По Нетленной, Неглинной…

 

...Аленушка, запомни братца!

Д. Самойлов

 

Я приеду в Синявино с болью в груди,

проигравший свой век в домино.

Усади меня рядом с собой, усади

на крыльцо, в лопухи, на бревно.

Я, сестрица, покуда козлёночком был

из таких нахлебался копыт,

что тебя я одну на земле не забыл,

и тобою одной не забыт.

Тополиной порою, как время придёт,

помолчи же со мной, помолчи, —

помоги мне расслышать семь сказочных нот,

за собою зовущих в ночи.

Отведи за овраг, через призрачный мост

на некошеный луг за рекой,

и студёных, дрожащих, мерцающих звёзд

зачерпни мне своею рукой.

Пусть взовьется навстречу вожатый шмелей,

быстрокрылый царевич Гвидон,

и для той, кто румянее всех и белей,

терпкой ночи раскроет бутон,

и в четыре руки будут сыграны сны

и с поклоном тебе поднесут

ворожейка-судьба и дубы-колдуны

отмогильного зелья сосуд,

и родится в крови молодая Луна

и не станет земли под тобой,

и вершины покажутся дном и со дна

дивный жемчуг всплывёт голубой.

Мне осталось дойти-доползти до ворот,

тихий свет заприметить в окне,

а рассказывать сказки всю жизнь напролёт

заповедано накрепко мне.

Я ни разу чужих не нарушил границ,

у меня небогатый улов —

лишь дыхание чистое белых страниц,

только чёрное золото слов.

Я оставлю их здесь — под бревном у крыльца,

во дворе, где растут лопухи, —

и пока ты выходишь во двор с утреца

на земле не погибнут стихи.

 

 

 

***

 

Было вместо пепельницы блюдце,

Но огонь рождался от огня,

И нигде так больше не смеются,

Как тогда, на кухне у меня.

Может, и смеются, да не слышу,

И от дорогих моих гостей

Реже всё слетаются под крышу

Ласточки хороших новостей.

Что ж, — пускай и крыша прохудится,

Обнажится чистый небосвод,

И в чернила память, точно птица,

Не перо, а крылья обмакнет.

 

 

 

***

Лене Строгановой

 

Ты родишься на даче

В подмосковную ночь —

Дочь травы, не иначе,

И кузнечика дочь.

 

Пусть раздастся чуть слышный,

Трепет влажных листов,

И со станции ближней

Дальний шум поездов.

 

Лес придет  к водопою,

И ветра на постой, —

Мы, однажды, с тобою 

Постоим над рекой.

 

Но волной все печальней

Отразится звезда,

И от станции дальней

Отойдут поезда.

 

От порога усталость,

И от яблони дым,

И не знаю, что сталось

С предсказаньем моим.

 

 

 

***

 

С остановки трамвая ночного,

Если только не сбиться с пути,

До огней теплохода речного

Можно с камнем на шее дойти;

Или долго, классически просто,

Просто так простоять над рекой,

Если есть под рукой папироса,

И гранит под другою рукой.

И душе было некуда деться,

И она по течению дней

Всё плыла по-собачьи, по-детски,

И мосты расходились над ней.

 

 

 

***

 

Мысли надвигаются, как тучи,

А хочу, чтоб были облака:

Как твои приветствия, летучи,

Как твои беспечные «Пока!»,

Чтоб опять глаза твои сказали,

То, во что поверить не смогу,

Как тогда, на Ладожском вокзале,

Как потом — на Невском берегу,

Как тогда, в маршрутах, снятых с линий,

В их огнях, в метели голубой,

Как потом, — в ночной метели синей,

Вечно заметавшей нас с тобой.

 

 

 

***

 

Не коснулся Онеги твоей и Оби,

Неприкамлен тобой, неприволжен, —

Как не любишь меня, так и впредь не люби,

Только я тебе, Родина, должен:

Лишь под небом твоим не сносил головы,

Пил в парадной, курил у помойки,

И бродил надо льдом коченевшей Невы,

И с друзьями прощался на Мойке.

 

 

 

***

 

Яне Олисовой

 

Дальние не слышатся раскаты,

Может быть, не песня и была.

Что уж тут попишешь, ‒ чем богаты…

Кланяюсь от бедного стола

Я тебе во все координаты,

Все четыре комнаты угла.

 

Головою кланяюсь повинной,

Заживо сгорающей листвой,

Винной пробкой, жизни половиной,

Голубиной почтой, полевой,

Долей львиной, рощей соловьиной,

Головой, звездой над головой!

 

 

 

***

 

Лежат на земле, точно кости,

Пристройка, чердак и крыльцо,

Из бревен повыбиты гвозди,

И снято с калитки кольцо.

 

Сложились в дорогу пожитки,

Шумят поезда поутру,

Лишь скрип незакрытой калитки

Остался стоять на ветру.

 

В траве черенок от лопаты,

Над ближним оврагом дымок,

И вздох за спиною: «Куда ты,

Куда ты уходишь, сынок?»

 

 

 

***

 

В красном парке, в желтеющем сквере,

Во дворе, где себя забывал,

И ломился в открытые двери,

И тебя по ночам целовал,

Слишком мало любил, неумело,

И прощался, придясь ко двору,

Только все-таки ждал, и горело

Ожидаенье мое на ветру,

Облетел, и похвастаться нечем,

Только горечь осеннего дня...

Не маши мне рукою при встрече, —

Обернись, если помнишь меня!

 

 

 

***

...Твоё заветное число.

Арсений Тарковский

 

Вот книга, и журнал о моде,

И туалетная вода,

Дагерротипы на комоде,

И календарь, — на нём среда.

 

Лежит в единственной шкатулке

Подарок маленький отца,

И снег в Никольском переулке

Летит, не ведая конца.

 

И нет в сугробах наносного,

И хлопья свежие чисты,

И звёзды занимают снова

Свои высокие посты.

 

Они сошлись на праздник в доме,

Где скоро, голосу в ответ,

К тебе протянутся ладони,

И ты появишься на свет.

 

 

 

***

 

По Неглинной, Нетленной

Проходила душа,

Настей, Катей, и Леной

Надышаться спеша.

Шла с цветами, красиво,

Так сказать, налегке,

Сигареты и пиво

Покупала в ларьке.

Выходила наружу,

И спускалась во тьму.

Что еще обнаружу,

И кого обниму?

Шла дорогою длинной,

Шла с цветами зимой

По Нетленной, Неглинной,

По дороге домой.