ДИДОНА ЭНЕЮ

 

I

 

Как бумажный кораблик нá воду от Карфагенских скал...

Уплывай, если ты измучился, если ты от любви устал.

Тяжелее, чем пектораль

Золотая, что давит грудь.

Там, туда – в голубую даль,

Только плыть за тобой не нудь!

Будет ветер попутный весла сушить кораблю,

Как мембрану моря собой продавливать станет закат,

Я же боль-любовь неизбывную задавлю,

Потому что во всем виновный, ты – не виноват.

Незаметно предательство, как возле губ налет

После всех поцелуев – стольких, что сбились, считая их,

И в чужом дыхании растворенный смертельный лед

Жечь уста продолжает, хотя даже отзвук стих.

 

II

 

Что славе грядущей упрямого Рима,

Нас с капитолийских твердынь

Оглядывающей, что все же любима

Тобою была я?! – Отринь!

Раскинь этот парус предательский, плечи

Расправь, недвижим, нелюдим!

Душе, как и воина телу, увечий

Хватает – ну, больше одним.

Не те ли признанья, что вымолить ночи

Той, помнишь, моей, удалось,

Не сердца ль удары (казалось короче

Не будет), идущие сквозь

Весь мрак ожиданья, надежды, неверья,

Смущения – вот же, он твой!..

А ныне лишь птицы, роняющей перья,

Тень, облако над головой.

Куда ты?! – Вина, словно чайка в слепящем,

Пылающем золотом струн

Кипящем просторе. Ты был настоящим,

Мой верный, мой праведный лгун.

 

 

 

ОТПЛЫТИЕ ЭНЕЯ

 

Не вернуться уже никогда,

Если с берега дым погребальный.

Горизонта морская слюда

Неизбывней вины, безначальней .

И как приторный привкус во рту

То, не ставшее истиной слово,

Потому что зашел за черту

Дух, а тело опять не готово...

Что ему, уносимому прочь

Силой ветра и весел стремленьем?

Ты к пространству его приторочь ,

Что б уж разом конец наважденьям.

Было – не было, кто разберет?..

Лишь душа, перелетная птица,

Свой стремит безнадежный полет –

На покинутый берег спуститься.

 

 

 

* * *

 

Как страшно, Господи, как страшно просто быть!

Жизнь к коже приросла, что узкая рубашка...

Не выбрать образ свой, души не обновить,

Свободы воли брошенная нить

В колодец возраста – карабкайся, дурашка!

Ни цветом глаз, ни пышностью волос,

Ни полом, ни умом, ни временем прихода

Сюда, где разве только смерть всерьез,

Ни верностью любви, чья щедрость год от года

Скромнее делается, ни самим собой

Не управляя, кто я и откуда?

Тростник счастливее, багульник, зверобой,

Не ищущие смысла или чуда.

 

 

 

* * *

 

Что в и́ денье не отменяет

Тоски близорукой души...

Любовь, словно куклу роняет

На землю тебя. Поспеши

Отвлечься, развеяться, слиться

С тем миром, откуда изъят

Был. Девочка-отроковица,

О как твои губы язвят!

Не мальчик с натянутым луком,

Ты девочка – лоб твой упрям.

Всем перемеженьям , всем мукам

Я имя счастливое дам.

Сюда мы приходим слепые,

А зрячим уже не дано

Уйти, потому что любые,

Любые здесь чувства – одно.

 

 

 

* * *

 

Книги, которые бросит в огонь Просперо ,

Жезл повелителя, сломанное перо,

Снежная белая гладь – как чистый отказ:

Это он просто не хочет думать за нас.

Буря и зимняя сказка кончаются: там в пелене

Тенью смертельно раненный человек лежит на спине.

Только лишь на понимание и всепрощение мог

Совестью нас наделивший, рассчитывать Бог.

Должен когда-то отречься тот, чья щедрая власть велика.

Слово, зеленая палочка, жгущаяся строка…

Дальше молчание и надежда, черной речки вода,

Кровь на морозе ставшая красным кристалликом льда.

Некому теперь смаковать осторожно тот голубоглазый хмель.

Ветер, тихо напой мне, напой, нашепчи, Ариэль !

Я отпустил тебя. Вольный, отныне – лети,

Воздух январский, студеной волною в каждой груди.

 

 

 

ВИЛЬЯМ ШЕКСПИР

(вольные переводы)

 

5 СОНЕТ

 

То время, что одной своей рукой

Рисует нам прекрасные черты,

Готовится уже стереть другой

Все-все следы беспечной красоты.

 

Цветенью лет твоих, как лету дан,

Увы, недолгий, хоть и яркий срок.

Зима свой белый запахнет кафтан:

Как гол наш мир, как ты в нем одинок!

 

И вот, куда же делась красота

Цветов, свой источавших аромат?

Смотри: в стекле граненом заперта,

Пусть обонянье нам заменит взгляд!

 

Так дразнит запах память, сохраня

Угасший образ канувшего дня.

 

 

 

11 СОНЕТ

 

Так увяданье можно одолеть,

Вновь расцветая в дочери и сыне.

В их молодой крови твоей алеть,

Той, что в самой себе дряхлеет ныне.

 

Себя, лишь отделяя от себя,

В чреде мы обретаем повторений.

Иначе б этот божий мир, скорбя,

В двенадцать люстров заселили тени.

 

Пусть все, кто безобразны, нечисты,

Не остаются больше в этом храме

Любви, Природы, Красоты, – но ты

Не можешь их пренебрегать дарами.

 

Ты их печать (пойми же наконец!)

Для оттисков – прекрасный образец.

 

 

 

18 СОНЕТ

 

Сравнить ли с летним днем тебя, твой взор?

Прекрасней он уверенностью кроткой.

Шершавый ветер превращает в сор

Бутонов майских лепестки, короткий

 

Аренды срок у лета: то слепит

Нас небо, то свое смежает око.

Прекрасное утрачивает вид,

Послушно воле случая ли, рока...

 

Но вечны летних дней твоих цвета –

Не выгорают. Плата никакая

Тут не нужна. Во мраке красота

У смерти не заблудится, плутая.

 

Как взгляд, как с губ дыхания полет

Жизнь этих строк, и жизнь тебе дает.

 

 

 

29 СОНЕТ

 

Когда меня заманивает в круг

Отверженность, холодные глаза

Не отводя, тоску мою, испуг,

Рыдание не слышат небеса,

 

И с отвращением прослеживая путь

Стыда и страха сквозь мои года,

Себя я рад забыть, кому-нибудь

Другому предпочесть, чья жизнь щедра

 

Надеждою, обилием друзей,

А я лишен способности такой...

Но вдруг, лишь о тебе... душою всей –

Как жаворонка в небо взлет крутой!

 

Любовь к тебе – вот счастье, вот успех,

Что перед ней благополучье тех!

 

 

 

44 СОНЕТ

 

О, если б мыслью, только мыслью быть –

Не вялой плотью, пленницей земли,

Кто б мог тогда меня остановить! –

Любовь и боль к тебе б перенесли,

 

Куда бы не закинула судьба

Тебя, хоть в край чужой за океан.

Свободен дух, ведь это плоть – раба,

А мысленно ты мне навеки дан.

 

Но мысль, что я не мысль, а только прах –

Земля, в союз вступившая с водой, –

Мне не дает тебя настичь в мирах,

Где дышит все разлукой и бедой.

 

Земля всего лишь… Где один из нас?

Вода… И слезы горькие из глаз.

 

 

 

65 СОНЕТ

 

Где те свидетели, которые на суд

Предстать решатся с временем самим?

Здесь твердость камня, бронзы не спасут,

Ни мощь стихий… Так что же делать с ним

 

Красе твоей, что хрупкому сродни

Цветку, листку, лишенному опор,

Когда в свою осаду взяли дни

Твердыни скал и цитадели гор?

 

И ужасает разрушений вид…

Как встречный иск вменить Небытию?

Зачем оно упрятать норовит

Жемчужину любви – красу твою?

 

Но верю: силой этих черных строк

Я вызволить твой светлый облик смог.

 

 

 

130 СОНЕТ

 

Вы не похожи, милые глаза,

На звезды, – нет, и на кораллы – губы.

Вот снег, – он бел, а шеи полоса

Смугла и пряди сбившиеся грубы,

 

Как проволока. Розы в цветниках

Румянятся – не на щеке невзрачной.

И аромат дыхания пропах

Гнильцой какой-то едкою, табачной.

 

Начнет болтать – и сразу счастлив я,

Хоть не скажу, что музыка играет.

Не знаю, как богини, но моя

Довольно твердо по земле ступает.

 

И все-таки любви моей полет

Не ниже той, что, сравнивая, врет.