощаемый морем, как снег,
Отдельные мысли пожрет темнота…
И ум, как бездомный, обрел бы ночлег,
Но дверь в темноту заперта.
Глубокая полная тьма и покой
Столь недостижимы , как будто стена
Тебя отделяет от них и рукой
Почти ощутима она.
Никак не попасть в то пространство, никак.
Чем ломишься злее, тем крепче засов.
И топчется ум, как гугнивый дурак,
Мусолит мякину из слов.
Весь дом полон звуков – как будто грозит
Расправой, потерями, страшным судом.
И детство, как тень, по углам шелестит
С прикрытым ладошкою ртом.
Неведомо чем громыхает впотьмах
Рассерженный ветер, как пальцы, стучат
По стеклам снежинки, и мир второпях
Как будто бы рушится в ад.
Оставь все, как есть, не надейся, не ной,
А просто расслабься, уставясь во мрак.
Пусть жизнь мимо цели пройдет стороной,
Ты все потеряешь и так.
И роскошь какая – иссякнув в тщете,
В неведенье полном отдаться тому,
Что самодержавно царит в темноте
И не постижимо уму.
* * *
Среда, среда, середина недели, среда, зима.
Два чудовищно долгих дня впереди,
но уж виден в конце просвет.
Толкотня в метро, хорошо бы сесть и закрыть глаза. Кутерьма, тюрьма.
Уклониться б, думаешь, обесточиться , раствориться, сойти на нет ,
Капитулировать, помешаться, улетучиться или, став
Неодушевленной вещью, под спудом лежать в пыли.
Ошибаешься ты, однако, тебе говорят, не имеешь права, иной устав
У ревнителей этой холодной, суровой, скупой земли.
Вставай, вставай, поднимайся, не спи – и вперед, в снегопад, на лед,
И до победы, до коматозной, безоговорочной, ровной, слепой черты!
Не горюй, возрадуйся, говорят, не увиливай, все пройдет –
Неуловимо, обыденно и бездумно –
до тошноты.
А еще, говорят, бесстрастие, непривязанность ни к чему выручают тех,
Кто решил избавиться от отчаянья и надежды,
то бишь , оптом от всех проблем,
Кто свободен сердцем, легок и сух, как пустой орех,
Не боится смерти, не плачется, не нудит – «почему?», «зачем?»
Открываются двери, закрываются… Осторожно!
Осторожничать смысла нет .
И цепляться не за что. Эскалатор, улица, полутьма, дома.
День глумливо, скаредно, начиная с серого , не меняет цвет.
Посредине вечности – все еще среда, бубнишь, все еще зима.
* * *
Никогда, никогда не купить мне уже внедорожник « Ниссан »,
Иерархом не стать или даже обычным муллой.
И моргнуть не успел – жизнь расставила все по местам.
Все соблазны – долой!
Луговая трава, груды серых камней да ручей, да кусты,
Дом в четыре окна (пять на пять) – вот и мой парадиз!
Это лето глядит с недоступной своей высоты
С безразличием – вниз.
Электричкой набитой, автобусом в Лужский район на поклон
Еду, еду к лесам поредевшим, к бесстыжему борщевику
Слушать квохтанье кур и зловещие крики ворон
И лесное «ку-ку!»
Подожди, не лишай меня, Бог, тихих радостей, малых надежд.
Нерешительность мне и унынье, и леность прости,
Как прощаешь других, не особенно вредных невежд,
Сумасшедших почти.
Посмотри! От меня с каждым годом все меньше и меньше вреда.
Я все чаще молчу, не стремлюсь никого побороть.
Все смиреннее дух и доверчивей разум, когда
Уязвимее плоть.
* * *
На движущейся Земле,
В той области, где зима,
Неоновый цедят свет
Полночные полустанки.
Неуравновешен мир.
Не все пассажиры спят.
Не знает почти никто,
Зачем наступает завтра.
Все тени бегут назад.
Унылы зимой поля.
Черны и пусты леса.
Ничто не стоит на месте.
Лишь мертвые сходят в ночь
На станциях – навсегда.
Дальнейшая их судьба
Величественна, невнятна.
Не слышал я ничего
Нежнее, чем голос твой,
Когда ты, прикрыв глаза,
Рассказываешь мне сон свой.
Твой голос так мягок, тих
И легок – под стук колес,
Под скрежет земной оси –
Прозрачное утешенье.
* * *
Призывает к смирению возраст. Проносятся мимо
Обстоятельства, люди, их соотнесенность, движенья.
Чьи-то пальцы незримые лепят легко, без нажима
Наше завтра – без цели, без горечи и сожаленья.
Незаметно реальность меняется каждые сутки,
Отчуждая от прошлого, делая жизнь иллюзорной.
Недействительна вся наша мудрость, пословицы, шутки –
Пошловатая дурь , шепелявящий юмор притворный.
Соглашайся на все, ибо выбора нет и не будет .
Тень накроет тебя однотонностью вкрадчиво-серой.
В прошлом – битвы героев! К терпению время принудит,
Одарив снисходительной, невразумительной верой.
Наблюдай за собой, словно за посторонним объектом,
Неопознанным, слабо означенным, чуть ли не мнимым.
Если что-то упущено, не беспокойся об этом –
Все на свете является, в сущности, невыполнимым.
СУМЕРКИ. ПРИРОДА
В климактерическом лесу сгустилась мгла.
Здесь птица исподволь молчит о чем-то важном,
И кто-то кажущийся смотрит из угла
И отражается в глазу – буквально каждом.
Напоминая человека чем-то, ждешь
Не то наития, не то рукоприкладства,
А серых листьев шевеление и дрожь
Содержит признаки угрозы и злорадства .
Что ждет нас в будущем? Так просто не сказать.
Все, вроде, катится к известному финалу.
Но лесу, видимо, на это наплевать,
Как железнодорожному вокзалу.
Гудки старинные кочующих зверей,
Птиц безымянных литургическое пенье
Не открывает все равно туда дверей,
Где не кладбище ожидает, а спасенье.
Чем здесь утешиться, чем успокоить мозг,
Как колба школьная инстинктами кипящий ?
Здесь, как и в городе, так далеко до звезд,
Светло и мертвенно мерцающих над чащей!
* * *
Свободное от этой жизни время
Я мог бы провести, перемещаясь
От одного очерченного мира
К другому ограниченному миру,
А то и вовсе – в мире без границ.
Однако это стало б испытаньем
Для восприятия. Пока приноровишься
К ничем необусловленной свободе,
То про себя, пожалуй, позабудешь…
Утратил форму – крышка содержанью!
Ну а пока мое вниманье скачет,
Как крыса, по нажористым помойкам,
Пирует, глядя на листву гнилую,
На сучья голые, на грязь, на комья снега…
Как все определенно и весомо!
Трехмерная орет в ветвях ворона,
Детальная бранит судьбу старуха.
Ей жить-то остается, может, с месяц,
Но как она проявлена здесь четко!
Здесь можно все понюхать и потрогать,
Взять в руки, взвесить, осмотреть, измерить,
Купить, продать, приговорить к расстрелу,
Назвать причиной, следствием, ошибкой,
Установить периодичность. Боже,
Какие чудеса излишеств, мнений,
Соотношений, рамок и контекстов!
Пир очевидности! Роенье насекомых!
Здесь все шевелится и всем чего-то надо!
И все наводится на маленькую точку
Какой-то безусловной с виду цели,
Как телескоп – на черную дыру
Жерло свое расчетливо наводит.
Спаси, помилуй, черная дыра!..
ЧЕРНОТА НОЯБРЯ
Чернота ноября порождает необходимость пристально вглядываться вперед.
После пяти вечера, особенно в непогоду, преобладают оттенки, но не цвета…
Между тем, все равно не заглянешь в будущее, каждый следующий поворот
Повторяет однажды пройденный – по-видимому, неспроста.
Лишь уставясь угрюмо под ноги, чувствуешь, что, пожалуй, идешь…
В остальном движение больше похоже на плавание во сне.
Если с неба что и сеется, то не манна, не благодать – безразличный дождь,
Если что и сбудется из прогнозов – так это снег.
Ощущаешь при этом спину как-то явственнее остальных частей
Тела, ибо нечто, покуда невнятное, шевелится сзади всей своей широтой.
Так боец, не заметив потери отряда, вышедши из гостей,
Словно дух, навсегда сливается с гиблою темнотой.
Третий глаз позволяет видеть моментами то, что скрывает мгла –
Стены, окна, стены, окна, призраки – а более никого.
Птичий крик, зародившись в дереве, долетает медленно до угла
И потом исчезает, сворачивая за него.
И твои шаги свернут в отвесную емкую черноту.
Дай-то бог за границей скупого света остаться самим собой
Да еще почувствовать благодарность – за щедрость и доброту
И за то, что кто-то нажал наконец «отбой».
* * *
С чего начинал, к тому и вернешься, видно.
Вспоминаю себя ребенком,
одиноко сидящим на подоконнике,
у окна, за которым ливень.
«Зачем я здесь?..»
Те же мысли и нынче,
а прошло уж почти полвека.
Только некого стало ждать –
Так мучительно, так наивно.
Понимаю, никто не придет с ответом.
Партнеры: |
Журнал "Звезда" | Образовательный проект - "Нефиктивное образование" |