ANNO DOMINI

Выдохов хватит двух.
Лысый, как новобранец,
стебель в руках. И пух
в небо взмывает. Танец

бабочек. Лепесток
летнего дня Господня.
Яркий вчера цветок -
лёгкий дымок сегодня.

Выйти на свет дано
где-то посередине
жизни. Цикад зерно
сыпать по луговине.
Ну не сердись, пчела!
Всем нам счастливый случай
выпал. Настой тепла,
медленный всхлип уключин.

Вневременной поток:
озеро, ветер, птица.
Перистый завиток
на голубой странице.


* * *

Шеренгой мирной чёрных грядок
окупится солёный пот.
Устойчивый миропорядок:
Весна. Май месяц. Огород.

Триумф шести законных соток.
Согбенный пятишься, как рак.
Корней касаешься, истоков.
Земной живородящий мрак

взбиваешь, словно изголовье
перины - шаг, притоп, прихлоп.
Из рассыпающихся комьев
упругих кольчецов галоп.

Немая паника при свете
нахлынувшего без границ
дня. Сколько в нём тысячелетий,
трудов, похожих чем-то лиц?

Зерна, летящего отвесно?
На этой лучшей из планет
мне выпало... досталось место
корпеть, в прохладный влажный след

вживлять морковь, редиску, перец.
Скрипит лопаты рукоять...
Два брата жили. Земледелец
один...
На мне его печать.


* * *

На птичьих костяных ноздрях
остался влажный след дыханья,
когда закончился обряд
средневековый. ...Трепыханье
незрячих крыльев, рвущих мрак,
расшатанный обрубком красным.
Последний судорожный шаг,
опору ищущий напрасно.

В шёлк синий неба вшит узор
из веток яблони. Край крыши,
резьба оконная, забор,
пучок травы в кирпичной нише
фасада...- вниз наискосок
закатывался день под веко.
Тускнел зрачок и в нём сапог...

Почти такой иного века
из свежеструганной доски
вознёсся в виде обелиска.
Лоб, обмелевшие виски...-
с балкона белое так близко
от чёрного. Почти поту -
сторонне: ротозеи в шляпах,
и мир, летящий в пустоту,
и дерева смолистый запах.


ОТДЫХАЮЩЕМУ В ТРАВЕ

Пусть отдохнёт пока, ведь лето, слава богу,
не кончилось ещё, не сгорбилась трава.
Где ветерок листвой играет понемногу,
бездомная к земле приникла голова.

Два муравья во тьме бездонного кармана.
Не поживиться им в махорочной дыре.
Ещё один наверх с отвагою Руслана
метнулся, но застрял в колючем пустыре.
В щетинистых кустах непроходимых истин,
растущих на плодово-ягодной крови.
В тысячелетье раз цветёт тысячелистник.
Произнести слова на языке любви

успеть бы. Этих слов ему и не хватало,
как большинству из нас, как тем, кому знаком
не праздничный изгиб хрустального бокала,
а липкий край стекла с единственным глотком.

Последние деньки...- лишь пригубить осталось.
Прохожий, проходи. В том нет твоей вины.
Не утомляй себя потугами на жалость.
Молочно-пенный след заветренной слюны

из памяти твоей исчезнет очень скоро.
Ведь не тебе дано, занюханный рукав
щекою придавив, в бессилье Святогора
дыханьем омывать тугие стебли трав,

неопалимый куст божественной природы
обняв, средь бела дня вольготно лечь костьми,
за всех за нас достичь немыслимой свободы...
проспаться и успеть... открыто до восьми.


* * *

Охотник - любитель природы.
Припомним: Тургенев, Толстой.
А сколько пернатых в те годы
слеталось на летний постой
в родные края!
"Слышь-ка, барин,
держи по-за лесом левей".
Калиныч сегодня в ударе.
На низкий полёт дупелей
выводит. А ну, брат Тургенев,
исполни коронный дуплет.
Когда-то узнаем, что гений
из Ясной Поляны сосед.
Когда-то поймём: смысл высокий
за долгую жизнь не постичь.
В прибрежную чащу осоки
стремительно падает дичь.


* * *

Скучна мне оттепель...
Пушкин

Весна скучна?
В жемчужно-серых
тонах тонуть весенним днём
совсем не скучно по примеру
деревьев чёрных под дождём.
По скользкой глине прямо с кручи...
Сырых ветвей сквозная сеть
летит в лицо. Едва от сучьев
спасти глаза и замереть
от свежести холодных капель,
скатившихся за воротник,
забарабанивших по шляпе
всё реже, реже... В этот миг
стоять, дышать, дела отсрочив,
смотреть в предчувствии тепла,
как сквозь пунктир пушистых почек
на ветках вербы купола
ближайшей церкви в дымке белой
плывут неслышно через лес.
И вдруг впервые, вслух, несмело
шепнуть: "Воистину воскрес".


* * *

Домашний сфинкс с кошачьей головой,
поверить ли, что нет в тебе загадки?
От кончика хвоста до мозговой
извилины, от бархатистой лапки
до влажной зелени болотистого мха,
надрезанной лучом по вертикали,
от вызревающего в глубине стиха,
окутанного тишиной...- едва ли
продумать всё возможно. Лишь канва
инстинкта безошибочна в азарте
весеннем. Как бледнеют все слова
на фоне серенад гортанных в марте!

* * *

Два дня назад явился блудный сын.
Привычные явления и позы
раскаянья. Всё спишется на трын -
траву, на жажду внутривенной дозы.
В который раз бубнит: "Прости, не бу...",-
слова и те подвержены распаду.
Давно не веришь, закусив губу...
С ним заодно прижизненному аду
обречена. Десятый дантов круг.
Под мельхиором шевелится копоть.
Стальное жало. Очередь из рук,
жгутами перетянутых по локоть.
Со сточным пульсом сеть дырявых жил -
присущий нежилому захолустью
рельеф, где сердце из последних сил
венозный ил проталкивает к устью.


НОВОГОДНЕЕ

Разрывы петард и хлопушек -
весёлого праздника залпы.
Чем больше нагрузка на уши,
тем меньше надежды, что лампы

в подъезде останутся целы.
Чем крепче "горючее" в сумке,
тем больше на некогда белой
извёстке пещерных рисунков.

Игра молодёжная в жмурки:
на ощупь подыскивай пару.
Плевать на дефект штукатурки
пьянющему в дым Валтасару.

Чем гуще махровый слой сажи
на стенах, тем ярче при свете
грядущее видится наше
на будничном автопортрете.

Шагов следопыточных бремя.
Глаза бы в тени низколобой
укрыть, веселиться со всеми...
Иначе - повязку на оба.

Потоп? Или... Нет, чей-то ужин,
побыв содержимым желудка,
остыл на полу в виде лужи,
в которой (такая вот шутка!)

отчётливо виден ребристой
подошвы рельеф. Междометье
на "ё" очень громко и чисто
звучит в двадцать первом столетье.


* * *

Тёмно-зелёный из ельника плотный венок.
Невыносимая траура тяжесть в руке.
Разве забудешь, услышав: "Прости нас, сынок"?
Что же такое? Внутри на каком волоске

всё ещё держится? Как не исчез вообще
весь этот мир - это солнце и люди, и лес?
Божья коровка на цепком зелёном плюще,
ласточки в небе... Зачем не бывает чудес?

Яркие розы и чёрные ленты. Венки,
словно щиты, вкруговую - один к одному.
Букв золотая пыльца, лепестки, лепестки...
Краски живые в глазах до сих пор почему?

Парни с лопатами делают дело, спеша.
Жёлтая жирная вязкая глина. В неё
разве уйдёт всё, что было тобой? Ах, душа! -
ласточка, божья коровка... Неужто враньё?

Из ниоткуда на свет, с теневой стороны
перепорхнула на солнечный теплый гранит
бабочка, гостья, посланница вечной весны -
вроде капустницы самой обычной на вид.


БЕЛКА

Как облачко серое с рыжим...
по древу летучий дымок -
к ладоням. Ещё чуть пониже -
на бережно-белый снежок.
Нет, нет - не поймаешь! Не мышью,
но мыслью обратно наверх.
Никак не привыкнуть к затишью...
Зелёный игольчатый мех.
Прозрачная пауза вдоха
среди серебристых стволов.
И выдох...
И в общем неплохо
порой обходиться без слов,
не зная в какое мгновенье,
в каком заповедном лесу
морозное тихотворенье
поддержит тебя на весу.